Санкта-Психо - Юхан Теорин

Раньше он их не замечал – внимание было приковано к рисункам, он просто не видел эти пятнышки.

Похоже на маленького зверька. Белка?

Он положил большой палец на обрез и перелистал книгу: быстро отпускал страницы по одной – и белка задвигалась! Он вспомнил, что так начиналось искусство мультипликации, в школе рассказывали: рисовали на каждой странице, скажем, дровосека… и, если быстро перелистывать книгу, дровосек начинал рубить дрова.

Белка, оказывается, кочевала из книги в книгу. В «Зверомастере» она прыгала в самом низу, в «Ста руках принцессы» и «Вивеке в каменном доме» допрыгала почти до середины, а в «Ведьминой болезни» доскакала до самого верха и исчезла. Все четыре книги были частями мультипликационного фильма о побеге маленькой белки.

Белка убегает.

Это, несомненно, знак. Во всяком случае, он понял это как знак.

20

Помещение, арендованное «Богемос» для репетиций, находилось в гавани, в нескольких кварталах от бара «У Билла». Совершенно пустая комната, только стены оклеены ячейками от яиц, чтобы гасить эхо.

Ян сидит за ударными. Он управляет ритмом, и в то же время ритм управляет им. «Богемос» начали с классики – Sweet Home Alabama. Устойчивый четырехтактный ритм, ему это было не трудно. Разогревшись, они больше часа играли старый рок.

Реттиг то и дело поворачивался к нему с микрофоном в руке и одобрительно подмигивал:

– Чуть мягче дробь, Ян!

Ян кивает – понял. Многие годы он в одиночестве сидел за компьютером и компоновал музыку. Странное чувство – оказаться среди живых музыкантов. Сначала нервничал, потом стало лучше и лучше.

Установка «Тама» довольно потрепанная, ничуть не лучше, чем его собственная, даже, пожалуй, похуже. Кожа на бочке и малом барабане потертая, вот-вот лопнет. Ну что ж… можно не осторожничать.

– Отлично, – улыбается Реттиг. – Плотнее и плотнее.

Кроме него и Яна еще двое – Расмус, вторая гитара, и бас-гитарист Андерс. Оба за все время репетиции не проронили ни слова, только иногда поглядывали исподволь, и Ян так и не понял, что они думают по поводу новобранца, заменившего их постоянного ударника Карла.

Интересно, а они тоже охранники из клиники?

В четверть девятого они начали собирать оборудование. Гитаристам собирать особенно нечего – они суют инструменты в футляры и исчезают. Остались Реттиг и Ян – он знает, что Реттиг ждет ответ.

– Хорошо играешь, – похвалил Реттиг, – африканский стиль.

– Спасибо. – Ян встал с табуретки. – Приятно было поработать.

– Ты и раньше играл в группе?

– Конечно, – врет Ян, не задумываясь.

Они замолчали. Стало неправдоподобно тихо – наверное, из-за яичных ячеек. Реттиг принес из прихожей длинный футляр и посмотрел на Яна:

– Надумал что-нибудь? Насчет вчерашнего?

Ян опустил голову.

– Сегодня День детей, четвертое октября, – сказал он тихо. – Ты знал об этом. Ларе?

Парс покачал головой, не отрываясь от работы, – он развинчивал штатив микрофона.

– А разве не День коричных булочек?

– И это тоже.

Они опять замолчали.

– А у тебя есть дети, Парс?

– Почему ты спрашиваешь?

– Общаясь с детьми, становишься мудрее.

– Да, наверное… но, к сожалению, детей у меня нет. Девушка есть, а детей нет. А у тебя?

– Нет… Своих нет.

– Ну ладно… такты надумал что-нибудь? – повторил Парс вопрос.

– У меня есть еще один вопрос… что вы от этого имеете?

– В общем, ничего, – ответил Реттиг после паузы.

– А не в общем?

– Чепуха какая-то… берем немного за доставку. Надо же сортировщика как-то заинтересовать. Сорок крон за письмо. На этом не разбогатеешь.

– И только письма? – Ян уже не помнил, в который раз он задал этот вопрос, но Реттиг оказался терпеливым парнем.

– Да, Ян. Обычные письма.

– О’кей… Можно попробовать.

– Прекрасно. – Парс положил разобранный штатив на пол. – Сделаем так. Ты получаешь от меня пакет, а в следующую ночную смену захватишь его в комнату свиданий. Ночью, как можно ближе к полуночи. Но не каждую ночь… – Он достал из сумки какую-то распечатку. – Только когда работает один из нас. Вот расписание смен.

– Один из вас? Ты и кто еще?

– Карл. Наш ударник. – Ларе понизил голос. – Он тоже в охране… Значит, так. Где-то после одиннадцати ты поднимаешься на лифте в комнату для свиданий… Проверь, конечно, нет ли там кого, но могу гарантировать – никого не будет. Войдешь в комнату, положишь конверт под подушку на диване. И вернешься к детям. Они ведь спят в это время?

Ян кивнул. Вспомнил про двух электронных Ангелов.

– Есть вопросы?

– Насчет доставки – нет. Но мне хотелось бы побольше узнать о больных.

Реттиг укладывает в футляр микрофон, в другой – свою соло-гитару.

– Мы не имеем права говорить о наших больных, ты ведь знаешь.

– Что они делают там, наверху?

– Ничего особенного… Ждут. Как и мы все, ждут. Все только ждут и ждут.

Ян молчит. Спросить, не спросить? Наконец решается:

– А среди ваших… пациентов… нет ли случайно некоей Алис Рами?

Реттиг быстро покачал головой. Настолько быстро, что Яну показалось, он даже не попытался вспомнить.

– Нет. Анна есть, Апида есть… никакой Алис.

– А Бланкер?

На этот раз Реттиг задумался.

– Да… Бланкер есть. Мария Бланкер.

Ян вздрогнул и подался вперед:

– Сколько ей лет?

– Не старая.

– Лет тридцать?

– Может быть… тридцать, тридцать пять… очень пугливая. Или, может, скрытная. Сидит в одном из женских отделений и почти не выходит.

В одном из женских отделений… значит, их несколько?

– А у нее есть дети в подготовительной школе?

Ответы на вопросы следуют со все увеличивающимися промежутками.

– Может быть… к ней иногда приводят ребенка.

– Мальчик?

– Девочка.

– А как ее зовут?

Реттиг разводит руками и смотрит на часы:

– Мне пора домой. – Он кладет портфель на стол, не отпуская ручку, и внимательно смотрит на Яна: – Вернемся к письмам, Ян… Когда у тебя ближайшая ночная смена?

– Завтра.

– Прекрасно.

Реттиг достает из портфеля большой белый конверт, толстый, в несколько сантиметров. Две буквы выведены тушью: S. Р.

– Можешь оставить вот это?

Ян принимает тщательно заклеенный скотчем конверт и взвешивает на руке. Не открывая, ощупывает.

Мягкий. Пачка писем… и только? Ничего твердого, никаких пакетиков с порошком наощупь он не обнаружил.

– Хорошо.

Он кивает Реттигу и пытается уговорить себя, что действует правильно.

21

На следующий день после репетиции с «Богемос» он сменяет в «Полянке» Ханну Аронссон. Не успел Ян снять куртку, она появилась из подушечной с приложенным к губам пальцем. Вид довольно уставший.

– Ш-ш-ш…

Дети только что уснули. Он молча кивает, проходит в комнату воспитателей и быстро сует рюкзак в свой шкаф. Рюкзак с конвертом – его первое секретное задание. Почтальон Ян.

И в кухню – к Ханне. Та стоит и ждет завершения цикла в посудомоечной машине.

– Спят хорошо?

– Надеюсь. – Она вздыхает. – Они сегодня как с ума посходили. Дуются друг на друга, ревут, дерутся…

– А сколько их?

– Как всегда… – Ханна посмотрела на него с легким удивлением. – Лео, Матильда и Мира.

Они замолчали. С Ханной не так-то легко завязать разговор. С другими в «Полянке» – пожалуйста, говори на любые темы, все получается легко и непринужденно. Но не с Ханной. Клещами слова не вытянешь. И все же Яну есть о чем с ней поговорить.

– Ханна, помнишь, я рассказывал тебе на той неделе…

– Что?

– Ну… как я работал в детском саду и однажды потерял ребенка в лесу.

Она кивает – да, помню.

– А ты… ты никому про это не говорила?

По ее лицу невозможно что-либо прочитать. Большие, спокойные, ничего не выражающие глаза.

– Никому.

– Хорошо.

Ему вдруг показалось, что Ханна хочет еще что-то сказать. Нет, должно быть, и вправду показалось – вытащила последнюю партию посуды из посудомойки, расставила в шкафу и закрыла дверцу:

– Все. На сегодня все.

– Конечно. Какие планы на вечер?

– Еще не знаю… Наверное, схожу в спортзал.

Он и так догадывался, что Ханна держит себя в форме: тонкая, но мускулистая фигура, хорошо натренированное тело. Не как у Алис Рами – та худая, как былинка.

Через десять минут Ян запирает за Ханной дверь и остается в одиночестве. Ни телевизора, ни стереосистемы – только эхо вчерашнего рока с «Богемос». Неожиданно для себя он получил большое удовольствие от репетиции. Интересно, будет ли приглашать его Ларе Реттиги в дальнейшем?

Вполне возможно. Надо только с честью справиться с ролью почтальона.

Дети крепко спят, и делать совершенно нечего. Ждать, пока стрелки покажут одиннадцать.

Он присел с книгой в кухне. Но сосредоточиться на чтении не может, все время поглядывает в окно, где царит непроглядная осенняя мгла.