Пост сдал - Стивен Кинг

Вот же слово! То самое!

– Тьма!

Брейди выкрикнул его во всю мощь легких… во всяком случае, так ему казалось. Но на деле послышался такой же жалкий хрип. Да и на что еще были способны давно не использовавшиеся голосовые связки? Частота пульса, дыхания, артериальное давление начали повышаться. Скоро старшая медсестра Бекки Хелмингтон это заметит и направится в палату, чтобы проверить, как он, быстрым шагом, но не бегом.

В подвале-мастерской Брейди отсчет остановился на 14, и на каждом экране появилась заставка. В свое время заставками на этих компьютерах (теперь все они находились в огромном полицейском хранилище вещественных улик, с маркировкой от «Вещественная улика 1» до «Вещественная улика 7») служили кадры из фильма «Дикая банда». Теперь – фотографии из жизни Брейди.

На ноутбуке 1 – его брат Фрэнки, который, подавившись яблоком, получил необратимые повреждения головного мозга, а потом свалился по лестнице в подвал (получив пинка от старшего брата).

На ноутбуке 2 – сама Дебора, в облегающем белом халате, который Брейди вспомнил мгновенно. «Она называла меня «мой сладкий красавчик», – подумал он, – а когда целовала меня, ее губы всегда были влажными, и у меня возникала эрекция. Когда я был маленький, она говорила, что это стоячок. Бывало, когда я сидел в ванне, она терла его теплой мокрой мочалкой и спрашивала, приятно ли мне».

На ноутбуке 3 – Изделие один и Изделие два, изобретения, которые действительно работали.

На ноутбуке 4 – серый «мерседес», седан, принадлежавший миссис Трелони, с помятым капотом и радиаторной решеткой, с которой капала кровь.

На ноутбуке 5 – инвалидное кресло. Откуда оно взялось, непонятно, но тут же все встает на свои места. Именно оно стало его пропуском в аудиторию Минго на концерт бой-бэнда «Здесь и сейчас». Кто будет обращать внимание на несчастного калеку в инвалидном кресле?

На ноутбуке 6 – красивый улыбающийся молодой человек. Брейди не мог вспомнить его имени, пока не мог, но знал, кто сейчас перед ним: ниггер-газонокосильщик старого детпена.

А на ноутбуке 7 – сам Ходжес, в мягкой фетровой шляпе, ухарски сдвинутой на один глаз, улыбающийся. «Ты попался, Брейди, – вот что говорила эта улыбка. – Я приложил тебя так, что мало не покажется, теперь ты лежишь на больничной койке, и когда встанешь с нее и пойдешь? Готов спорить, что никогда».

Гребаный Ходжес, который все всегда портил.

Эти семь образов стали арматурой, на которой Брейди начал восстанавливать свою личность. По мере того как он это проделывал, стены подвала – его убежища, его бункера, в котором он укрывался от тупого и безразличного мира – начали истончаться. Он слышал другие голоса, прорывавшиеся сквозь эти стены, и осознавал, что одни принадлежали медсестрам, другие – докторам, а часть – вероятно, слугам закона, которые проверяли, не симулирует ли он. И да, и нет. Как и в случае со смертью Фрэнки, тут все было неоднозначно.

Поначалу он открывал глаза, только зная, что он один, и открывал их нечасто. Да и на что он мог смотреть в своей палате? Рано или поздно они бы узнали, что к нему вернулось сознание, но даже тогда не поняли бы, что он способен мыслить, а он с каждым днем мыслил все более ясно. Если бы они об этом пронюхали, то отправили бы его под суд.

Брейди не хотел идти под суд.

Тем более что появились другие дела.

За неделю до того, как Брейди заговорил с медсестрой Уилмер, он открыл глаза глубокой ночью и посмотрел на бутыль с физиологическим раствором, подвешенную на штативе у кровати. От скуки поднял руку, чтобы толкнуть ее, может, даже сбросить на пол. С последним не получилось, но бутыль закачалась на штативе, прежде чем Брейди осознал, что обе его руки лежат на одеяле, а пальцы чуть скрючены из-за мышечной атрофии, которую не смогла остановить физиотерапия, во всяком случае, пока он пребывал в коматозном состоянии.

«Это сделал я?»

Он вновь потянулся к бутыли, и его руки по-прежнему не сдвинулись с места, разве что левая, основная рука, задрожала, но он почувствовал, как ладонь прикоснулась к бутыли с раствором и привела ее в движение.

Это интересно, подумал Брейди и заснул. Впервые действительно заснул с того момента, как Ходжес (или ниггер-газонокосильщик) уложил его на чертову больничную койку.

В последующие ночи (глубокой ночью, когда Брейди не сомневался, что никто не придет и не увидит) он экспериментировал со своей фантомной рукой. И всякий раз думал о своем однокласснике в старших классах, Генри Кросби по прозвищу Крюк, который потерял правую руку в автомобильной аварии. У него был протез, искусственная рука, и он обычно надевал на него перчатку, но иногда приходил в школу со стальным крюком. Он говорил, что крюком ему проще брать вещи, а еще девчонки визжали диким голосом, когда Генри подкрадывался сзади и поглаживал крюком голень или голую руку. Однажды он сказал Брейди, что иной раз чувствует зуд или покалывание в ампутированной руке, словно она онемела или затекла, хотя он уже семь лет как остался без нее. Как-то Генри показал Брейди култышку, гладкую и розовую. «Когда в ней начинает покалывать, клянусь, мне кажется, я могу почесать ею голову».

Теперь Брейди знал, что чувствовал Крюк Кросби… вот только он, Брейди, мог почесать голову фантомной рукой. И почесывал. Еще он обнаружил, что мог трясти жалюзи, которыми медсестры на ночь закрывали окно. Это окно находилось слишком далеко от кровати, чтобы дотянуться до него, но фантомная рука до окна как-то дотягивалась. Кто-то поставил вазу с искусственными цветами на его прикроватный столик (потом он узнал, что это сделала старшая сестра Бекки Хелмингтон, она единственная относилась к нему с неким подобием теплоты), и он мог двигать вазу туда-сюда. Легко.

Ценой немалых усилий – память была дырявой как решето – Брейди вспомнил название этого феномена: телекинез. Способность перемещать предметы силой мысли, сосредоточившись на них. Только сосредоточенность вызывала у него жуткую головную боль, а его разум вроде бы никакого отношения к телекинезу не имел. Все делала рука, основная рука, пусть даже она оставалась неподвижной и лежала на одеяле с растопыренными пальцами.

Чудеса, да и только. Он не сомневался, что Бэбино, врач, который приходил к нему чаще других (точнее, раньше приходил, а в последнее время перестал), запрыгнул бы в экстазе на Луну, однако этот свой талант Брейди демонстрировать никому не собирался.

Возможно, он бы и пригодился для чего-то, хотя на этот счет у Брейди были большие сомнения. Двигать ушами тоже талант, но от него нет никакой пользы. Да, он мог раскачивать бутыли на штативе, и греметь жалюзи, и переворачивать рамку с фотографией, мог заставить одеяло «идти волной», словно под ним плавала большая рыба. Иногда он это проделывал, когда в палате находилась какая-нибудь медсестра, потому что реакция – изумление – его забавляла. Но при этом новая способность проявлялась лишь в узких пределах. Он пытался включить подвешенный над кроватью телевизор – и потерпел неудачу. Он пытался закрыть дверь в примыкавшую к палате ванную – и потерпел неудачу. Он пытался схватиться за хромированную ручку – и чувствовал холод металла под сомкнувшимися на нем пальцами, – но дверь была слишком тяжелой, а фантомная рука – слишком слабой. По крайней мере пока. Однако он предполагал, что рука станет сильнее, если продолжать ее тренировать.

«Мне пора очнуться, – думал он, – хотя бы для того, чтобы получать аспирин для снятия постоянной головной боли и есть нормальную пищу. Даже больничный заварной крем кажется царским лакомством. Скоро я это сделаю. Может, даже завтра».

Но он не сделал. Потому что на следующий день обнаружил, что телекинез – не единственная новая способность, обретенная им после возвращения из неведомых мест, где он побывал.

Сейди Макдоналд, молодая медсестра, черноволосая, симпатичная, не пользовавшаяся косметикой, обычно приходила в палату Брейди во второй половине дня, чтобы проверить его состояние, записать жизненно важные показатели и подготовить к ночи (не скажешь ведь «подготовить ко сну», потому что он вроде бы спал постоянно). Брейди наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, как наблюдал за всеми, кто заходил в его палату, с тех пор как проник сквозь стену своего подвала-мастерской, где оказался, впервые обретя сознание.

Она, похоже, боялась его, но он уже понимал, что медсестра Макдоналд боялась всех. Она была из тех женщин, что убегают, а не уходят. Если кто-то появлялся в палате 217, когда она выполняла свои обязанности – к примеру, старшая медсестра Бекки Хелмингтон, – Сейди сжималась в комок и старалась стать невидимой. Доктор Бэбино ее просто ужасал. Когда они вместе находились в палате Брейди, тот буквально ощущал запах ее страха.

Постепенно он начал понимать, что это, возможно, не преувеличение.