Гетманич Орлик - Иван Феодосеевич Корсак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И уже не раз была у нас возможность освободиться от лихого соседа. В
1712-ом году, по ранней весне император Петр был разбит, как треснувшая
58
макитра, он на самом деле попал уже в турецкий плен и должен был
подписать Прутский договор: «Его Царское Величество свою руку отнимает от
козаков с древними их рубежами». Но как только откупился от визиря, отдав
всю казну, еще и любовница тогдашняя должна была с шеи драгоценные
ожерелья снимать, сразу же начал перекручивать московитами подписанное.
Я не знаю вашего звания-имени, высокочтимый гость, но вспомните когда-
нибудь у себя дома мои слова: Европа еще не раз ужаснется от Московии.
Седой кошевой не знал не только настоящего имени французского
путешественника. Он не знал, что через сотню лет его слова повторит
Наполеон Бонапарт: «Свобода будет иметь на московский люд такое влияние,
как крепкое вино на человека, который к нему не привык. Когда какой-нибудь
новый Пугачев с университетским образованием станет во главе недовольных,
когда московский народ совершит революцию, то… мне не хватает слов
сказать вам, какой тогда ад будет там. Москвины не только жесточайшие
дикари, но и самые подлые, поскольку не имеют ни малейшего редставления
о морали. Европейцы почтут мое имя лишь тогда, когда Московщина возьмет
Европу в кулак».
Юные козачки споро работали вдоль стола, пристально смотрели, чтобы
у кого-то из старшин не закончилось угощение, а особенно у дорогого гостя.
Григорий бывал на приемах в посольствах многих государств, пробовал самые
изысканные тамошние яства, но не мог вспомнить, чтобы что-то так было ему
по вкусу, как эта нехитрая козацкая еда, особенно похлебка – она испускала
пар, ласкающе пахла и будила что-то давнее и призабытое, еще из Батурина, -
она пахла детством.
– А как же теперь? – спросил Григорий. – Вы же вне Украины, вы же,
должно быть, и своего вождя не имеете?
– Есть у нас вождь, – положил ложку кошевой и замолк. – Есть. Только
несладко ему, как и нам, ибо бьется, будто рыба об лед, в поисках помощи у
чужих государств. Козачество уважает Филиппа Орлика, да только что-то
давно уже от него нет писем. А может, вы что слышали о нем? – спросил
внезапно и быстро, взглядом будто упершись в гостя.
Григорий даже вздрогнул… то ли от внезапности, то ли от этого странного
взгляда, будто кошевой мог о чем-то догадаться, заглянуть и вычитать в душе.
– Нет, – ответил через минуту, одолевая растерянность и превозмогая
боль, которая пронизала все тело, казалось, вплоть до ногтей. – Нет, ничего не
знаю. В первом же письме к отцу Григорий напишет: «Как только я услышал
вопрос кошевого, как у меня защемило в груди. А в глазах потемнело. Это был
страшный миг. Я совсем близко был от того, чтобы выдать себя».
А на следующее утро, провожая путешественников, кошевой сказал
твердо, будто каждое слово отмеривал какой-то невидимой меркой:
– Кровное дело свое мы не оставим. Если будут спрашивать в ваших
далеких краях, передайте: Украина будет жить!
59
…И снова мчались кони по степи, стелились под копытами нетронутые
плугом травы, и верста за верстой удалялись Григорий с Карпом от
предпоследнего казацкого приюта – Олешковской Сечи.
60
Тайное путешествие короля
Трое всадников на миг остановились. Немецкий купец Бовер,
французский дворянин Андли и их челядник Эрнст Брамляк, не сговариваясь,
осмотрелись.
– Франция и наш душевный покой уже позади, – улыбнулся купец, окинув
взглядом перелески на покатом взгорье, которые были укрыты легким
предвечерним туманом. Туман этот медленно стекал в ложбинки, и вместе с
ним плыли одни лишь верхушки деревьев, которые, казалось, жили
обособленной от кроны жизнью.
– Если поспешим – к покою нам лишь немногим более недели, – ответил
челядник.
Претендент на польскую корону Станислав Лещинский, французский
офицер и Григорий Орлик с фальшивыми паспортами купца, дворянина и
челядника направлялись к Варшаве. Еще 1 февраля 1733-го года отошел в
небытие Август ІІ Саксонский, польский король. Именно Григорию Орлику
Версаль поручил тайно провезти в Варшаву будущего короля и огромные
средства на выборы. Для Франции это был не просто претендент на корону
большого и стратегически важного государства, то был родной отец
французской королевы, тесть Людовика ХV. Уроженец Львова, воевода
познанский сидел на польском престоле уже пять лет, и лихие события после
Полтавы 1709-го заставили выехать во Францию. Это был его второй шанс.
Тайное странствие венценосной в прошлом и, как надеялись, в будущем
особы усложнялось тем, что ехать пришлось по фактически вражеской
территории, так как тогдашние немецкие земли находились в габбурском
альянсе, дружественном России. Станислав Лещинский для нее совсем не
желателен на время королевских выборов. Так как впервые избранный при
поддержке ненавистного Карла ХІІ, войско которого к тому времени занимало
Польшу, он придерживался независимой от Москвы позиции. Немало лет
Лещинский вел с украинским гетманом тайные переговоры об объединении
Украины, Польши и Литвы в мощное федеративное государство – царские
ищейки хотя и не всегда успешно, но изо всех сил старались отследить каждый
ход. Тем паче, русский императорский двор не мог простить Станиславу
Лещинскому еще больший грех: весной 1711 года он послал польский военный
отдел И. Потоцкого помогать Филиппу Орлику в его походе за освобождение
Украины.
…Некогда было всадникам любоваться предвечерними видами прусского
пограничья – еще более двух суток до варшавских предместий.
– В путь, – тронул поводья Григорий. – К сумеркам одолеем верст пять, а
то и больше…
Пятидесятишестилетний Станислав Лещинский переносил путешествие
с такой же равнодушной легкостью, как и почти вдвое младше его Григорий и
Андли. Небогато одетые путники, ничем особым не примечательные, ночевали
на шумных постоялых дворах – кому могло прийти в голову, или даже
присниться, что один из путешественников – король, а с ним невероятная для
61
простого смертного сумма денег. Два миллиона золотых, запрятанных в
доспехи, между вещами, на теле, – такого не смог бы представить даже самый
проницательный и находчивый разбойник. Ибо мало ли какой народ шляется
по этим дорогам, с запада на восток и наоборот, вот если бы с купцом дорогие
дилижансы, наполненные товаром телеги…
Ехали большей частью молча, ехали до упаду, пока сила была в жилах
самых выносливых во всей Франции коней, зато при ночевке, за ужином,
Лещинский мог отвести душу, расспросить Григория, так как знал: Орлик,
вопреки молодости, объездил полсвета и навидался жизни да законов разных
стран. Станислав Лещинский как раз дописывал книгу, которую считал особым
делом своей жизни. «Свободный
