Затворник - Сергей Волков

— О! — прервался вдруг Вепрь — А вот и вести из города!

Из ворот Новой Дубравы резво скакал всадник. Свернув с дороги, он держал путь к месту стоянки.

— Рассветник, Коршун! Поднимайтесь! — Сказал Вепрь, вставая — Клинок!

— Дай спрошу, пока не забыл! — вскрикнул Пила — А что с твоим лесником стало? Слуги колдуна узнали, что он тебя скрывал?

— Не знаю, почтенный горожанин. — сказал Вепрь — Я пытался узнать о нем, и посетил его дом, когда пришел конец позорных лет, но в его домике уже никто не жил. Но дом Кайса не сожгли, и оставлен он был не очень давно, а я провел в Засемьдырье годы. Поэтому есть надежда, что даже если старик умер, то не враги убили его.

5. ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ

Вместо Борца на этот раз приехал молодой и по виду знатный боярин. Среднего роста, широкоплечий и широколицый, с короткой густой бородой. Поздоровавшись, он назвался Орланом и рассказал обо всем, что предпринимал в Дубраве воевода. Говорил он так обстоятельно, что Пила даже удивился, как это у одного человека в голове за раз столько укладывается и ничего не путается.

«Наверно, он поэтому у воеводы для особых поручений» — подумал Пила.

Орлан перечислил, кто из людей ходил в какие дома (заверив про каждого, что это человек проверенный), и куда ходил он сам, с кем там говорили, что спрашивали, и как им отвечали. Рассказал, о чем Борец толковал с вчерашними и сегодняшними караульными, и какие указания разослал стоящим теперь.

Со всех его слов выходило, что к поручению Борец отнесся куда как серьезно, но толку от этого не было пока никакого. Краюхи никто не видел. Нашлись люди, похожие на Краюху, но во всех тут же опознали здешних. Нашли также нескольких горюченцев, оказавшихся в городе, но среди них наоборот, никого подходящего не оказалось.

— Воевода еще спрашивает, — добавил Орлан — не стоит ли оповестить старост, пусть прикажут его высматривать по улицам.

— Это нельзя. — ответил Рассветник — Не хватало еще, чтобы десятские мужики на него где-нибудь налетели! Тогда точно хлопот не оберемся.

— Что тогда воеводе передать? — спросил гонец.

— Подожди… Скажи пока нам вот, что: — сказал Рассветник — Есть в Дубраве граждане, которые в позорные годы служили колдуну?

— Колдуну? — переспросил Орлан удивленно, и даже чуть поморщившись.

— Да-да, колдуну. Не удивляйся. Я вижу, воевода тебе доверяет, значит и мы можем. Знаешь ты таких людей?

— Или, может быть, кто-то, кто с людьми Затворника были в дружбе? — добавил Коршун.

— Да, есть. — чуть подумав, ответил озадаченный Орлан. — В позорные годы Затворник выбрал себе в городе поверенного — Рысь, боярского рода. Когда колдуна убили в Стреженске, то Рысь убили тоже. Убили еще несколько человек, которые выполняли его поручения. Но кое-кто и остались — те, что были на всяких мелких посылках, или просто знались с Рысью или с другими как он…

— Можешь их по именам назвать? — спросил Рассветник.

— Некоторых могу. Чтобы всех назвать, надо еще в городе поспрашивать.

— Тогда так и сделай. — сказал Рассветник — Еще скажи Борцу от меня: Стражу у обоих ворот и на стенах пусть усилит и велит глядеть в оба, особенно ночью. Старшины пусть обходят посты почаще. Если этот наш человек, или кто-то еще ночью попробует выйти из города выйти, чтобы его хватали без разговоров. Вот именно, чтоб без разговоров. — добавил, как бы утвердил Рассветник, и увидев недоумение на лице Орлана, пояснил: — Не подумай, что мы ваших бояр держим за брехунов. Но ты и воевода должны понимать — с нашим беглецом шутки плохи. Кто с ним заговорит, того он может погубить одним словом. А если, когда его станут вязать, он начнет драться, то драться будет… ну, неслабо так. Пусть ваши люди будут ко всему готовы. И знаешь, лучше если ты сам все это скажешь заступающим на стражу. Передай воеводе, что мы так и просили — чтобы ты с ними говорил.

— Ладно. — ответил Орлан.

— Сейчас уже ночь близко — сказал Рассветник — Мы в город не пойдем, заночуем здесь. К утру узнай, о чем мы просили, а там уже мы сами по их дворам проедемся. За нами если что, сразу присылайте, хоть посреди ночи, а если все тихо будет, то мы сами приедем утром. И воеводу поблагодари от нас.

— Это все? — спросил Орлан.

— Да, поезжай.

Только теперь развели огонь, перекусили и устроились на ночлег. В караул Рассветник поставил первым Клинка, за ним — Коршуна, и только под утро Вепря — за то, что сторожил днем. Сам Рассветник, когда остальные уже собирались спать, принялся за новый обряд.

Он сел недалеко от костра, поджав ноги. Вынув меч, пошептал что-то на обнаженный клинок, потом зачерпнул острием из кострища золы и, так же бормоча себе под нос, стал по чуть-чуть трусить пепел на землю. При этом он вел низко пригнутым к земле мечом по воздуху, как бы очерчивая перед собой круг.

Пила с любопытством наблюдал за колдовством. То же делал и Коршун.

— Что это он опять? — спросил наконец Пила шепотом.

— А? — переспросил Коршун, словно завороженный таинственным действием и вдруг одернутый — А… Ты это… Спи-ка давай! Много будешь знать — сгорбишься раньше времени.

Сгорбиться скорее положенного Пиле не хотелось. Поэтому он поспешил отвернуться, закутаться и закрыть глаза.

«Краюху в городе не нашли… — думал Пила — Почему так? Был бы он тут — не стал бы скрываться. Значит, либо не доехал, либо что еще может быть?»

Рассветник тем временем дочертил круг, положил меч на колени, придерживая обеими руками, и закрыв глаза, продолжал шептать заклинания. Вдруг уже остывший пепел на земле ало вспыхнул и затлел. Перед витязем образовалось тусклое огненное кольцо…

На заре, еще до восхода, все пятеро путников были на ногах. Завтракать на сей раз не стали — общим решением было подкрепляться в дубравской корчме. Быстро собрались и двинулись в город. По дороге Пила слышал в пол-уха разговор Рассветника с Клинком. Рассветник сказал, что если злыдень вчера был в городе, то за ночь из него не вышел. Почем ему было это знать — Пила не подумал и не спрашивать не стал.

Через ворота на этот раз пропустили без всяких разговоров. Пиле дорогу указывать уже не приходилось — город его спутники, кажется, более-менее знали. Да и знать тут было много не надо — все четыре улицы деревянного города встречались у ворот детинца, соединяясь в площадь-торг, не очень широкую — примерно сто на сорок обхватов. За то, что площадь была замощена бревнами, ее иначе называли ковром.

Ехали по городу молча. Почти никто за утренним часом гостям не встретился. Кругом стояла тишина, только из-за двух-трех оград их облаяли собаки — не очень усердно, а так, для порядка. Все лавки, окружавшие «ковер» были закрыты — многие из них торговали только по особым торговым дням. Еще здесь же на площади стояли все три дубравских постоялых двора. Один был для постояльцев важных — купцов, заезжих бояр и прочих. Два других — для людей попроще. Хозяин у обоих чернонародных трактиров был один. Первую гостиницу он держал открытой круглый год, а в другой обычно жили лишь пара сторожей. Она принимала постояльцев только на осеннюю ярмарку, или когда с полуночи вверх по реке Плотве притаскивали баржи с красногорским железом, в городе тогда их обычно уже дожидались обозы купцов-перекупщиков, или еще по каким-нибудь важным случаям. Но сейчас дорогу на закат перекрыла захребетская война. Полуденный Стреженск-Приморский удел сотрясали раз за разом нашествия кочевников ыканцев, и уже третий год оттуда никто не приезжал. Торговля в Новой Дубраве поутихла, и ворота «запасной» гостиницы были закрыты.