Друг - Б. Седов

Ничего, ребятишки! Через три недели я вернусь. Я вернусь, и тогда мы обязательно встретимся, господин Палач, дорогой Виктор Федорович. И ты расскажешь мне о том, как прошла встреча на платформе Ручьи… Куда ты денешься? Расскажешь… Славке ты сумел загнать кинжал в сердце. Посмотрим, сумеешь ли мне.

Когда до озера осталось совсем немного, туман рассеялся и даже выглянуло солнце. Таранов толкнул Лешку:

– Просыпайся, турист… Озеро скоро! Приехали.

Лешка открыл глаза, встрепенулся, потер лицо рукой. И – блеснула за соснами синяя гладь воды – Городно. Скрылась. Потом появилась снова. И снова скрылась. А потом озеро, залитое солнцем, легло перед глазами во всем великолепии.

Заляпанная грязью «Нива» ехала по берегу, среди сосен, к хутору из нескольких строений. Навстречу машине бежала крупная поджарая собака. На крыльце одного из домов стоял немолодой мужчина и, прикрыв глаза ладонью, смотрел на приближающийся автомобиль – приехали!

К двум часам дня стало ясно, что Таранова упустили. На звонки никто не открывал, к телефону тоже не подходили. Сунулись на стоянку, где Таранов держал машину. Охранник сказал, что заступил в десять. В это время «Нивы» уже не было. Охраннику сунули в лицо милицейскую ксиву и получили адрес того, кто дежурил ночью. Съездили, разбудили. Выяснилось, что Таранов «и с ним парень какой-то» забрали машину около четырех часов ночи.

– Упустили? – зловеще спросил Палач.

– Это Скутер, – сразу ответил Бомбила. – До четырех была его смена. В четыре должен был меня разбудить. А разбудил только в начале шестого.

– Дождь шел, – сказал Скутер. – Глаза сами закрывались.

– Упустили, – констатировал факт Палач. Он понимал, что Бомбила со Скутером отсидели в машине больше двадцати часов. Что устали, и дождь… И он сам виноват – надо было ребят сменить. Но это ничего не меняло: Таранов ушел. Вероятно, он засек слежку… Оставалась слабая надежда, что это не так. Что это случайность и Таранов скоро появится.

Скутер начал эту тему двигать:

– А куда он денется-то? Ну, уехал куда-то по делам, а может – на рыбалку… Так вернется. Тут мы его и возьмем.

– А если он морду твою срисовал? – спросил Палач зло. – Или номер «форда»? Что тогда? Он парень-то, видно, тертый.

– Да нет, Виктор Федорович, – возразил Скутер, – он нас не засек. Не мог засечь… Я думаю, они на рыбалку рванули. Сторож говорил – помните? – что пацан был с рюкзаком. Может, уже сегодня к вечеру вернутся. Тут мы их и возьмем.

– Моли Бога, чтоб вернулись, – раздраженно сказал Палач. Про себя он решил, что до десяти вечера Сыну ничего не будет докладывать… Может, действительно вернутся? Тогда и вопрос отпадет. А если нет – придется доложить. И виноват во всем будет он, Тришкин. Эх, зря поторопился доложить Сыну об успехе.

Ни к десяти, ни к полуночи, ни к утру Таранов с Лешкой не появились. Палач позвонил Сыну. Грант Витальевич был занят более серьезным вопросом и к информации отнесся несколько рассеянно.

– Худо, – сказал он, выслушав доклад. – Но мне сейчас некогда, Виктор. Ты разберись сам.

Палач удивился. Он ожидал гораздо более острой реакции на свое сообщение.

А Сын был озабочен исчезновением своего начальника охраны. В субботу Реброва еще никто не хватился – у него был законный выходной. Но в ночь с субботы на воскресенье молоденькая сожительница Савелича начала все-таки волноваться и подняла панику, связалась с охраной. Сотовый телефон Савелича был отключен, сообщения на пейджер оставались без ответа… В боулинг-клубе сказали, что был, отыграл свой обычный час и уехал… Больше никто Олега Реброва не видел.

Сын был встревожен не на шутку.

Палач этого не знал. Он продолжал работу по розыску Лехи Малкова и Таранова.

Вечером Палач в сопровождении двух бойцов нанес «визит» родителям Алексея Малкова. У Палача была ксива сотрудника МВД. Она не понадобилась – родители Лешки абсолютно ничего не могли сказать про сына. Да и вообще соображали с трудом. Сына назвали «сукой неблагодарной» и «выблядком». Наперебой вспоминали, как он банку браги у отца-то родного с матерью отобрал и в унитаз вылил.

– Все с ними ясно, – сказал Палач. – Везите их в «колхоз». Попробуем получить генеральную доверенность на квартиру.

«Колхозом» называлась база отдыха одного из ЗАО, принадлежащего Папе. Расположенная в глубине Карельского перешейка, уединенно, она здорово подходила для решения некоторых деликатных задач. Семейку алкашей следовало подержать там и поработать с ними на предмет продажи квартиры.

Алкашей увезли. Палач остался один. Больше трех часов он досматривал Лешкину комнату. Нашел записную книжку и стал названивать по телефонам, записанным в ней… никто ничего сказать ему не мог. Виктор Федорович забрал записную книжку с собой – там оставалось еще шесть телефонов, где никто не снимал трубку.

Потом он поехал в офис, оттуда позвонил Бомбиле и Скутеру, которые безвылазно паслись у дома Таранова. На вопрос: как у вас? – Бомбила ответил: все тихо… а когда нас заменят?

– Искупайте вину, – сухо сказал Палач. Он чувствовал, что и сам очень устал за последние дни. Он выкурил сигарету и еще раз прозвонил те шесть телефонов из Лехиной книжки, которые не отозвались. До одного дозвонился, но никакой полезной информации не добыл. Все это было очень скверно… Только, казалось, получил хороший результат – бац! – и все сорвалось. А Сын – не Папа… «Отец мой слишком мягок и либерален…» Да, гайки, видно, закрутит. Тем более, что молод и горяч. Да с амбициями.

Палач выкурил еще одну сигарету и снова взялся за телефон. На этот раз он позвонил Сизову, который дежурил возле дома Мордвиновых.

– Костя, – сказал зам. директора «Франчески», – что у тебя?

Сизов ответил так же, как и Бомбила:

– Тихо… Сейчас пошла за вином. Второй раз сегодня.

– Понял. Я сейчас приеду, будем с ней общаться. Сильно пьяная она? Разговаривать сможет?

– Если быстро приедете – сможет.

– Еду.

В 23.44 наряд милиции обнаружил на Новороссийской улице брошенный автомобиль «пежо». Место, где нашли машину, было совершенно глухим. С одной стороны улицы стоял бетонный забор завода «Красный октябрь», с другой находились корпуса складов и строений станции Кушелевка… Место мрачное и безлюдное даже днем. В полночь – тем более… Какого черта сюда занесло престижную иномарку? Старший наряда решил проверить.

Салон машины оказался пуст и… незаперт. Ключи с брелоком сигнализации находились в замке зажигания. Движимые профессиональным чувством бдительности (или желанием поживиться на халяву) милиционеры заглянули в багажник. Внутри лежал труп мужчины.

Лида даже не спросила: кто там? А просто открыла дверь. На лестничной площадке стояли двое мужчин. Один постарше, лет сорока, в костюме и галстуке, с «дипломатом». Второй, никак не старше тридцати, – в джинсах и кожаной жилетке.

– Здравствуйте, Лидия Викторовна, – сказал тот, что постарше. – Мы из общественного фонда «Родители против наркотиков». Меня зовут Борис Борисыч, моего коллегу – Игорь Юрьевич. Примите, пожалуйста, наши соболезнования в связи с той невосполнимой потерей, которую вы понесли… Вы позволите войти?

Лида пожала плечами, посторонилась, впуская в прихожую. От нее густо пахло алкоголем.

– Лидия Викторовна, – сказал Палач, – мы понимаем, что деньгами горю не поможешь, но тем не менее… наш фонд оказывает материальную помощь родителям, у которых случилась такая трагедия, как у вас. Вы позволите?

– Что я должна позволить?

– Вручить вам деньги… К сожалению, немного – тысячу рублей.

Лидия взялась пальцами за виски, пытаясь собраться, взять себя в руки. Она пила второй день, мысли путались.

– Пройдите в комнату, – сказала она неуверенно. – Разуваться не надо, у меня не прибрано… извините.

– Да ну что вы! Не стоит извиняться.

В комнате был бардак, с экрана телевизора солидный человек в адмиральском мундире говорил о мерах по спасению моряков с «Курска». На столе стояла открытая бутылка водки, стопка.

– Я тут немножко… – сказала Лида, – извините.

– Мы вас понимаем. Извиняться не стоит, – ответил Палач и вытащил из дипломата конверт с печатью «Франчески». Из конверта он извлек десять сторублевых купюр. – Вот, возьмите, пожалуйста, Лидия Викторовна.

На этот шаг Палач пошел для установления контакта. Тысяча рублей не деньги, а у человека появляется какое-то доверие к тому, кто ничего не просит, а, напротив, дает. Нехитрая уловка, которая срабатывает даже в эпоху «лохотронов».

Лида взяла деньги.

– Спасибо, – механически сказала она. – Не желаете чаю? Или, может быть, водки?

– Э-э… чисто символически, – отозвался Палач. – Помянуть вашу дочь, разделяя горе.