Английская мадонна - Барбара Картленд

— Граф Хэвершем здесь? — негромко спросил Александр Колвин, но вопрос, казалось, прокатился по всему холлу, отражаясь от стен. Прекрасная акустика, машинально подумала Теодора…

— Да, но его светлость принимает гостей. Он, несомненно, сможет уделить вам завт…

Дворецкий не договорил — отец не дал ему закончить фразу, в которой к концу нарастал унизительный смысл.

— Вы доложите обо мне сейчас же, я правильно понимаю? — спокойно проговорил Александр Колвин, и тон его был не допускающим мыслей о возражении. То, как все прозвучало, заставило дворецкого взглянуть на этого уверенного в себе мужчину с явной оторопью. Он не был готов к такому…

Теодора проследила, как лакей успел принять у отца цилиндр и легкое пальто, и сейчас, когда барон выпрямился, в холле явно доминировала его аристократическая натура.

— Вы меня слышали? — доброжелательно окликнул он дворецкого еще раз, и голос его звенел, как натянутая тетива, немного вибрирующая на верхних нотах, но был все таким же негромким, спокойным, полным достоинства. — Вы объявите нас как мистера Александра Колвина из Маунтсорреля и мисс Теодору Колвин!

Говоря это, он услышал голоса из гостиной и, не дожидаясь дворецкого, пересек холл.

Какое-то мгновение прислуга не понимала, что происходит. Потом все засуетились, но Александр Колвин уже почти достиг двойных дверей красного дерева, где перед ним успел втиснуться кто-то из слуг, вспомнивших о своих обязанностях.

Дворецкий отворил одну дверь, проворный лакей одномоментно с ним рывком распахнул вторую, и Александр Колвин с внутренним чувством безусловного превосходства над всеми, которое не было явлено, но ощущалось в ауре этого человека, вошел туда, откуда слышались голоса. Гостиная, куда величественно ступил отец, а за ним и она, Теодора, — походкой скованной, но не настолько, чтобы это было заметно, была не просто красивой, а хотелось сказать — помпезной. Теодоре бросились в глаза два хрустальных канделябра с дюжиной горящих свечей в каждом.

В дальнем конце гостиной собрались гости, их было несколько, целая группа, и дворецкий провозгласил:

— Мистер Александр Колвин из Маунтсорреля, милорд, и мисс Теодора Колвин!

Внезапно воцарилась полная тишина. Теодоре показалось, что все вокруг головокружительно замерцало. Глазам было трудно на чем-либо остановиться. Отец медленно, но уверенно двинулся через гостиную к собравшимся в дальнем углу нарядным людям, и Теодоре ничего не оставалось, как следовать за ним. Так они и шли напрямик — напролом? — не зная, кто среди группы людей здесь «главный», к кому дворецкий обратился «милорд».

После момента почти физически материализовавшегося в воздухе колебания, объяснением которому могло быть единственно удивление, от потрясенной нарядной стайки возле камина отделился человек и сделал несколько шагов по направлению к ним. Он был так же высок, как и ее отец, широкоплеч и, к изумлению Теодоры, молод! А она-то чаяла увидеть седого старца. И этот отнюдь не старец был очень, очень красив! Вот только выражения его лица девушка не поняла. Точнее, она боялась его истолковать. Ей стало страшно.

Она была в замешательстве: ее отец навязал себя графу, который, очевидно, не ждал ничего другого, а только того, что они отправятся в отведенные им комнаты, и уж, разумеется, не будут врываться на его приватный прием.

Но Александр Колвин — со вздернутым подбородком, со взглядом чуть-чуть сверху вниз — ничуть не смутился, а напротив, был преисполнен решимости привести ситуацию в соответствие с собственным о ней представлением.

Опередив графа в приветствии, мистер Колвин протянул ему руку:

— Добрый вечер, милорд! Прошу прощения за то, что я и моя дочь прибыли с таким опозданием, но виноваты дороги: дождь, знаете ли… колеса вязли в грязи, и кучер наш заблудился. Пожалуйста, примите мои извинения, особенно учитывая, что из-за нас вы теперь вынуждены повременить с ужином…

Намек на то, что гостям, по сути, предложили немного поголодать, пока вновь прибывшие наглецы соизволят спуститься к столу, заставил Теодору покрыться краской стыда. Щеки ее нежно порозовели.

И тут она обнаружила, что если отец мог так виртуозно совладать с непредвиденной ситуацией, то, после некоторых колебаний, граф от него не отстал — они, фигурально выражаясь, шли ноздря в ноздрю!

— Очень рад видеть вас, мистер Колвин, — с достоинством и радушно перехватил инициативу граф Хэвершем. — Искренне и весьма сожалею, что ваше путешествие оказалось таким неприятным.

Мужчины обменялись рукопожатием, и Александр Колвин, все еще владея ситуацией, добавил:

— Позвольте представить вам мою дочь.

Теодора впервые посмотрела на графа прямо, и ей показалось, взгляд его серых глаз странным образом пронзает ее насквозь.

Он смотрел на нее так, словно она чем-то его озадачила. Ну конечно… Ее одежда… Наскоро где-то перелицованная, где-то перекроенная в тщетной попытке выглядеть поприличнее. Но куда там… Она выглядит бедной родственницей в благородном семействе. Как он еще может смотреть на нее? Теодора внутренне сжалась в комок и готова была провалиться сквозь землю. Однако присела в положенном реверансе — колени ее внезапно ослабли, и она едва справилась с накатившей на нее горячей волной, а ничего не подозревающий граф проговорил тоном дружеской заинтересованности:

— Я познакомлю вас с моими друзьями! И предлагаю начать с шампанского…

Появился лакей с подносом, уставленным бокалами. Свечи посылали в стекло бокалов свои золотистые отражения. Голова Теодоры кружилась. Отец непринужденно взял с подноса бокал, легко и изящно, а Теодора, желая повторить этот жест, почувствовала, что ее рука, взявшая хрустальный шедевр с золотого подноса, дрожит.

Граф быстро начал их представлять:

— Мистер Александр Колвин, леди Шейла Терви, мисс Колвин.

Дальнейший перечень имен скользнул мимо сознания Теодоры. Она думала лишь о том, что никогда в жизни не видела такой красивой и особенной женщины, как эта самая леди Шейла.

В платье из зеленого шелка, с обнаженной шеей и плечами, украшенными изумрудами и алмазами, стоившими, должно быть, сумму немалую, леди Шейла блистала, и ее ярко-рыжие волосы, казалось, отражались в зеленоватых глазах золотистыми искрами.

Ее губы были малиново-красными, ресницы определенно затемнены тушью, и Теодора не сразу поймала себя на том, что глядит на нее, приоткрыв рот, как ребенок разглядывает что-то непонятное ему живое и яркое.

— А теперь, — сказал граф, завершая этап представления, — я уверен, мистер Колвин, вы и ваша дочь не отказались бы умыться и переодеться с дороги. К сожалению, мы так неблизко от Лондона…