Не бойся быть моей - Кейт Хьюит

Боже, о чем он думает? Антониос невольно сделал шаг назад, будто отступая от своих мыслей. Он не может предать отца, да и самого себя – свое понимание долга и чести.

– Радуйся тому, что я предлагаю, – равнодушно бросил он брату. – Это единственное, что я могу тебе дать.

Тихо ругнувшись, Лео вышел из комнаты. Антониос рывком встал и подошел к окну, за которым виднелись оливковые рощи. Мозг его кипел.

Брат никогда не был таким разгневанным прежде, а Антониос не знал, что его руководство доставляет тому такое беспокойство, – догадывался, но не знал наверняка, а Лео никогда не был таким откровенным раньше. А может, он просто не хотел видеть то, что брат несчастен, также как не хотел видеть проблемы Линдсей. Как же он слеп.

Прижав руку ко лбу, Антониос отчаянно возжелал, чтобы все было иначе: чтобы отец не заставил его поклясться хранить тайну, чтобы он сам понимал, что его близкие несчастны, и мог это исправить. Если бы он только мог исправить все сейчас – с Линдсей, с Лео.

Устало опустив руку, он повернулся к столу. Иногда изменения просто необходимы.

Поговорив с Дафной, Линдсей вернулась в главную виллу, желая сделать еще одну попытку помочь сестрам мужа с приготовлениями к вечеринке. Парфенопа и Ксанте спорили о том, где расположить доску с семейными фотографиями. Линдсей подошла к ним и принялась рассматривать их.

Она сразу же заметила Антониоса – темноволосого, спокойного мальчика. На миг ей представилось, как мог бы выглядеть их ребенок. Антониос хотел завести малыша сразу же после свадьбы, но Линдсей сдержала его порыв. Ей и так было тяжело привыкать к новой жизни в Греции, и беременность отнюдь не облегчила бы ее состояние.

Она повернулась к сестрам, по-прежнему оживленно спорящим.

Ксанте перехватила ее взгляд и уперла руки в бока.

– У тебя есть предложение, Линдсей? – спросила она с вызовом в голосе. Парфенопа тоже взглянула на невестку, и Линдсей тут же ощутила страх, хотя на нее смотрели всего два человека. Черт возьми, ей совершенно не нужно сейчас впадать в панику.

– Я бы расположила фотографии в углу, – произнесла она.

Брови Ксанте поползли вверх.

– Люди их там не увидят.

– А иначе они просто будут всем мешать, – тихо возразила Линдсей. – А кроме того, люди обычно смотрят в вершину угла, особенно если он прямой.

Увидев замешательство на лицах сестер, она зарделась, но все же пояснила:

– Стены комнаты образуют угол, причем прямой, и вершиной его будет как раз угол комнаты.

Ксанте и Парфенопа продолжали недоуменно смотреть на нее, и Линдсей отвернулась.

– Не обращайте внимания на мои слова, – пробормотала она.

И вдруг раздался голос Антониоса.

– Математическое обоснование для правильного расположения фотографий. Блестяще. – Он вошел в комнату, глядя на жену, отчего она не смогла сдвинуться с места. – Я всегда знал, что фото, где мне восемнадцать, не просто так поставили в самый темный угол.

– Но фотографии можно было подсветить, – вставила Линдсей, чувствуя, как удовольствие поднимается в ней мощной волной, затапливая ее без остатка, только оттого, что Антониос обнял ее за плечи. – Тогда бы твои коленки по-прежнему привлекали взгляды.

– Но признайся, братец, они у тебя и впрямь были… не очень, – заметила Парфенопа, бросив взгляд на одну из фотографий. – А сейчас? Ты носишь костюмы, и ничего непонятно.

– Не признаюсь, – поддразнил ее брат, бросив озорной взгляд на Линдсей. – И, надеюсь, моя жена сохранит эту ужасную тайну.

– Держу рот на замке, – пообещала Линдсей, внутренне сжавшись: отчего Антониос ведет себя так, точно они – влюбленная парочка?

И вдруг она поняла. Он просто притворялся – ради сестер.

– Не думаю, что мои знания математики еще могут пригодиться, так что я пойду домой.

– Я пойду с тобой, – подхватил Антониос. – Мне нужно отдохнуть перед ужином.

Ксанте и Парфенопа обменялись многозначительными взглядами.

Выйдя, Линдсей быстрым шагом пошла к их вилле. Антониос догнал ее и пошел рядом.

– Это слишком трудно, Антониос. Притворяться перед всеми. Это неправильно.

– Я знаю.

Она остановилась, как вкопанная.

– Тогда почему бы нам не сознаться?

– Подумай о моей матери, Линдсей.

Она прикусила губу.

– Думаю, она знает. По крайней мере, догадывается.

Антониос резко повернулся к ней.

– О чем это ты?

– Дафна говорила со мной сегодня утром. И по ее словам я поняла, что она знает. По крайней мере, она упомянула то, что я несчастна.

Губы мужчины сжались в полоску.

– То есть она оказалась более прозорлива, чем я.

Линдсей положила руку на его плечо.

– То, что произошло между нами, Антониос, уже в прошлом. Мы оба виноваты в том, что было. Так давай примем это и пойдем дальше.

В его глазах мелькнула какая-то искорка.

– Пойдем дальше?

– Я имею в виду… каждый своим путем. – Линдсей умолкла и покраснела.

Он не ответил, лишь посмотрел на нее долгим взглядом – испытующим и оценивающим.

– Поужинаем вместе сегодня? – внезапно предложил он.

Линдсей удивилась.

– Я думала, что мы поужинаем вместе со всеми, в главной вилле.

– Нет, давай поужинаем вдвоем.

На его лице была написана решимость и уверенность – точно такое же выражение, как тогда в Нью-Йорке, когда он пригласил ее на свидание, и игривость в голосе не могла замаскировать серьезности его намерений: он хотел пригласить ее на свидание, хотел, чтобы она влюбилась в него. И она влюбилась – так быстро и бесповоротно, что голова ее, казалось, кружилась и через неделю после знакомства, когда они уже приехали в Грецию.

– Антониос… – нерешительно произнесла Линдсей.

– Прошу тебя, – мягко произнес он.

Все повторялось – тогда, в первую их встречу, она тоже поддалась его обаянию, его улыбке, проникающей в самую душу, и он сказал: «Чего мне будет стоить пригласить вас на кофе?»

Слезы застилали глаза Линдсей, она отчаянно сожалела о том, что они когда-то потеряли. Можно ли надеяться на второй шанс? Надежда – опасная вещь.

– Хорошо, – прошептала она.

Антониос мерил гостиную шагами в ожидании Линдсей, чувствуя, как в желудке что-то сжимается от напряжения, но вместе с тем сердце радостно поет в предвкушении вечера. Он тщательно запланировал все, начиная с того, что они будут есть, до музыки и цветов на столе. Ему хотелось, чтобы этот вечер был прекрасным, и, концентрируясь на деталях, было легче не думать о возможных провалах.

Например, о том, что будет, если Линдсей ему откажет.

Нет, этого не должно произойти. Он не допустит подобного исхода. Он уже однажды смог удержаться на самом краю пропасти: одной лишь силой воли и тяжелой, изнуряющей работой спас предприятие от разорения. И теперь нужно так же приложить все усилия, чтобы спасти свой брак. Он сделает все, чтобы восстановить отношения с Линдсей. Сегодня вечером.