Аляска золотая - Андрей Бондаренко

— Здесь — настоящая цивилизация! — с гордостью объявил Лаудруп. — Есть даже самые натуральные постоялые дворы — с белыми простынями! По крайней мере, мне так рассказывали знающие люди…

Небольшая гостиница, действительно, обнаружилась. Причём, всего в четверти мили от причала.

— Переселяемся! — решил Егор. — Только и о безопасности надо позаботиться. Первые сутки у дверей постоялого двора дежурят русские караулы, вторые сутки — шведские. Ну, и так далее…

На первом этаже поселились Уховы, Шлиппенбахи и Фрол Иванов. На втором этаже в одном номере разместились Петенька и Томас, в другом девочки — под надзором Наомисан, с которой Санька сняла все подозрения. Рядом находилась комната Людвига и Герды. А супруги Меньшиковы разместились в мансарде, под самой крышей.

Егор, чуть поразмыслив, забрал с собой на берег и заветный кожаный саквояж, в котором находилась половина «золотого запаса» экспедиции и все Санькины украшения.

«Правильно, братец, правильно!», — полосатым котом Матроскиным из детского мультфильма замурлыкал внутренний голос. — «Куриные яйца, как нас учит народная мудрость, всегда надо держать в разных корзинах. Тем более что серьёзные ремонтные работы на корабле всегда сопряжены с определённым бардаком…».

Когда накормленные и уставшие дети, наконец, уснули, Егор и Санька, попрощавшись с четой Лаудрупов, поднялись к себе в мансарду.

Их гостиничный номер оказался на редкость уютным: метров двадцать пять квадратных, тёмная мебель, деревянный некрашеный пол из досок местной акации, а на кровати обнаружилось самое настоящее постельное бельё. Правда, роль подушек играли тщательно свёрнутые шкуры горных лам, завёрнутые в белую холстину.

Только вот заснуть долго не удавалось: по черепичной крыше чтото громко шуршало и звенело, а по стеклу крохотного окна усердно скреблись своими острыми коготками невидимые слуги чёрной аргентинской ночи…

Впрочем, Саньку эти странные звуки только веселили и нешуточно возбуждали.

— Саша, мне страшно! — испуганно и одновременно призывно шептала жена до самого утра. — Обними меня скорей! Ну, крепче! Ещё — крепче…

Несмотря на бурно проведённую ночь, они проснулись рано — часа через полтора после восхода солнца. Егор принялся тщательно застилать кровать, приведённую за ночь в нечто весьма неприличное, а Санька, минутудругую повозившись с хитрыми запорами, широко распахнула окно.

Сразу же помещение номера наполнилось свежим, звенящим от хрустальной чистоты воздухом.

— Чем же это так пахнет? — никак не могла понять Санька. — Чутьчуть горчинкой, а ещё, совсем немного, колодезной водой…. Или — родниковой? — выглянула из окна и удивлённо охнула: — Саша, иди скорей сюда! Здесь настоящее чудо…. Теперьто я точно знаю, кто это всю ночь напролёт пугал меня скрежетом и царапаньем…

Егор, бережно отодвинув жену от узкого окна, осторожно высунулся наружу. Лёгкий утренний ветерок кружил в прозрачном воздухе — по самым невероятным траекториям — миллионы жёлтобурых и лимонных листьев, опавших с платанов. Разноцветные листья были везде и всюду, казалось, что всё пространство за окном — безо всякого остатка — заполнено ими…

Завтрак был созвучен этой хрустальной осенней свежести: белый, удивительно мягкий пшеничный хлеб, жёлтое густое масло, свежайший козий сыр, варёные куриные яйца, тонко нарезанные ломтики сырокопчёного бекона, крупные куски варёной говядины, сочные светлозелёные груши, мелкие краснобокие яблоки…

А кофе, поданный сонной хозяйкой в самом конце трапезы, был просто великолепен: ароматный, пахучий, с лёгкой и приятной горчинкой.

«Похоже, что лёгкая горчинка — отличительная черта всей этой страны, которую через многие годы официально назовут Аргентиной…», — высказал очередную философскую сентенцию заумный внутренний голос.

— Отличный кофе! Великолепная страна! Мне здесь, определённо, нравится! — взволнованно заявила Гертруда Лаудруп, влюблено, с нескрываемым обожанием поглядывая на своего мужа Людвига.

После завтрака компания разделилась. Первые два дня — после прибытия на эту стоянку — были объявлены Егором выходными, поэтому мнения, как эти дни провести, предсказуемо разделились. После недолгих, но жарких споров решили так: Людвиг и Герда, прихватив с собой всех детей и охранную команду, отправляются на конных повозках в БуэносАйрес — на обзорную экскурсию, а все остальные остаются возле кораблей.

В обеденное время супруги Меньшиковы зашли перекусить в маленький трактирчик, над дверью которого висела табличка — «Портеньо[13]». За одним из столов сидели и оживлённо болтали поиспански Фрол Иванов и молоденькая черноволосая девица, облачённая в богато отделанный мужской костюм для верховой езды.

«Надо признать — весьма симпатичная барышня!», — со знанием дела оповестил внутренний голос. — «Ну, вылитая Исидора Коварубио — из великого романа Майна Рида «Всадник без головы»! Только молоденькая такая Исидора, лет шестнадцатисемнадцати от роду…. Кстати, характерный разрез глаз и смуглая кожа указывают на то, что среди её ближайших предков присутствовали и южноамериканские индейцы. А воркуютто как, ну, чисто влюблённые голубки! Фролкато наш — знатный полиглот…».

Возле барной стойки — на высоких стульях — сидели двое мужчин среднего возраста, чемто неуловимо похожие на собеседницу Фрола. Вот девушка неожиданно рассмеялась хрустальным и серебристым смехом, мужчины тут же, словно по чьейто строгой команде, напряглись, поглядывая на Иванова с ярковыраженным недоверием.

— Наверное, братья этой черноволосой красотки, — негромко предположила Санька. — Я читала, что у испанцев принято, чтобы молодые девушки ходили на свиданья с кавалерами только под надёжным присмотром близких родственников. Правильный такой обычай, уберегающий от всяких неожиданностей…

Чуть позже выяснилось, что девушку действительно звали Исидорой. Она была любимой дочерью местного плантатора Рауля Гонсалеса, а два хмурых типа, действительно, являлись её старшими братьями.

После обеда Егор и Санька отправились прогуляться вдоль обрывистого берега ЛаПлаты. Шли, обнявшись, любовались на шикарные речные пейзажи, болтали о всяких мелочах.

— Александр Данилович! — позвал ктото. — Подождите!

Торопливо подошёл шкипер Тихий и взволнованно доложил:

— Господин командор! Мне рассказали, что всего неделю назад у крайнего причала, где сейчас пришвартована «Кристина», стоял голландский фрегат. Да, тот самый, с русскими офицерами на борту. Называется — «Зейдерзее». Что это всё значит, Александр Данилович?

Егор только плечами передёрнул недовольно, мол, сам бы многое отдал — за решение этой головоломки.

Ещё через час, когда уже подходили к гостинице, Егор непроизвольно задрал голову вверх, нахмурился и недовольно покачал головой:

— Саня, сколько раз я тебе говорил, что, выходя из комнаты, окна обязательно надо закрывать?! Вон, створка нашего окошка распахнута почти настежь. Безалаберность какаято, право!

— Я только маленькую щёлку оставляла, чтобы чутьчуть проветрить, — принялась оправдываться жена. — Это ветер, наверное, постарался. Ну, и ничего страшного! Подумаешь, в комнату нанесёт немного платановых листьев. Они такие милые! И пахнут очень приятно…

«Дай Бог, чтобы только опавшие листья платанов пожаловали к нам в гости!», — многозначительно поморщился недоверчивый внутренний голос. — «Дай Бог! Впрочем, наша мансарда, действительно, располагается высоко от земли, а никаких лестниц вблизи не наблюдается…. Вообще, братец, ты и сам непростительно расслабился! По поводу окна мог бы и лично всё проверить…».

Возле двухстворчатых дверей постоялого двора дисциплинированно прогуливался сержант Дмитрий Васильев и два солдата. Служивые, изредка посмеиваясь, о чёмто оживлённо переговаривались между собой.

— Господин командор, на вверенном нам объекте всё спокойно! — заметив начальство, тут же вытянулся в струнку сержант. — Никого из посторонних персон не появлялось!

— Нуну! — облегчённо вздохнул Егор. — Бдите дальше, бойцы!

Когда он массивным бронзовым ключом отпирал дверной замок гостиничного номера, над головой чтото застучало.

— Чёрт меня побери! — негромко выругался Егор, врываясь в помещение. — За что мне это всё? За что?

Он торопливо заглянул под кровать и убедился, что заветный саквояж — с половиной «золотого запаса» экспедиции — бесследно исчез.

— Этот наглый вор пришёл по крыше, — начала объяснять Сашенция безмерно виноватым голосом. — Заслышал, что мы возвращаемся, вылез обратно на крышу и…. Прости меня, Саша! — неожиданно заплакала, размазывая ладошкой по лицу крупные слёзы.

— После, дорогая, после! — Егор невежливо отодвинул жену в сторону и устремился вниз по лестнице, на ходу вытаскивая изза пояса пистолет.