Флейта Нимма - Марина Кимман

Однако, что-то, кажется, останавливало Винфа от того, чтобы начать незамедлительно.

Он даже отвел меня в сторону от нашей стоянки, и попросил Омо не беспокоить нас.

— Ты должен понимать, — сказал Винф, как только костер скрылся из вида, — что я не знаю иного способа вызвать появление гелиала, кроме как через сильную эмоцию. Даже очень сильную.

— И в чем проблема? Вы можете меня смешить.

Ойгур хмыкнул, однако его улыбка тут же пропала.

— Я очень надеюсь, что ты — приятное исключение, и что твоя радость сильнее твоего горя. Но обычно бывает наоборот. Ты точно этого хочешь? — он в задумчивости взъерошил волосы.

Я никогда не видел у него такого жеста. Винф — сомневающийся?

— Я уже жалею, что предложил, — проговорил он. — Это будет нелегко.

— Я хочу знать, — сказал я.

Он помолчал некоторое время, и затем, едва заметно, кивнул.

Конечно, они пытались меня смешить. Но, как и предсказывал Винф, в этом отношении я не представлял собой ничего выдающегося. Истории моих спутников были забавными, порой заставляли меня смеяться до колик, однако ни одна из них так и не вызвала гелиал. Вариант, который предложил ойгур — вспомнить самое счастливое событие в моей жизни — также не сработал. Его просто не существовало — детство прошло без резких взлетов или падений. Если, конечно, не считать ту странную дыру в памяти моих восьми лет.

В общем, в тот день они от меня ничего не добились. Омо под конец даже дергалась от просьб Винфа вспомнить какой-нибудь ойомейский анекдот, который она еще не рассказывала.

— Не передумал? — спросил меня ойгур вечером, когда мы укладывались спать. Точнее, ложилась одна Омо — Винф оставался на дежурстве, а я, насмеявшись, никак не мог успокоиться.

А затем Винф сказал:

— Готовься, Лемт, — и началось.

За несколько часов они вдвоем с Омо применили ко мне весь арсенал словесных оскорблений, какое только могло придумать человечество, от ехидства до открытой брани. Сначала было смешно — например, "гусиным королем" меня еще никто не называл. По словам Омо, это было простонародное ойомейское оскорбление.

На исходе второго часа я стал огрызаться.

После пятого — попытался сбежать.

Я правда не ожидал, что это будет так тяжело. Когда нельзя ответить тем же.

Гелиал появился, и он был совершенно мерзостного бурого цвета, с серыми проплешинами. Омо, увидев это, отряпнула.

— Ну, довольны? — рявкнул я. По гелиалу пробежал красный всполох; где-то далеко с клекотом снялась с места стая птиц.

Винф кивнул. Девушка спряталась у него на груди, и плечи ее вздрагивали. Но я был слишком в себе, чтобы это заметить.

Ойгур погладил ее по голове.

— Омо, — сказал он, — успокой его.

Она посмотрела на него.

— Только ты можешь это сделать, — ойгур подтолкнул ее ко мне.

Я отступил.

— Лемт, на сегодня — все, — Винф, кажется, понял мои мысли.

Хоть все это случилось и по моему желанию, мне сложно было поверить, что она идет не за тем, чтобы продолжить. Я продолжал отступать.

Лицо Омо для меня выглядело безжалостным, и это — почему-то — приносило почти физическое страдание.

Она прикоснулась к шару. В то же мгновение зажегся ее гелиал, а наваждение куда-то пропало. Я увидел, что на самом деле Омо плачет.

Она не дала мне возможности как-то ободрить ее — почти сразу вытерла слезы и приняла мрачный вид, в стиле "не подходи, кусаюсь". Может, это и к лучшему, потому что я совершенно растерялся.

Вечером всё в нашей компании стало по-прежнему, однако, когда мы легли спать, сон долго не приходил ко мне. К сожалению, я слишком понимал, что некоторые важные знания не достаются безболезненно.

Завтра меня ждало то же самое. Если не хуже.

Прошло несколько дней. На привалах, когда ойгур, под ехидные комментарии Омо, готовил нам очередную неразличимую бурду, я все больше молчал, а потом стал уходить в лес, якобы для исследований. Они провожали меня взглядом, но не останавливали.

Однако, правда состояла в том, что стоило мне оказаться вне их видимости, как из меня словно вытекали все силы.

Я искал озеро или болото. Почему-то вода успокаивала — стоило прикоснуться к холодной глади, как тоска — да, это была именно тоска — притуплялась. Иногда передо мной появлялся слабый, почти неразличимый серый свет гелиала, и тогда становилось еще хуже.

По сути, думал я, пусть и невольно, но сбежал от одной предопределенности к другой. Там меня ждала сытая спокойная жизнь, такая же, как у всех, с предсказуемым финалом.

Вполне возможно, я никогда бы не узнал о "поющих сердцем".

Теперь кто-то — или что-то — снова определил значительную часть моего будущего.

Я зачерпнул воды и умылся. Не помогло. Рябь на поверхности болотца отразила серый шар перед моей грудью.

На мое плечо легла чья-то ладонь.

— Если бы я могла тебе помочь… — да, это Омо.

— Это пройдет, — я отвернулся. — Когда мы закончим.

Она села рядом.

— Да, но воспоминания-то останутся.

Я кивнул. Мы помолчали некоторое время, наблюдая за тем, как под болотной тиной играли мелкие рыбешки.

Омо поняла меня. И нашла свой способ помочь.

Погрузив пальцы в мой гелиал, она запела. В этой песне не было слов — пока что — но я понимал все, что Омо хотела мне сказать.

Гелиал сжался, вспыхнул, а потом, словно поняв, что происходит, прильнул к ее рукам.

— Не бойся, — сказал кто-то. Вполне возможно, что мы оба.

Что ж, нам известно, что будет в конце. Но это не повод останавливаться в самом начале.

Настал момент, когда Лесотопье кончилось, и началось нечто, что Винф назвал болотами Мин-Мин. Я не совсем понимал, зачем нам лезть в эту бесконечную зеленую жижу, однако ойгур стоял на своем. Если верить легендам, где-то за этими болотами лежало озеро с черной водой, в котором водились рыбки-полулунки.

И он готов был сделать все, чтобы поймать одну из них.

За долгие годы скитаний Винф собрал множество мифов, сказок и легенд самых разных народов. Если где-нибудь хоть мельком упоминалось то, что могло вылечить его родных от смертельного сна, он считал своим долгом пойти и проверить это.

Паучья лилия оказалась первым более-менее удачным вариантом за более чем десятилетнее путешествие ойгура.

Была мысль остаться здесь и подождать, пока Винф сгоняет туда-обратно, однако что-то подсказывало мне — лучше не разделяться. Тем более что он, возможно умышленно, рассказывал о чудовищах, поджидавших легкую добычу в Лесотопье. Не то чтобы я боялся, но… то ли у меня разыгралось воображение, то еще что, но тени здесь были какие-то слишком уж подвижные.