Код Бытия - Джон Кейз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я только вернулся, – сказал Риордан.
– Ну и?..
Последовала пауза.
– Значит, хочешь знать, что я выяснил? Отвечаю. Я не выяснил абсолютно ничего, – наконец произнес Риордан.
– Что?!
– Подожди, – сказал детектив и заорал кому-то: – Да, да! Дай мне пять минут! Хорошо? Итак, он устроил мне полную обструкцию, – продолжил Риордан уже в трубку. – Не произнес ни единого слова.
– Как насчет адвоката? Ты спросил парня…
– Похоже, ты не понял. Говорю же: он ни слова из себя не выдавил. Ничего. Мы зачитали ему его права на всех языках и…
– А ты уверен, что он все понял?
– Да, да, понял. Это было видно по его глазам. Он понял каждое наше слово. И что из этого?
– Ему надо было предоставить адвоката.
– Конечно! После пары часов пустого времяпрепровождения я попросил назначить адвоката. Подумал, вдруг тому удастся что-нибудь из него вытянуть? Хотя бы имя. Значит, еще пару часов мы ждали адвоката. А затем еще полчаса протирали штаны, ожидая конца их беседы. Угадай, что из этого вышло? Правильно, ни-че-го. Говорил только юрист, Джон Доу как дерьма в пасть набил. Поэтому я снова взял слово и произнес речь о том, в какой великой стране он находится. Сказал, что у нас все равны и не имеет значения, кто ты, важны лишь твои поступки. Добрые или злые. Я заявил, что нам не требуется его имя, чтобы судить или даже казнить. Он может предстать перед судьей под именем Джона Доу, и приговор будет абсолютно тот же. Если же он откажется с нами сотрудничать, то может уже считать себя трупом.
– Ты это сказал?
– Да, и добавил, что его обвиняют в убийстве первой степени и поджоге, и у нас достаточно доказательств, чтобы добиться его осуждения. Я перечислил все факты, которые мы собрали, и продемонстрировал кинжал.
– Ты принес нож в больницу?
– Я принес не только нож, однако не волнуйся, я за них расписался.
– И как он прореагировал?
– Да никак. Ты сфинкса когда-нибудь видел? – Риордан издал характерный резкий смешок. – Кое-какая реакция последовала лишь тогда, когда я показал парню бутылочку.
– Какую еще бутылочку?
– Флакон от духов или еще хрен знает чего. Тот, что нашли в его карманах.
– Что же он сделал?
– Ничего, но я почувствовал: эта штука для него что-то значит. Его глаза немного округлились.
– Округлились глаза?
– Ага.
– Хм-м…
Детектив проигнорировал сарказм Ласситера.
– Я вполне серьезно. Вид бутылочки его поразил. Закажу в лаборатории повторный анализ. Может, они что-нибудь упустили? Наркотик или что-то еще.
– А затем?
– Одним словом, сидя с ним и его адвокатом, я упомянул о том, что пока не знаю, что может потребовать обвинитель – смертной казни или пожизненного заключения, это будет зависеть от его поведения. Я сказал, что мы располагаем доказательствами предумышленности содеянного, и доказательства эти прочны как скала. Затем я рассказал ему о спирали, по которой он будет катиться вниз. Через несколько дней мы отправим его в защищенное помещение больницы Фэрфакса, после чего…
– Что значит «защищенное помещение»?
– Больничная палата с пуленепробиваемыми окнами. Ты не представляешь, сколько подозреваемых получают травмы во время совершения преступления. А узнаешь – не поверишь. Одним словом, в каждом административном округе имеется защищенное помещение. В Вашингтоне оно расположено в Генеральном госпитале округа Колумбия. И здесь, в Фэрфаксе. Обходится страшно дорого. Когда подозреваемый обретает более или менее сносную форму, его переводят в защищенное помещение. Решетки, стальная дверь, замки снаружи и все такое.
Ну ладно. Я объяснил, что дальше дела пойдут еще хуже. Когда он немного поправится, ему будет формально предъявлено обвинение, и из больницы его перевезут в тюрьму графства. Не исключено, что поместят в тюремный лазарет, но в любом случае это будет тюрьма. Тот самый путь вниз, о котором я уже говорил. Доктора, насколько мне известно, сегодня уменьшили Доу дозу болеутоляющего, чтобы он не был таким обалдевшим и я смог с ним потолковать. Я видел, что ему не по себе и он ждет укола. В присутствии адвоката угрожать ему было глупо, но все же я дал понять, что медицинский персонал в тюрьме графства выдрессирован, как служебная собака.
– Господи, что ты несешь, Риордан!
– Брось, я сказал ему правду. Они действительно заняты, и он скорее всего не получит того лечения, которое имеет сейчас. И я не вру. Я сказал ему, что год назад – ты можешь проверить это по подшивке «Пост» – был скандал. Страшное дело. Получилось так, что ни один из больных в тюремном лазарете не получал никаких лекарств. Сестра пичкала их пустыми таблетками из тех, что дают просто для утешения, продавая медикаменты на сторону.
– Джим…
– Итак, я сказал ему, что если он станет более покладистым, то, может быть, проведет в защищенном помещении больницы неделю. Не исключено, что две. Одним словом, достаточно долго для того, чтобы встать на ноги.
– Ну и?..
– Ничего.
– Ты уверен, что он понял?
– Да.
– Почему ты так уверен, если он не произнес ни слова?
– Потому что он владеет английским – объясняется с сестрами: я хочу пить, голоден, мне больно. Парень прекрасно говорит с ними. Кроме того, я еще кое-что заметил. Мне довелось допрашивать около двух тысяч человек, и я могу составить определенное мнение. Этот парень – крепкий орешек. Уверяю тебя, полиция допрашивает его не впервые.
Ласситер поверил.
– И это все?
– Более или менее. Доктор вышвырнул нас. «Пациенту необходим отдых», – певуче прогундосил Риордан. – Доктор посылает сестру сделать пациенту вливание димедрола, мы поднимаемся на ноги, а Джон Доу выглядит действительно скверно. Он испытывает сильную боль – это видно невооруженным глазом. Он потеет и время от времени мычит, словно ему уже невмоготу. Итак, я сурово взглянул на него и заявил, что еще вернусь, а он посмотрел на меня, ухмыльнулся и знаешь что выдавил из своей набитой дерьмом пасти?
– Что?
– «Чао».
– Чао?
– Точно. Это звучало как «сукин ты сын» или что-то вроде того. Если бы он уже не был в лечебнице, я бы его туда отправил.
Ласситер помолчал немного и спросил:
– И что же ты теперь намерен предпринять?
– Все, что ему обещал, – мрачно ответил Риордан. – Начнем с перевода в защищенное помещение. Доктор сказал, что если ничего не случится, мы сможем переправить его уже на следующей неделе.
В День благодарения Ласситер выбрался из постели около восьми и увидел, что погода намеревается взять реванш. За окнами атриума кружились крупные красивые снежинки. Такой снегопад обычно показывают в начале рождественского кинофильма.
Джо быстро оделся, вытащил из холодильника пару банок консервированного тунца и пошел к машине. Консервы должны были послужить платой за участие в «индюшиной пробежке» – забеге на пять миль, который каждый год собирал не менее двух тысяч бегунов. Машина пробивалась сквозь водоворот снежных хлопьев, и Ласситер, чтобы лучше видеть, почти лег грудью на руль. Видимость была настолько скверной, что идущие впереди машины превратились в огоньки хвостовых фонарей, то и дело пропадающих в снежных вихрях. Во время такого снегопада все почему-то твердят, что «он скоро кончится» или «снег долго лежать не будет», однако когда Ласситер отыскивал место для парковки в Александрии, весь мир уже покоился под плотной снежной пеленой.
Многие заявляют, что самые дельные мысли приходят к ним во время пробежек, потому что ритмичные движения тела якобы раскрепощают ум, но Ласситер не принадлежал к таким людям. Во время бега он думал о самых примитивных и сиюминутных вещах: куда поставить ногу, не лучше ли снять перчатки, где повернуть и откуда взялась боль в колене. Что это – настоящая травма или игра воображения?
И в сегодняшнем забеге его мысли крутились вокруг подобных проблем. Он думал о скорости и о том, как далеко до следующей мильной отметки. Он намечал направление, которое позволит с наименьшими потерями обогнать соперников. Он моргал, не позволяя снегу попадать в глаза, вслушивался в напряженное дыхание бегущих рядом людей и восхищался тем, как ему тепло, несмотря на мороз. Его мысли неслись вслед за снегом. Ласситеру даже казалось, что сам он исчез, осталось одно движение.
Перед финишем он обратил внимание на весело и приветственно вопящих зрителей, выстроившихся по обеим сторонам дороги. Они поддерживали выбивающихся из сил бегунов выкриками «Держишься молодцом!» или «Почти пришел!». Когда Ласситер пересекал финишную черту, световое табло было запорошено снегом, но он все же разглядел свое время – 31:02. «Совсем неплохо», – подумал он. Услышав, как кто-то из организаторов забега выкрикивает: «Мужчины налево, женщины направо!» – он помчался в укрытие следом за коротышкой в красных обтягивающих рейтузах. Вокруг него тяжело дышали люди, лица их раскраснелись, а от плеч и голов поднимался пар. Снег продолжал падать большими невесомыми хлопьями.