Красавица в зеркалах - Дуглас Брайан

— Так ты рад меня видеть? — осведомился Конан.

— Да, — ответил Гуннар, но в его тоне прозвучала странная неуверенность. — Я угощу тебя и твоего спутника элем, если хотите. У нас имеются хорошие запасы.

— Что вы здесь делаете целым отрядом? — поинтересовался Конан. — Вот уж не думал, что вас занесет сюда, на край света.

— А ты что здесь делаешь, Конан? — вопросом на вопрос ответил Гуннар.

— У меня здесь дельце, — уклончиво отозвался киммериец.

— Ну а нас наняли для того, чтобы мы охраняли эту башню, — заявил Гуннар.

— Охраняли? Но что здесь такого, что можно охранять? — Копай не слишком удачно изобразил удивление.

Цинфелин подъехал поближе, но Конан сделал ему знак, чтобы юноша не вмешивался.

— Ты знаешь наше правило, Конан, — сказал Гуннар. — Нам платят деньги за работу, а мы не задаем лишних вопросов. Наш наниматель хочет, чтобы мы никого не пропускали в башню, кроме него самого. Вот чем мы занимаемся.

— И что, много было желающих сюда забраться? — прищурился киммериец.

Гуннар оглушительно, но как-то безрадостно расхохотался.

— Сказать по правде, ты — первый, — фыркнул он. — Мы здесь пухнем со скуки, но выбора у нас нет. Тот, кто нас нанял, хорошо знает свое дело. А теперь — убирайся, киммериец, и уводи с собой своего дружка! Убирайся, покуда цел! У нас с тобой нет вражды, и никто из нас не желает тебе зла. Однако если ты попытаешься проникнуть в башню, мы тебя убьем. Мы выполним наш контракт, чего бы нам это ни стоило.

— Почему? — спросил Конан. — Неужели плата так высока?

Цинфелин подъехал еще ближе и решился вмешаться:

— Сколько бы ни заплатил вам ваш наниматель, назовите цену — и я дам вдвое больше.

— Ты? — Гуннар смерил юношу взглядом. — Да кто ты такой?

— Я Цинфелин, наследник графства Бенойк. Поверьте, я хорошо понимаю, о чем говорю. Я не даю обещаний, которые не смогу выполнить.

— Ты не сможешь дать нам вдвое больше того, что нам заплатили, — отрезал Гуннар. — Ты не сможешь дать нам даже ту цену, которую платит наш наниматель. И покончим на этом. Мы не желаем вам зла, поэтому просим по-хорошему: уезжайте.

К удивлению Цинфелина, Конан кивнул.

— Хорошо. Будь по-твоему, Гуннар. Уезжаем.

Он действительно сел на коня и двинулся прочь. Цинфелин, недоумевая, последовал его примеру.

Стражники, помедлив, вернулись в башню.

Когда Конан и Цинфелин остались наедине, молодой граф не выдержал.

— Как ты мог! — взорвался он. — Ты был в двух шагах от нашей цели и отступился! Почему ты не добился у этого Гуннара — какую цену ему предложили? Ведь вы, кажется, знакомы! Он даже считает себя твоим другом…

— У наемников не бывает друзей, — ответил Конан совершенно спокойно. — Только наниматели и товарищи по оружию. Наемник так же легко простит предательство, как другой человек простит кражу конфеты из золотой вазочки. Наемник доверяет только самому себе. Гуннар мне не друг.

— Стало быть, и ты мне не друг? — спросил Цинфелин.

— Не обольщайся, — хмыкнул Конан. — Ты еще не доказал мне, что можешь быть моим другом. Но я не предам тебя, если ты об этом.

— Да, да, знаю… — пробормотал Цинфелин, думая о своем. — Почему же ты не попытался прорваться в башню?

— Потому что их — пятьдесят человек, — ответил Конан. — Даже я не в состоянии одолеть с наскоку сразу пятьдесят здоровенных воинов, вооруженных, к тому же, до зубов.

— Стало быть, ты — трус! — заявил Цинфелин.

— А ты — белоручка и дурак! — ответил Конан равнодушно. — Хочешь загрести жар моими руками? Ничего не получится. Нужно действовать с умом.

Цинфелин побледнел и закусил губу.

— Ладно, — смягчившись, проговорил Конан, — не кипятись.

— Я убью этого капитана, — прошептал Цинфелин.

— Очень хорошо, — сказал Конан таким тоном, каким кормилица успокаивает капризного ребенка, суля ему луну с неба. — Конечно, убьешь. Нападем на них ночью.

— Ночью? — Цинфелин медленно поднял на Конана глаза. — Но ведь они и будут ожидать ночного нападения!

— Нет, не будут, — Конан покачал головой. — Напротив. Этот капитан меня знает. Он подумает, что я подумаю, что он будет ждать меня ночью…

Конан говорил рассеянно. Было очевидно, что его мысли занимает некое постороннее соображение, не имеющее никакого отношения к планам атаки.

Цинфелин решился нарушить задумчивость своего спутника.

— Скажи, что тебя так беспокоит? Неужели предстоящая стычка с наемниками?

— Стычка? — Конан выглядел удивленным. Несколько мгновений он размышлял, словно пытаясь понять, о чем вообще шла речь, а затем покачал головой. — Нет, стычка меня совершенно не волнует. Я думал сейчас о другом. Об одной очень странной вещи. Видишь ли, Цинфелин, несколько зим назад я слышал, будто этот капитан, Гуннар, погиб вместе со всем своим отрядом. Я, конечно, очень рад был увидеть, что это не так… И все же не всякий слух следует отметать как несущественный. Наемники бывают очень точны в подобных случаях. Еще одно правило. Всегда хорошо знать, кто жив, а кто мертв. Кого могут нанять, а кого уже никогда нанять не смогут…

Конан и Цинфелин устроили лагерь на вершине холма, так, чтобы видеть все побережье: обе башни, рыбачий поселок и пролив.

Лошади были рады убраться подальше от этих жутких мест. Сейчас они паслись, пощипывая свежую траву, и выглядели довольными. Чего нельзя сказать об их хозяевах.

— Надвигается буря! — сказал Конан, всматриваясь в горизонт.

Небо было голубым, безмятежным, так что Цинфелин удивленно воззрился на своего спутника.

— С чего ты взял?

— Видишь вон то маленькое облачко на горизонте? — показал Конан. — Скоро оно вырастет так, что закроет все небо, и оттуда вырвутся молнии и громы.

— Откуда ты знаешь подобные вещи? — еще больше удивился Цинфелин.

— Мне доводилось плавать по морю.

Цинфелин только пожал плечами.

— В любом случае, мы мало что можем сделать. Если начнется буря — она начнется. От нас ничего здесь не зависит. Мы ведь не боги, чтобы остановить стихию, — заметил молодой граф.

Конан зловеще ухмыльнулся.

— Поищем какое-нибудь укрытие, — предложил он. — Иначе вымокнем до нитки. Впрочем, хорошо, что мы на суше. Будь мы сейчас на море — тяжко бы нам пришлось.

Цинфелину невольно пришел на ум шепоток рыбаков из поселка: «Они нам не подходят — они пришли посуху»… Молодому человеку показалось, что он вот-вот поймет тайный, страшный смысл этих слов.

Небо постепенно мутнело, наливалось темнотой. Конан не ошибся — облачко, пришедшее с горизонта, разрасталось и чернело. Скоро уже сделалось темно, как ночью, и в этой тьме, прорезаемой безмолвными молниями, стало видно, как вдали появился корабль.