Особое задание - Юань Цзин

— Провели, значит, мы митинг, — продолжал рассказывать комиссар, — и тут же начали вскрывать амбары мироедов и делить зерно. Крестьяне брали себе столько, сколько каждый мог унести. А одежду помещиков и кулаков, домашнюю утварь, сельскохозяйственный инвентарь свалили в кучу на площади. Сюда же привели и скот. Все это мы разделили между беднейшими крестьянами. Видел бы ты, сколько тут радости было — люди буквально воспрянули духом!

— В тот же день вечером мы организовали еще одно собрание, где обсуждали вопрос, как увеличить помощь Красной армии. Вот тут я впервые и увидел Линь Сю-лань. Она проявила тогда исключительную активность и высокое классовое самосознание. Она указала, какие помещики наиболее опасны, в каких кулацких семьях спрятано оружие и ценности. Каждое ее слово крестьяне встречали шумным одобрением. «Ну, — думаю, — отличного пропагандиста можно сделать из этой женщины». На следующий день избрали ее делегаткой от деревни на уездное собрание женщин. Идти предстояло двести ли, и все по горным тропам. Она, ни минуты не колеблясь, оставила дома ребенка и пошла за двести ли в уезд.

Муж ее, конечно, перепугался. Что делать? Жена сбежала! Каждый день приходил ко мне узнавать, нет ли какой весточки от нее. Я его успокаиваю: «Это в старом обществе женщину не считали за человека, а сейчас и мужчины и женщины могут активно участвовать в революции. Вернется твоя жена через несколько дней, не волнуйся!»

Вскоре после возвращения избрали ее председателем женского союза в деревне, затем она и в партию вступила. Своего мужа она тоже втянула в общественную работу, и они вместе организовали здесь сельскохозяйственный кооператив. А то соберет группу женщин, возьмут они винтовки и уходят в горы разыскивать беглых кулаков и помещиков или тайные склады оружия. Смелая и решительная женщина! Сейчас нельзя было позволять ей уходить с носильщиками, она на шестом месяце беременности. Да и путь в Куншаньба тяжелый, надо одолеть несколько высоких гор. Но разве ее остановишь?

Чем дальше слушал У Чжи рассказ комиссара, тем больше проникался уверенностью в неразрывной связи партии и народа. Ему и раньше приходилось слышать рассказы о Красной армии, о жизни в советских районах, но впечатление от этих рассказов было абстрактным и мимолетным. То ли дело теперь. То, что он видел своими собственными глазами, буквально потрясало его.

Комиссар внезапно замедлил шаги и, показав на большие ворота впереди, не без умысла сказал:

— Товарищ У, давай зайдем в этот дом, не пожалеешь!

Судя по всему, здесь был полевой военный госпиталь. Он располагался в помещении сельской гостиницы с постоялым двором.

Они вошли в большой, чисто выметенный двор, в правой стороне которого высилось каменное здание. Видимо, в нем и была раньше гостиница.

«Странно, — недоумевал У Чжи. — Зачем он ведет меня в госпиталь?», но спросить считал неудобным и поэтому молча следовал за комиссаром.

Они вошли в дом, навстречу им по коридору приближался врач, следом шла санитарка с тазом. Врач выглядел очень бледным, как будто сам был тяжело болен.

— Как чувствует себя политрук Чэнь? — спросил его комиссар.

— Плохо, рана начала гноиться, температура резко поднялась — видимо, без хирургического вмешательства не обойтись.

— Осколок глубоко сидит?

— Глубоко, почти в бедренной кости.

У Чжи не понял также, почему сильно побледнел комиссар, когда врач сказал о необходимости хирургического вмешательства. Ведь если осколок попал в бедро и кость при этом не задета, извлечь его из раны не представляет особого труда! «Рана неопасная, почему он так расстроен?» — думал У Чжи.

— А сам он что думает? — спросил комиссар, лицо его потемнело.

— Он торопит нас с операцией. Говорит, чем быстрее ее сделаем, тем раньше он сможет возвратиться в свою часть.

— Хорошо, вы идите по своим делам, а я задержусь здесь, — сказал комиссар.

Доктор с санитаркой пошли дальше по коридору, а комиссар и неотступно следовавший за ним У Чжи на цыпочках вошли в большую палату. На деревянных нарах лежало много раненых. Одни стонали, другие что-то выкрикивали в бреду. Только один из них был в состоянии сидеть. Когда У Чжи с комиссаром входили, он накрывал одеялом соседа. На том уже лежало несколько одеял, но он, не переставая, дрожал, выстукивал зубами дробь. Сидевший раненый, увидев вошедшего комиссара, со слезами произнес:

— Товарищ комиссар… Это наш командир отделения!

Комиссар подошел к его соседу, положил руку ему на лоб и взглянул на перекошенное от боли лицо. У Чжи хотел было спросить, не малярией ли заболел этот раненый, как вдруг недалеко от них раздался крик:

— Ко мне!.. Винтовку не отдам!

Через секунду снова раздался его крик:

— Товарищи! За меня… за меня… отомстите! Отом-сти-и-те!

Комиссар и У Чжи бросились к койке, где лежал кричавший раненый. Они увидели его красное от жара лицо, потрескавшиеся губы, закрытые глаза и сжатые в кулаки руки. Из груди раненого вырывалось тяжелое дыхание. К нему подошла санитарка и стала осторожно поить его. Но раненый начал размахивать руками и чуть не выбил чайник из ее рук. Девушка нагнулась к его уху и тихо зашептала:

— Сяо-ван! Сяо-ван! Тебя пришел навестить комиссар!

— А-а-а! — Боец с трудом приоткрыл налитые кровью глаза и пошевелил губами, будто хотел что-то сказать.

— Сяо-ван! — шепотом позвал комиссар. — Попей немного воды, у тебя большая температура, легче станет!

— Ох!

Санитарка начала осторожно поить бойца.

— Как дела? — тихо спросил ее комиссар. — Лекарства привезли?

— Привезти-то привезли, да только мало, кому давать, не знаем.

— Передай доктору Чжану, что лекарства следует давать тем, чье состояние хуже. А остальных лечите народными средствами.

Когда они вышли из палаты, комиссар сказал:

— Сейчас пойдем проведаем еще одного раненого — политрука Чэня. Это замечательный человек! Он получил тяжелое осколочное ранение в бою с бандитами Сюй Яо-мина, потерял много крови и несколько раз терял сознание, но никак не хотел уходить с поля боя, и в результате бойцы отбили нападение врага.

— Это тот самый политрук Чэнь, что… в Пэйфандуне?

— Тот самый. Ты, значит, с ним встречался?

— Да. Он очень обо мне беспокоился. И не зря: я тогда сбился с дороги и всю ночь провел в лесу.

— Осколок застрял в бедре. Ему сейчас очень тяжело… — с тревогой проговорил комиссар.

Они вошли в небольшую комнату, превращенную теперь в операционную, и У Чжи от неожиданности вздрогнул. На деревянной кровати, используемой вместо операционного стола, навзничь лежал политрук Чэнь. В его бледном лице не было ни кровинки, глубоко ввалившиеся глаза были полузакрыты. Казалось, что он находится в полном сознании, хотя вся операция шла без анестезии. На лбу выступили крупные капли пота. Чтобы вытерпеть огромную боль — не закричать и не застонать, он руками изо всех сил вцепился в края кровати. Из искусанных губ стекала капельками кровь.

У Чжи почувствовал дрожь.

«Неужели это тот самый политрук Чэнь, который так приветливо встретил меня в Пэйфандуне? Твердый человек. Без железной воли такие страдания не перенести!» — подумал У Чжи и сразу понял, зачем привел его комиссар в госпиталь. «Враги блокировали советский район! Медикаментов не хватает, и поэтому операции проводятся в таких нечеловеческих условиях!» Он до боли стиснул кулаки и со злобы даже выругался про себя.

Наконец врачу удалось обнаружить осколок; он пинцетом вытащил его из глубины раны и осторожно положил в таз. Затем обработал рану и забинтовал ее белым домотканым холстом.

Все присутствующие при операции облегченно вздохнули. Комиссар подошел к раненому и по-матерински осторожно вытер с лица его пот и выступившие на губах капельки крови.

— Как ты себя чувствуешь, Сяо Чэнь?

— Ничего, товарищ комиссар, полный порядок! — политрук попытался улыбнуться. Передохнув, он собрался с силами и спросил врача: — Когда… я смогу… покинуть госпиталь?

— Как только рана заживет, так сразу же и выпишем, — с улыбкой ответил доктор.

— Товарищ Чэнь, только давай не торопиться. Чем больше будешь торопиться, тем медленнее поправишься… — словно маленького ребенка, уговаривал его комиссар.

Политрук заметил У Чжи и стал пристально всматриваться в его лицо, потом узнал его, и по лицу раненого пробежала улыбка. Он попытался что-то сказать, но У Чжи опередил его:

— Товарищ Чэнь, отдыхай, отдыхай! Потом поговорим.

— Ох! — вздохнул в ответ политрук и бессильно закрыл глаза.

Комиссар подал знак У Чжи, и они, осторожно ступая, вышли из палаты.

Они медленно шли по улице. Комиссар в глубокой задумчивости начал медленно рассказывать:

— Товарищ Чэнь Цян вступил в Красную армию в советском районе Хубэй — Хэнань — Аньхой. Был он в то время маленьким пастушком. Я хорошо помню, как приехал в деревню, где он жил, для организации отряда молодогвардейцев. Все ребята, как один, категорически потребовали, чтобы их взяли в Красную армию. В то время Чэнь Цяну и лет еще было мало, да и ростом он не вышел, чтобы вступить в Красную армию. Отобрал я самых старших и рослых и сказал им, что они могут получить пики и будут считаться бойцами Красной армии. Остальные все должны остаться в деревне. Но Чэнь Цян под каким-то предлогом ухитрился получить пику и встать в строй вместе со старшими. Все мои уговоры ни к чему не привели. В конце концов я сдался. «Раз ты так хочешь стать бойцом, не буду тебе мешать». И вот прошло несколько лет, и из мальчишки вырос кадровый военный. Он участвовал в Западном походе[32], во многих боях проявил мужество и находчивость. В общем красный цветок аграрной революции превратился в зрелый плод.