Дело толстых - Оксана Обухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто испортил?
Галина усмехнулась:
— А вот это ваша задача, капитан. Выяснить, кто и зачем устроил эту пакость.
«Я капитаном не представлялся, — подумал Тарасов. — Выходит, сарафанное радио в «Гелиосе» работает».
— Может быть, как один из, извините, старейших работников фирмы, вы поможете мне это выяснить?
— Вряд ли это в моих силах.
— И все же.
Галина расцепила замок из пальцев, поставила локти на стол и приблизила свое лицо к капитану:
— Если сосуд недостаточно чист, скиснет все, что бы в него ни влили…
«И здесь аллегории. — Капитан отшатнулся от женщины и прижал спину к спинке кресла. Отстранился он не только от чужого лица, сколько от запаха только что выпитого коньяка, забивающего перегар. — По-моему, мы пьем-с, — подумал Тарасов. — На рабочем месте, с утра. Порядочки в организации».
Женщина вернулась в прежнюю позу и опять погрузилась в равнодушное спокойствие, словно показывая: последней фразой она сказала все.
— Что вы подразумеваете под сосудом? — спросил капитан. — Фирму?
— Возможно, — усмехнулась Галина. — А возможно, и нет. Люди тоже грязными бывают…
«Ого!» — напрягся Тарасов.
— Вы имеете в виду кого-то конкретно?
— Нет, просто так… фантазии. Спрашивайте по делу, капитан. У меня работы много.
— Еще один личный вопрос, можно?
— Валяйте. — Женщина пожала плечами.
— Какие отношения вас связывают с Мартой Игоревной?
— Никакие, — отрезала Вяткина, — только производственные.
— Ой ли, Галина Федоровна? Как я понял, два года назад вас не уволили, а всего лишь понизили в должности…
— Я не брала тех денег, — равнодушно произнесла бывший главбух.
«Так-так-так». Капитан почувствовал привычный зуд в области желудка. Вопрос по поводу увольнения-понижения он задал наугад, точнее, интуитивно. Ведь Троицкую не просто так пригласили занять место главбуха два года назад, ее взяли на должность в чем-то провинившегося бухгалтера, как оказалось пьющего. А таких работников в приличных местах не держат, безработных бухгалтеров-трезвенников гораздо больше, чем приличных рабочих мест.
Тогда почему Вяткину оставили в бухгалтерии?! Ведь помимо алкоголизма на ней еще и обвинение в пропаже каких-то денег!
И получалось, что капитан невольно ухватил какую-то нить. Боясь спугнуть удачу неловким вопросом, Тарасов дернул за кончик этой ниточки и принялся осторожно ее разматывать.
— А кто их взял? — спросил с пониманием сути дела.
— А у того, кто взял, и спрашивайте.
— Напомните, пожалуйста, сумму украденных денег. — Тарасов сделал вид, что роется в записях.
— Пятьдесят восемь тысяч.
— Рублей? — автоматически уточнил капитан. Иного ответа, кроме утвердительного, он не ожидал и чуть не выругался, когда Галина удивленно переспросила:
— Рублей? Долларов, конечно.
Пятьдесят восемь тысяч долларов. Для милицейского работника, живущего на зарплату без шальных инъекций, сумма практически запредельная. На эти деньги можно воплотить все мечты мента с четырьмя маленькими звездочками на погонах. Купить машину, грядки и еще на шубу Марьюшке останется… наверное.
— А почему руководство фирмы не стало заявлять о пропаже денег? — Забыв о грядках, капитан бил наугад. Боялся промаха, но пока ему везло.
— Решили не выносить сор из избы… — равнодушно объяснила Вяткина.
— Но кого-то наказали? Кроме вас.
— Уволили всех моих бухгалтеров.
«А вас, мадам, оставили?! — чуть не выкрикнул Валерыч. — Продолжать пить на рабочем месте!» Но сдержался и спросил почти безразлично:
— Значит, получается, что основными подозреваемыми были работники бухгалтерии?
— А кто же еще, — ядовито усмехнулась Вяткина. — Деньги были переведены с моего компьютера. Из этого кабинета.
— Но вы утверждаете, что этого не делали?
— Нет.
Капитан встал, обошел стол, запихнув руки в карманы брюк, покачался на носках у полки с документами и, размявшись, вернулся в кресло главбуха.
— Галина Федоровна, объясните, пожалуйста, мне, сиволапому. Компьютер, через который можно осуществить перевод денег фирмы, защищен неким кодом?
— Да. Но дело не только в этом. Нюансов много. Надо знать номера счетов, схему переводов…
— И кто это знал?
— Я. И Гольдманы.
— Но все же заявлять о пропаже денег они не стали… — пробормотал Тарасов.
— А кому это нужно? — усмехнулась Вяткина. — Для «Гелиоса» пятьдесят восемь тысяч не деньги… спокойствие дороже.
«Действительно, — согласился капитан. — При расследовании наверняка могли всплыть какие-то финансовые тайны предприятия. Каждая фирма химичит не с налогами, так с документацией».
— Вы сами кого-нибудь подозреваете в краже денег?
— Что с того, что я кого-то подозреваю, капитан? Дело прошлое…
— И все же?
— Оставьте. — Галина махнула рукой, вздохнула, и до капитана вновь долетели коньячные пары. Уже не такие свежие. Уже перегорающие. — Подозревать можно, обвинить нельзя.
— Я могу узнать адреса уволенных заместителей? — строго спросил Валерыч.
— Незачем узнавать. — Вяткина тупо помотала несвежей прической. — Все, что они скажут, я могу сказать за них.
— Что?
— Ничего. Ни-че-го они не знают. Могут что-нибудь выдумать, но по существу… вряд ли. Столько времени прошло…
— Иногда это помогает, — возразил капитан. — Страсти и обиды улеглись. Человек становится более рассудочным, объективным…
— Перестаньте, капитан! — Вяткина хлопнула рукой по столу. — Если хотите, то эти деньги взяла я!
«Ого! — удивился Тарасов. — Кого это она так выгораживает?!»
— Лучше окунитесь на семь лет назад, — внезапно успокоилась Галина. — Там вы больше интересного найдете. По вашей части.
«Теперь она кого-то топит, — догадался капитан. — Чтобы выгородить некое лицо, старательно топит другое. Странная женщина».
— Может быть, подскажете, Галина Федоровна? Где искать?
Но та ушла от ответа:
— Извините, капитан, у меня своих дел хватает. Я свободна?
«Больше она ничего не скажет», — понял Тарасов, задал последний вопрос о звонке Гольдмана в офис в четверг вечером и, получив вялый ответ: «Со мной он не беседовал», отпустил Галину Федоровну восвояси.
Когда за женщиной закрылась дверь, капитан взял трубку телефона и набрал номер полковника Морозова.
— Иваныч, — сказал он, — надо выяснить, были ли замешаны Гольдманы в чем-то криминальном семь лет назад.
— Конкретней можно?
— Нет. Был только намек. Надеюсь, что на Гольдманов.
— Хорошо. Поручу ребятам проверить архив. Какие-нибудь еще новости есть?
— Кое-что есть, но это терпит. Встретимся, расскажу.
После разговора с Галиной Вяткиной время перестало терпеть. Старые скелеты под аккомпанемент из стука сухих костей начали свой жуткий танец. Прошлое медленно выползало из темных углов…
Но Тарасов этого знать не мог. Распрощавшись с полковником, Валерыч беспечно взял ручку и принялся чертить в блокноте. Листок с показаниями Галины Федоровны украсил логотип «ворона» — худая, неопрятная птица с пачкой валюты в клюве. Хотя больше подошла бы поллитровка, подумал капитан и тяжко вздохнул.
То, что Вяткина его обманывала, Валерыч не сомневался. Факт оставался фактом: только близкий, доверенный человек мог остаться в фирме после пропажи денег, переведенных с компьютера главбуха. Вяткину оставили в бухгалтерии, несмотря на явный алкоголизм.
Почему? Тайна семилетней давности? Ведь не зря же Галина намекала на нее капитану.
…Следующий листок блокнота украсили фамилия Ляпунова и изображение испуганного мышонка.
— Садитесь, пожалуйста, Ирина Владимировна, — сказал Тарасов и улыбнулся вошедшему бухгалтеру номер два.
Мышь предпочла бы юркнуть под стол, но там стояли ноги капитана, и ей пришлось примоститься на краешке стула.
Валерыч без запинки отбарабанил набивший оскомину вопрос:
— Что вы думаете, Ирина Владимировна, о пятничном происшествии?
— О каком? — переспросила мышь.
— О появлении трупа собаки в морозильнике, — уточнил Тарасов.
— Тяпы? — не сдавалась бухгалтерша.
— Предположительно Тяпы.
— Почему предположительно?
Тарасову захотелось грохнуть кулаком по подлокотнику, но он проявил силу воли и даже улыбнулся:
— Это сейчас выясняют.
— Так это может быть не Тяпа?! — воодушевилась мышь и передвинула зад поближе к центру стула.
— Мы разбираемся, — хмуро буркнул Тарасов и, пока Ляпунова не спросила: «В чем?» — опередил ее вопросом: — Собаку обнаружили вы и секретарша Прискина?
— Да. Ужас, правда?
«Надеюсь, бухгалтер она хороший, — подумал Тарасов, — так как свидетель никакой».