Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник) - Патрик Квентин

– Тогда рассказывайте, что там у вас.

Он склонился вперед. Одутловатое красное лицо сблизилось с моим, и я отчетливо увидел блеск в его глазах.

– Я не сумасшедший, – сказал он. – Теперь я твердо знаю. И хочу, чтобы вы тоже знали об этом.

– Рад за вас, – отозвался я без особого энтузиазма в голосе, как и без какой-либо убежденности в справедливости его утверждения.

Но его едва ли интересовала моя реакция. Он торопливо продолжал:

– Несколько дней подряд я действительно думал, что постепенно лишаюсь рассудка. В ту ночь, когда услышал звук тикера у себя в комнате. На прогулке, когда прямо у меня в ухе раздался голос моего биржевого агента. Этого вполне достаточно, чтобы любой человек на моем месте посчитал себя не вполне нормальным, не правда ли? Но затем вы нашли у меня в кармане секундомер. Я все обдумал и пришел к выводу, что меня намеренно подталкивали к безумию. Запугивали, чтобы я окончательно сошел с ума.

Я натянул простыню под подбородок и ждал, что еще он добавит к сказанному.

– Я разобрался в тонкостях их игры, – он говорил с легкой одышкой. – Мне теперь понятно, зачем меня травят. Хотите знать причину?

– Крайне интересно.

Он бросил беглый взгляд себе за спину на закрытую дверь.

– Когда я прибыл сюда, то пребывал в убеждении, что полностью разорен. Все вокруг, как мне казалось, падало и рушилось. Но я знал также, что кое-что у меня осталось, и я потеряю даже эти деньги, если продолжу игру на бирже. А остановиться сам был не в силах. Вот для чего я создал трастовый фонд, назначив доктора Ленца одним из его попечителей. – Лариби, как я отчетливо понял, нуждался сейчас только в слушателе, и потому предпочел помалкивать. – Причем условия таковы, – продолжал он, – что ему достанется четверть моего состояния, если я умру или на самом деле сойду с ума, – теперь в его голосе стали мелькать лукавые нотки. – Я подумал, что это заставит его лучше присматривать как за моими деньгами, так и за мной самим. Видите ли, я не думал, что слишком богат и подобная сделка может представлять опасность. Только поэтому я и пошел на нее. – Ему явно казалось, что он совершил очень хитрый ход, хотя для меня даже это звучало как чистое сумасшествие. – Повторю, – напомнил он, – что на тот момент я считал себя почти совершенно разоренным. Но теперь узнал, что по-прежнему остаюсь очень состоятельным человеком. У меня два миллиона долларов. И Ленцу это тоже прекрасно известно. Если я схожу с ума, полмиллиона долларов достаются его лечебнице. Полмиллиона! – он снова понизил голос. – Понимаете теперь, о чем я? Это огромные деньги, Дулут. А мне стало известно еще одно весьма примечательное обстоятельство. Все сотрудники лечебницы имеют свой пай в ее доходах, свой финансовый интерес в ее процветании. Разве не ясно после этого, зачем они хотят лишить меня рассудка? – Он рассмеялся. – Наивные. Они считают, что это им удастся. Да я более душевно здоров, чем любой мой коллега с Уолл-стрит!

Здесь я вполне готов был с ним согласиться. И логику его рассуждений тоже не подвергал сомнениям. Ленц ведь сам сообщил мне, что получит немалую выгоду, если Лариби навсегда поместят в государственную психиатрическую больницу как неизлечимо больного.

Некоторое время мы оба молчали. Силуэт Лариби четкой тенью вырисовывался на белой стене. Поредевшие волосы растрепались, как у неряшливого мальчишки.

Мне было трудно судить, насколько в здравом уме он находился. Еще труднее решить: заслуживал он сочувствия или нет. Мне он не нравился. Более того, вызывал во мне острую неприязнь, когда я вспоминал печаль, застывшую в глазах Айрис. Но ведь, если разобраться, передо мной сидел уже постаревший и совершенно беззащитный человек. А я и сам уже пережил достаточно, чтобы не понимать, какую веселую жизнь устроил ему некто, пока неизвестный.

– Им меня не одурачить, – неожиданно заявил он. – Я все еще вполне нормален, нахожусь в здравом уме, а потому только что составил новое завещание. Львиная доля моего состояния должна была отойти дочери. Она числилась попечительницей фонда наряду с Ленцем. Ей бы достался миллион наличными, если бы меня довели здесь до умопомрачения, о чем она прекрасно осведомлена. А уж она не стала бы им мешать, Дулут. Только не она.

Он сделал паузу, окинув меня выжидающим взглядом, словно мне полагалось именно сейчас вставить свой комментарий. Но я не смог выдавить из себя ничего более конструктивного, чем кривая усмешка.

– Я вложил сто тысяч долларов в образование этой девицы, – почти прорычал он. – И как же она поступает после этого? Отправляется в Голливуд, чтобы стать кинозвездой. Берет себе псевдоним Сильвия Дон, понимаете ли! И чем ей не угодила наша фамилия? Причем она ни разу не приехала на восток, стоило мне заболеть, Дулут. О, нет! Для нее важнее всего всегда была карьера, а не здоровье отца. На меня ей наплевать. – К этому моменту Лариби оказался полностью поглощен своими семейными проблемами. И разговаривал уже не со мной, а сам с собой. – Но что-то ее не очень заботила карьера, когда прошлым летом она вышла замуж за своего проходимца. Сначала пудрила мне мозги. Мол, он – серьезный врач, но скоро выяснилось, что на самом деле это безвестный актеришка из водевильной антрепризы! – Пальцы Лариби отбивали дробь по одеялу на моей постели. – Дочь самого Дэна Лариби выходит замуж за дешевого гуляку и паяца! Как вам это понравится? Думаю, его тоже заинтересовали мои деньги. Так вот, оба останутся в дураках. От меня ни она, ни он не получат ни цента. – Он не без злорадства рассмеялся, но внезапно совершенно сменил тон и спросил чуть ли ни застенчиво: – Вот мисс Браш – совсем другое дело. Она не из тех вертихвосток, которые готовы выскочить замуж только ради денег, вы согласны, Дулут?

Я машинально с ним согласился, не имея на сей счет никакого мнения, потому что как-то ни разу не задумывался об этом.

– Конечно, за ней ухлестывают все, кому не лень. Морено, Трент, все до единого. И ревнуют ее. Но ей нравлюсь я. Она по-настоящему влюблена в меня, Дулут, – он склонился совсем низко и говорил мне почти в ухо. – И я могу раскрыть вам важный секрет. Мы с ней поженимся. Как только я выпишусь отсюда, мы сыграем свадьбу.

И место и время казались не самыми подходящими для поздравлений, но я вышел из положения более или менее достойным образом.

– Я чувствовал, что вы нам симпатизируете, Дулут. И могу рассчитывать на ваше понимание того, как я поступил. – Он снова бегло обернулся к закрытой двери. – Я изменил условия завещания. Теперь все достанется Изабелле. Вот почему я пришел к вам. Текст завещания при мне, а Изабелла дала мне свою авторучку. Я хочу, чтобы вы стали свидетелем. Но нам следует соблюдать осторожность. – Он рассмеялся визгливо и взволнованно. – Они бы сделали все, чтобы остановить меня, если бы что-то пронюхали. Эти люди готовы на любую пакость. Думаю, они могли бы даже пойти на мое убийство.

Мне никак не удавалось выработать в голове правильную линию поведения. С одной стороны, Лариби именно сейчас выглядел не вполне нормальным и более свихнувшимся, чем я когда-либо видел его прежде, но во всем, что он говорил, присутствовали несомненная логика и здравый смысл.

– Вы спросите, почему я не уезжаю отсюда как можно быстрее, – продолжал шептать он. – По самой простой причине. Я не могу оставить здесь Изабеллу одну без защиты. Она тоже окажется в опасности, стоит им обо всем выведать. Поймите: они все домогаются Изабеллы, как и моих денег.

Лариби начал рыться по карманам пижамы. Из одного он кончиками пальцев достал лист бумаги, сиявший белизной даже в темноте.

– А, вот и завещание. Все, что от вас требуется, это заверить подлинность моей подписи в качестве свидетеля.

Я оказался несколько смущен. Но потом решил, что не мое дело выдвигать какие-либо возражения. Хотя вся эта затея представлялась мне чистейшим сумасбродством, для Лариби она явно многое значила. И в конце концов, разве не плыли мы все в одной лодке, будучи пациентами клиники Ленца? Я чувствовал себя обязанным по мере возможности поддерживать своих товарищей по несчастью.

Мои познания в области юриспруденции были, мягко выражаясь, достаточно скудными, но сейчас представлялось не столь уж важным, признают завещание действительным или нет.

– Я подпишу документ, – сказал я. – Но для этого хотелось бы хоть что-то видеть в этой непроглядной темнотище.

– Верно, верно. – Лариби с готовностью снова запустил руку в карман и вынул какой-то небольшой предмет. – У меня есть спички. Целый коробок.

Меня это поразило. Ведь все мы считались потенциальными пироманьяками, имеющими болезненное влечение к поджогам. Раздобыть спички в лечебнице было труднее, чем бутылку абсента или водки.

– Мне их дала Изабелла, – объяснил Лариби. – Как и авторучку.

Он чиркнул спичкой и поднес небольшой язычок пламени ближе к бумаге. При тусклом мерцающем свете стали видны синие прожилки вен на его красном лице. Я слышал учащенное хрипловатое дыхание, когда склонился вперед, чтобы прочитать написанное неровным почерком завещание.