Холодное блюдо - Джонсон Крейг

Когда я вернулся в город, Руби сообщила мне, что Жюль куда-то ушел. Она поговорила с Джимом Келлером и попросила привезти сюда Брайана. Еще она оставила сообщение на автоответчике Эсперов и пока не получила ответ.

– Во сколько им сюда прийти?

Я задумался об Омаре и аэропорте, Эрни Брауне и газете, а еще Верне Селби и суде.

– Может, в пять? И позвони снова Эсперам, лучше уж убить двух зайцев одним выстрелом.

– Неудачная фраза. – Руби потянулась за телефоном и нажала на вызов.

Я подошел к суду и вошел через заднюю дверь возле публичной библиотеки. Наше здание суда было одной из первых построек на этой территории, что придавало его внешнему виду непоколебимое постоянство. Изнутри же, напротив, все разваливалось из-за многочисленных изменений. Дешевые панели, потолки из звукоизолирующей плитки и потертый зеленый ковер простирались по всему периметру освещенного флуоресцентным светом пространства. Я называл это место «пристройкой для вздохов». Кабинет Верна находился на втором этаже, поэтому я помахал чопорным дамам в кабинете заседателя дальше по коридору, подошел к разваливающейся лестнице и поднялся по ступенькам.

Я сел на один из стульев Верна и подождал, пока он закончит разговор. Верн – опрятный пожилой мужчина лет семидесяти с тонкими прядями серебристых волос, из-за которых он походил на растрепанного Сесила ДеМилля. Как раз такого человека вам бы захотелось увидеть в зале суда: аристократичный, спокойный, даже немного величественный. Верн определял судьбы людей, но это не мешало ему постоянно путать дни недели.

– Сегодня вторник?

– Понедельник, Верн.

– Похоже, у меня где-то потерялся день.

Я задумался, куда он мог запропаститься между воскресеньем и понедельником.

Верн облокотился на стол и аккуратно уперся подбородком в сложенные руки.

– Этот Притчард…

– А ты не слышал? – откинулся я на стуле. – Он уже не проблема.

В меня вперился этот норвежский взгляд.

– Мне кажется, проблемы только начинаются.

– Ты знаешь то, что не знаю я? – расставил я руки.

Верн не отводил взгляд.

– Я думаю лишь о том, что этот прискорбный случай мог усугубить старые недовольства по поводу дела Маленькой Птички.

– Усугубить. Таким словам учат в университете? – Я зевнул и откинулся еще сильнее. – И что мне делать с этим усугублением?

Глаза все еще смотрели на меня.

– У тебя есть возможность быстро с этим разобраться?

– Могу признать свою вину и арестовать себя.

Верн тоже откинулся в кресле, и я слушал тихий свист, пока из кожаной обивки выходил воздух. На моем стуле не было обивки. Это усугубляло ситуацию.

– Уолтер, уверен, не мне тебе говорить, что это дело вполне может выйти всем нам боком. – Он положил кончики пальцев на край стола и вздохнул. – То было громкое дело, после которого осталось много недомолвок как в резервации, так и за ее пределами. – Верн ненадолго замолчал. – Почему ты все усложняешь?

– У меня плохой день, – развалился я на стуле.

– Я уже понял. Это как-то связано с делом Коди?

– Не совсем, – покачал я головой.

– Наверное, нам надо решать проблемы по одной. Ты говорил с семьей девочки?

Я внимательно посмотрел на него.

– Ты собрался учить меня, как работать, Верн? – Он поднял руки в знак поражения. Мы молча смотрели друг на друга. – Лонни Маленькая Птичка – диабетик, ему ампутировали обе ноги. Мне показалось, это ставит его на последнее место в списке подозреваемых.

Мы снова поиграли в гляделки.

– Это он сидел в инвалидном кресле в проходе во время суда.

Верн слегка качнул головой и велел мне идти взмахом руки.

– Мы поговорим в среду.

– Среда будет послезавтра, Верн, – разрядил я обстановку, когда уходил.

Время близилось к четырем, когда я ехал в аэропорт. Мне казалось, Омар придет пораньше – он всегда так делал. Местный аэропорт был знаменит Фестивалем реактивных самолетов, проводившимся в честь одного события в начале восьмидесятых: 737-й «Вестерн Эйрлайнз» перепутал наш аэропорт с аэропортом Шеридана и остановился всего в рекордных полутора тысячах метрах. Город отпраздновал это чудо авиации шумной вечеринкой. Пилота, Эджера Лоуэлла, приглашали сюда ежегодно. И он так же ежегодно отказывался. Мы никогда не считались центром, но к нам все равно приезжали игроки в поло, простые мужики, богачи и охотники. Игроков в поло привлекал Конноспортивный центр; мужиков – игра в ковбоев за пару тысяч в неделю; богачи просто сбегали от мира, который сами и строили; а охотники приходили к Омару. До сих пор никто не смог до него добраться, но попытки не прекращались.

Омар был местной загадкой, этакой знаменитостью Бигхорна. Если пройтись по всей длине хребта вдоль гор, то можно увидеть собственность семи человек, одним из которых был Омар Роудс. Его ранчо находилось на северной развилке Рок-Крик в верхней части округа, простиралось от I-90 до дикой местности Клауд-Пик и было размером с половину Род-Айленда. Омар был родом из Индианы и унаследовал ранчо от богатого дяди, который презирал остальных членов семьи. Омар знал абсолютно все об охоте и огнестрельном оружии. Его личная коллекция была известна во всем мире, а из международных охотников, приезжавших к Омару в качестве клиентов, можно создать легион. У Омара был личный аэропорт на ранчо, но после того, как власти сократили длину его взлетно-посадочной полосы, охотники на больших самолетах приземлялись здесь.

Я проехал через сетчатый забор и припарковался рядом с диспетчерской. Старые залатанные бетонные площадки тянулись по плоской поверхности обрыва, а рядом с ними на сильном ветру дрожал потрепанный конус. Я прошел мимо белого шлакоблочного здания, на котором было указано «ДЮРАН, ВАЙОМИНГ, ВЫСОТА 1510»; пожалуй, название штата было приписано на тот случай, если кто-то очень сильно заблудится. Я просто обожал парочку старых «Вентур», стоящих вдоль конца взлетно-посадочной полосы, которые затмевали три «Сессны-150», прикованных цепью к асфальту перед зданием. На этих железных птичках никому нельзя было летать, поэтому они просто стояли, пока их капоты и носы со временем выцветали. Из двигателей медленно вытекало на бетон авиационное топливо, а наклейки «Бюро лесного хозяйства» уже начали отклеиваться. На углу здания я посмотрел вдоль полосы и увидел то, что искал: Джорджа Армстронга Кастера, прислонившегося к кабине экипажа.

Нельзя сказать, что он выглядел как генерал, частично не обидев Омара, – тот был красивее и минимум на голову выше нашей Златовласки. Искусственно потрепанная шляпа с серебристыми краями свисала с его головы, а руки были вложены в карманы длинного пальто «Хадсон» с серебристым воротником из койота. Местные считали его настоящим денди, но мне казалось, что у него просто есть стиль. Мы познакомились из-за длительных бытовых разборок. Омар и его жена Майра пытались убить друг друга из-за восьмилетнего разваливающегося брака; инцидент начался с кухонной утвари и закончился, насколько мне было известно, парочкой пуль 308-го калибра – выпущенных из свадебного подарка дяди. Оба были отличными стрелками, и им невероятно повезло, что оба промахнулись; они не могли жить ни вместе, ни порознь. На данный момент они все же разошлись, и на Рок-Крик стало значительно тише. Омар всегда выглядел сонным, но никогда не спал.

– Если человек хочет здесь убить невинное животное, как ему поступить?

– Да иди ты. Нет такого понятия, как «невинное животное», особенно здесь.

Я прислонился к сверкающему «Шевроле» и задумался, почему у него всегда все такое чистое. Наверное, на него работают как минимум человек двенадцать.

– Ты что, не смотрел канал «Дисней»?

– Мне больше нравилось «Дикое королевство Омахи». – Омар зевнул и сдвинул шляпу. Его кобальтовые глаза оценивали расстояние до гор, и, если прислушаться, можно было услышать щелчки его внутренних приборов, пока они считали километры и выверяли траекторию. – В любом случае животное, которое тебя интересует, никогда не было невинным.