Улыбка убийцы (в сокращении) - Лиза Скоттолине
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Год. Познакомились в университете. Я технарь. А она училась на медицинском, но потом бросила учебу и пошла работать.
— А кто тот другой мужчина, если позволите спросить?
— Не знаю, но человек он не бедный. Купил ей машину.
— Как же вы позволили? Надо же было сражаться за свою женщину.
— Не мой жанр, — пожал плечами Билл.
Мэри решила сменить тему:
— Как долго Кейша проработала у Сараконе?
— Два месяца, правда, с перерывами.
— Она что-нибудь рассказывала о нем?
— Не многое.
Ладно.
— Когда вы ее видели в последний раз?
— В среду утром, когда она уходила на работу.
Мэри стало не по себе.
— И вас не тревожит ее долгое отсутствие?
— Нет. Теперь такое случается. Она с ним.
Мэри напряглась:
— Билл, с ней ведь могло случиться что-то очень плохое. Девушка она привлекательная — и вдруг пропала.
— Она не пропала, — усмехнулся Билл. — Она с ним.
— Но вы же не знаете этого наверняка! Спросите у себя: почему она мне позвонила? По телефону ее голос звучал очень встревоженно. Я думаю, нам следует обратиться в полицию. Вы же говорите, что любите Кейшу. Зачем же так рисковать?
— Погодите, мне нужно подумать.
Билл молчал, покусывая нижнюю губу, но терпения у Мэри не хватило. Она достала сотовый и набрала номер:
— Детектива Гомеса, пожалуйста. Я по личному делу.
Через несколько секунд он взял трубку:
— Гомес.
— Детектив, это Мэри Динунцио. Исчезла сиделка, о которой я вам говорила. Кейша Грейс, та, что…
— Динунцио, вы сказали, что звоните по личному делу.
— Оно и есть личное. Для меня. Да и звоню я по линии, которая не прослушивается.
— Не смешно. Особенно после вашего фокуса.
— Какого фокуса?
— С газетой, с вашим журналистом. Назвали ему мое имя. Рассказали ему все, хотя по делу еще ведется расследование.
У Мэри даже рот открылся от удивления.
— Я и близко к нему не подходила на этой неделе.
— Возможно. Но в статье содержатся подробности, которые он мог получить только от вас. Вы не уважаете правила нашей профессии, и мне это не нравится.
— Подождите, а я думала, это вы ему проболтались.
— Чушь!
— Послушайте, давайте на минуту забудем об этом. Я звоню по поводу сиделки, Кейши Грейс. — Мэри старалась не сорваться на крик. — Она исчезла. Не появлялась дома со среды.
— Откуда вы это знаете?
— От ее бойфренда. Он здесь, рядом со мной.
— Ну так и дайте его мне. С вами я разговаривать не хочу.
Мэри протянула трубку Биллу, прикрыв ладонью микрофон:
— Пожалуйста, поддержите меня.
Билл кивнул, поднес трубку к уху:
— Все верно, с утра среды ее нет… У Сараконе она проработала два месяца.
Мэри одобрительно кивала.
— В этом нет ничего необычного. Она и раньше время от времени исчезала.
Мэри перестала одобрительно кивать.
— На прошлой неделе она отсутствовала два дня. На позапрошлой — день… Мне она ничего такого не говорила. Я не думаю, что она чего-то боялась.
Нет! Мэри вырвала у него телефон.
— Детектив Гомес! — крикнула она.
Но Гомес уже положил трубку.
Глава 9
В понедельник утром солнце отчаянно пыталось пробиться сквозь тяжелые тучи, нависшие над Филадельфией. Впрочем, Мэри погода не интересовала. Она снова взялась за работу. Хотя работать ей предстояло не в офисе, а в поместье Сараконе, в Бёрчранвилле. Из газеты она узнала, что похороны Джованни должны состояться именно этим утром, а это означало, что никого из Сараконе — и Чико тоже — в доме не будет.
Она приглядывалась к тому, что происходило за окнами ее машины. Сельская дорога была пуста, если не считать грузовиков, один за другим въезжавших в ворота: автофургоны компании, поставлявшей еду и напитки, три фургона из цветочного магазина, большой синий грузовик с мебелью — грузовик был открытый, и Мэри увидела в нем ряды элегантных стульев из белого дерева. Зачем все это было нужно, Мэри понимала. Обычно итальянцы после похорон устраивают поминки.
Наконец она вышла из машины и решительно направилась к дому. Ворота стояли нараспашку, ожидая новых машин. Мэри, стуча каблуками по асфальту, перешла улицу, думая о том, что ее темно-синий костюм сильно ограничивает число ролей, которые она могла бы попытаться сыграть. Выглядела она как адвокат.
Лихорадочно размышляя, Мэри миновала ворота, дошла до парадной двери и позвонила.
Дверь открыла пожилая женщина в старомодной черно-белой форме горничной.
— Здравствуйте. Чем могу помочь? — спросила горничная с испанским акцентом.
За ее спиной пронеслась девушка с огромным букетом белых калл, навстречу ей торопился официант с хрустальной чашей, наполненной булочками в глазури.
— Рада вас видеть. — Мэри протянула руку. — Я из компании по организации поминок.
— Организации поминок? — нахмурилась горничная.
— Да, я координирую обеспечение цветов, еды, столовых приборов. — Мэри вступила в вестибюль. — Все, что тут сейчас происходит, это мы устроили. Такое мероприятие требует профессионального подхода, любителю его не поручишь. Я спланировала все это с Меланией.
— С Меланией? Она ничего мне об этом не говорила.
— Я приехала, чтобы убедиться: все в порядке, поминки пройдут без сбоев. Джованни гордился бы всем этим. — Мэри щелкнула пальцами, чтобы остановить еще одну цветочницу, проходившую мимо с букетом розовых гладиолусов. — Стойте! Это цветы для гостиной, она у вас за спиной!
Мэри надеялась, продемонстрировав знание планировки дома, убедить горничную в том, что она выполняет работу, о которой, признаться, и не подозревала до настоящего момента.
— Поставьте их рядом с камином. На столик красного дерева, так просила Мелания.
— Извините, — сказала молодая цветочница и повернула к гостиной, однако горничная все еще взирала на Мэри с бдительным вниманием сторожевой собаки.
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Рикки Браули. — А что, один раз прошло. — Мелания вам обо мне не говорила? — ответа Мэри дожидаться не стала. — Мы с ней когда-то работали вместе. Наверное, она не хочет, чтобы об этом знали. Некоторым людям такое кажется неподобающим — организация поминок, — но ведь нужно быть реалистами, правда? Бедный Джованни, она так любила его, так любила.
Горничная молча слушала ее, склонив голову набок.
— И Джастин, бедняжка. Теперь все легло на его плечи, все эти инвестиции. Покупай, продавай! Продавай, покупай! — Информация, доказывавшая, что она хорошо знакома с семьей Сараконе, подходила у Мэри к концу. — Как он держится?
— Хорошо.
— А Чико? Он ведь всегда был главной опорой семьи. Надежный, как скала, верно?
— И он хорошо. — Горничная наконец немного расслабилась — наклонилась к Мэри и прошептала: — Я его не люблю. Он подлый.
Это вы мне рассказываете!
— Ну, милочка, у каждого человека есть и хорошие стороны.
— Только не у Чико, — покачала головой горничная.
— Ладно, милочка, мне пора браться за дело. Нужно все успеть подготовить. — Мэри схватила за рукав официанта, проносившего мимо блюдо с овощным салатом, вытянула из салата морковку и с громким хрустом разгрызла ее. — Превосходно! — объявила она и подтолкнула официанта в сторону столовой, а затем снова повернулась к горничной: — Будьте добры, проверьте, не начали уже на кухне варить кофе? Я не хочу, чтобы он перестоял.
— Конечно, — сказала горничная и направилась к кухне.
Мэри деловито вошла в гостиную, где цветочницы расставляли по столам вазы с букетами, сделала несколько очевидных замечаний и, пока передвигала вазу с каллами, заприметила дверь. Что за ней находится? Кабинет? Очень был бы кстати. Мэри подобралась поближе к двери. Тут в гостиную зашел цветочник с вазой, полной роз, и Мэри подозвала его к себе:
— Минутку! Пойдемте со мной!
Мэри дернула ручку двери, втолкнула цветочника внутрь и быстро огляделась. Темно-синие стены, кожаная мебель, еле уловимый запах сигарного дыма. Да, это явно кабинет, и, по-видимому, самого Сараконе. Мэри не терпелось остаться здесь одной.
Она указала цветочнику на письменный стол:
— Пожалуйста, поставьте вазу рядом с телефоном — она смягчит общую картину. — И как только он вышел из кабинета, подбежала к этому столу.
Один за другим она выдвигала ящики стола. Ничего интересного. И вот последний нижний ящик — балансовые отчеты на имя Сараконе. От первой же цифры у Мэри глаза на лоб полезли: ух ты, 19 347 943 доллара!
Она заглянула в следующий отчет, в котором значилось: 18 384 494 доллара. Отчеты охватывали период в три года. Цифры разнились в зависимости от рынков, однако неизменно оставались близкими к внушительным 20 миллионам долларов. Ничего себе! Где же Сараконе ухитрился разжиться такими деньгами?