Тяжкое золото - Александр Михайлович Минченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фёдор Иванович молчал, он смотрел, как двое незнакомцев опорожняли сейф, третий же гневно смотрел на него, отчего страх и беспомощность перед жестокими и отчаянными бандитами сковал его.
Рябой с Прохой работу с упаковкой золота закончили, Упырь же всё проверил: не оставили ли чего впопыхах.
– Кажись всё, трогаем, – затем повернулся к управляющему прииска: – Ты, Федя, не убивайся по золотишку, рабов на твоём русле много, ещё накопаешь. А мы теперича мимо Бодайбо двинем, в губернию Иркутскую, там и сдадим, кому положено, так что прощевай.
Упырь предусмотрительно солгал управляющему о намерении его отряда продвигаться к Витиму через прииски, что на Бодайбинке. Упырь надеялся: управляющий непременно доложит об этом своему начальству, а посему и рыскать их будут не там, где они на самом деле.
От богатой добычи души бандитов наполнились нескрываемой радостью. Даже Проха, дав было слабину своим чувствам, и то забыл о добитой им невинной человеческой душе.
Оставив управляющего связанным, чтоб не увидел, в какую сторону двинулись всадники, грабители покинули контору…
Те подводы, что шли из средней тайги с золотом и минули опасную встречу с бандой недалеко от Гераськино, благополучно добрались до прииска Весеннего. Золото перекочевало на другие подводы, к нему ещё добавились пуды с ближайших приисков, и поехало оно в сопровождении служивых до прииска Надеждинского.
На прииске Мариинском и на других приисках в связи с бегством рабочих усилился режим. Начальство озлобилось, не давало никакого спуску рабочим, за малейшие провинности штрафы удвоились. И без того изнурительный труд и отношения со стороны служащих стали куда более невыносимыми, внутреннее же негодование рабочих нарастало с каждым днём.
«Да что ж это за жизь такая, хоть ложись в шурф и помирай!» – порой дойдя до отчаяния, многие горняки рассуждали в сердцах.
Но находились рабочие, собирались по двое-четверо, обсуждали жизнь, думали: что в ней можно изменить и можно ли, какие требования выдвигать начальству, как жизнь свою и остальных приисковых рабочих облегчить. Знали мариинские горняки: на других приисках, что в сторону Бодайбо, рабочие тоже негодуют. «Вот объединить бы усилия всех промысловых тружеников, тогда бы этих угнетателей к совести и призвали», – рассуждали горняки, недовольные местными сложившимися порядками.
– Сегодня пришла депеша на наше известие о беглецах. Главноуправляющий дал указание по всем приискам усилить бдительность с хранением золота. Предположение имеется, как бы беглецы не прошлись по золотым кассам, от таких бандитов можно всё ожидать, среди них закоренелые уголовники, оказывается, – сообщил Буравин Решкину и Плешеву.
– Отчего тогда они золото в нашей кассе не забрали? – задумался Решкин.
– А вот это, Савелий Фёдорович, и мне странно сдаётся, – ответил Буравин. – Остерегаюсь я, если задумали они обратно пойти через долину Бодайбинки, как бы и к нам не наведались.
Плешев задумался. Его никак это не устраивало. Его вообще не устраивала поимка сбежавших бандитов, особо в глазах стоял Упырь со своими нешуточными угрозами.
– По мне, так лучше б в тайге сгинули, – высказался Плешев.
– Дорогой Федот Степанович, если с умом, то можно и в тайге выжить. Другое размышляю, это надо быть сущими недоумками, если обмолвились, что вроде как через Витим идти собрались, уж полиция тут, полагаю, не промедлит, тропы-то все известны им глухоманные, – произнёс Буравин.
– Я подозреваю, этот народец всё же пойдёт к Олёкминскому бассейну, путь этот длиннее и лежит через глухую тайгу, но надёжный. А то, что слухи банда распустила, так веры этому нет, не настолько глупы они, чтоб объяснять каждому свои намерения, – предположил Решкин. – А посему, на мой взгляд, скорее на дальних приисках следовало бы ставить кордоны.
– А вот это вернее всего, Савелий Фёдорович, это ближе к истине, – согласился Буравин.
Плешев слушал диалог начальства, когда же прозвучала верная догадка, заметно сник. «Неужели всё так и произойдёт, неужели их поймают? Укажут же тогда эти бандюги на меня, укажут в злобе своей, ох, и не поздоровится тебе, Федот Степанович, ох, и не поздоровится. Дурень ты, Федот Степанович, какой же ты дурень, не узрел в Пестрикове гниду. А ведь знал, что Пестриков гнида, не предполагал, правда, что таким тихим чёртом окажется, так нет, доверился, позарился на дармовщину…»
– Что ты, Федот Степанович, так в лице изменился? Не переживай, поймают и накажут твоих обидчиков. Не в первой полиции беглецов ловить, – видя упавшее настроение Плешева, успокоил его Буравин.
– Да вот, голова что-то побаливает…
– Так иди, приляг, отдохни, сегодня день вроде бы не в запарке.
Как и предполагали Буравин с Решкиным, начальство наверху решило направить усиленные вооружённые наряды на самые дальние прииски, что на речках Хомолхо, Ваче, Ныгрях и особо на реке Жуе и её притоках. Для этого была привлечена и городская полиция. Никто не исключал, что бывшие заключённые с их уголовным прошлым так просто выбираться из тайги не будут, когда вооружены, а на пути золото приисков, которые непременно будут грабить с откровенной алчностью, убивая людей и опорожняя доход промыслов.
Шесть лошадей с седоками и одна навьюченная грузом в полутьме продвигались вдоль речки Вачи. Местами коней направляли вброд через речку в поисках более лёгкого пути без зарослей и крупных камней. Если встречались непроходимые прижимы, шли в долине по лесным дебрям.
– Пора бы присматривать место на ночлег, – предложил Пестриков.
– Вот за ту излучину повернём, там, видать, ключ имеется, по нему вверх и поскребём в сторонку от речки, – ответил Упырь.
На самом деле, за излучиной не оказалось ключа, а была впадина гольца похожая на небольшой каньон и всадники вынуждены были пойти вдоль этого каньона – поджимали сгущающиеся сумерки, а дальнейшее продвижение, рассуждали все, станет скоро невозможным – к началу осени темнеет быстро.
– В ночь сюда никто не сунется, переночуем, а раненько с утречка снимемся, – предложил Упырь.
Пристанище для ночлега искать особо не пришлось, в этом месте выбор был один – только тайга и небо над головой, да и на карте не было знака, который бы указывал на близость какого-либо зимовья, кругом нехоженая глушь.
Вышли на дурнолесье с густыми и высокими зарослями. Развьючили лошадей и привязали их на длинные поводья. На костёр набрать дров не составляло труда – вокруг в достатке сухостой и хворост.
– Подбрось ельнику в огонь, чтоб мошку отогнать, чем ближе к осени, злее твари становятся, – отмахиваясь от назойливых насекомых, предложил Проха Рябому, занимавшемуся разведением костра.
– Только сухое палите, чтоб дыму не было, ни к чему нам привлекаться, – возразил Упырь. – А на мошку,