Из тьмы - Николай Золотарёв-Якутский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще чего!
Радуясь, что все складывается удачно, Уосук пошел за Андреем. Тот прислонил весла к стене сарая, спустился в погреб и оставил там рыбу, затем распахнул дверь в сарай:
— Здесь спать будем.
В сарае стояло два топчана. Уосук присел на матрац, шуршащий сеном, и стал разуваться.
— Ты зачем приехал?
— Дельце есть маленькое.
— Какое?
— Сверху, говорят, идут пароходы… — проговорил Уосук.
— А, знаю! С красными.
— Откуда знаешь?
— Папаня на почте от телеграфиста слыхал. — И хотя Уосук, изображая спящего, деланно захрапел, Андрей горячо продолжал: — Приплывут красные — с ними пойду, если примут. Надоело мне здесь до смерти!
Прошло несколько дней ожидания. Уосук успел подружиться с разговорчивым, добродушным парнем. Вместе они уплывали на лодке рыбачить, вместе ночевали в сарае. И хотя Уосук говорил, что ждет совсем других пароходов, Андрей просил его:
— Ты замолви, друг, за меня словечко… Тогда вернее возьмут!
— Да ты за кого меня принимаешь? — смеялся Уосук.
— Замолви…
— Ну ладно!
Вечером 29 июня к покровской пристани без гудков подошли три парохода. На переднем густо толпились вооруженные люди. Пароход отдал трап, и на берег гуськом стали сходить красноармейцы. Уосук и Андрей подались навстречу нм. Вдруг от шеренги прибывших отделился юноша маленького роста, с наганом на боку.
— Иосиф! Это ты, Иосиф!
Он с размаху обнял Уосука. Это был Платон Слепцов. Уосук с радостью и недоумением вглядывался в дорогие черты друга:
— Откуда ты?
— Я в составе комиссии по установлению Советской власти в Якутии. Нас в этой комиссии шестеро. Ты как здесь оказался? Максим и остальные наши живы?
— В тюрьме, — нахмурился Уосук.
— Ничего. Скоро освободим. Были бы живы!
— Я вырвался из города, чтобы предупредить ваше командование о белых засадах.
— Очень хорошо! Я провожу тебя к Рыдзинскому.
Уосук все не мог успокоиться. Он с любовью разглядывал друга. Длинная красноармейская шинель висела на Платоне, как на палке, лицо было худым и обветренным, но глаза по-прежнему сияли молодостью.
— Значит, университет побоку? — с грустью сказал Уосук.
— Ничего. Кончится гражданская — академиками станем! — засмеялся Платон.
В это время Уосук почувствовал, что кто-то робко тянет его за рукав. Оглянулся.
— Ах да! Познакомься, Платон. Мой друг Андрей. Он хочет вступить в ваш отряд.
— Отлично! Как фамилия?
— Припузов, — ответил Андрей, покраснев.
— Как-как? Притузов? — не расслышав, переспросил Платон. — Добро, товарищ Притузов. Подумаем! Подождите оба меня здесь. Я сейчас!.
И он легко взлетел по трапу.
«Притузов… Туз… Притуз… — бормотал Андрей. — А ведь лучше, чем Припузов». В приходской школе его вечно дразнили сверстники: «Пузо! Пузо! При пузе!» Шутники выпячивали животы или хватались за них, изображая адские страдания. Все это так сердило Андрея, что он прямо ненавидел свою фамилию.
«Если возьмут в отряд, скажу, что я Притузов», — решил он, повеселев.
— Иосиф, — взмолился он, — похлопочи за меня перед Платоном! Он, сдается мне, важная шишка. Не земляк твой?
— Вместе учились.
— Тем более послушает!
— Да ведь я говорил уже.
— Еще раз скажи!
Так вступал в Красную Армию будущий командир Андрей Притузов.
Глава семнадцатая
В отряде Красной Армии. «Красные близко! Пора бежать! Прощайте, господин командующий!»
— Товарищ Рыдзинский, хочу представить вам члена подпольной большевистской организации из Якутска. Он специально бежал из города, чтобы встретиться с нами, — сказал Платон.
— Проводи его ко мне, — распорядился Рыдзинский.
Уосук вошел в каюту. За узким длинным столом сидело с десяток вооруженных людей — командиры. Уосук невольно подтянулся. Во главе стола он увидел коренастого, плотного мужчину с пышными усами.
Это и был Рыдзинский.
— Товарищ Токуров, — сказал Рыдзинский, — обрисуйте нам, насколько можете, обстановку в Якутске. Прежде всего, велика ли ваша организация? Сумеет ли она оказать нам помощь?
— Большинство якутских большевиков арестовано еще 29 марта. Оставшихся на свободе очень мало.
— Понятно, — отозвался Рыдзинский. — Долгонько сидят ваши товарищи… Значит, поддержки из вражьего тыла нам оказано не будет. А что представляют собой укрепления вокруг Якутска?
Уосук подробно рассказал о засадах на Покровском тракте, окопах на Зеленом лугу и вокруг пристаней.
— А нет ли в Якутске еще удобных для высадки мест, кроме пристаней?
— В черте города — нет.
— Можно высадиться в устье Мархинки, ниже Якутска. Там иногда останавливаются пароходы. Капитаны должны знать это место, — вмешался Платон.
— Карту!
На стол легла испещренная разноцветными линиями карта. Платон склонился над ней.
— Не могу разобраться, — признался он. — Хорошо бы позвать капитана.
Через несколько минут в каюту, негромко постучав в дверь, вошел капитан парохода.
— Да, — ответил он, выслушав вопрос, — в устье Мархинки высадиться можно. Вот здесь.
Командиры потянулись к карте.
— А можно ли высадиться, не доходя до Якутска? — спросил Рыдзинский.
— Пристать к берегу выше по течению мешают острова и мели. Ближайший участок реки, подходящий для этой цели, — у Табаги, в тридцати верстах от Якутска.
— Далековато. Потребуется почти однодневный марш-бросок, — потирая лоб, сказал Рыдзинский.
— Дорогу можно сократить, если идти через Багарах, — заметил Платон.
Уосука захватила атмосфера военного совещания. Его участники были немногословны, а фразы, которыми они обменивались, точны и кратки. Уосук во все глаза глядел на Платона, восхищаясь тем, как запросто он держится здесь. Сам же он испытывал немалое смущение, находясь среди этих серьезных, мужественных людей. Платон почувствовал его состояние и по-мальчишески подмигнул: не робей, мол!
— Товарищи, — встал из-за стола Рыдзинский, завтра утром все три парохода бросают якорь под Табагой. На берег высадятся две роты и интернациональный отряд товарища Стояновича. Их задача: незаметно выйти на Покровский тракт, продвинуться в направлении города и ровно в шесть вечера начать атаку с юга Пароходы отходит от Табаги в двенадцать дня. «Громов» и «Соболь» с остальной частью наших сил идут в устье Мархинки, откуда высадившиеся красноармейцы, также в шесть часов, начнут наступление с севера. «Генерал Синельников», без красноармейцев на борту, сделав ложный маневр, ровно в шесть встанет на якорь в виду пристани Гольминка. Всем ясно, товарищи?
— Ясно, — заговорили вперебой командиры.
— В таком случае все свободны. А вас, товарищ Токуров, я попрошу на минутку остаться.
Он крепко пожал руку Уосуку:
— Очень признателен вам! Сердечно благодарю от лица Красной Армии. Что намерены делать дальше?
— Если позволите — наступать вместе с вами, — твердо ответил Уосук.
— Иного от вас я и не ждал. Ну что ж, отправляйтесь в третью роту. Пойдете в тыл врага в устье Мархинки.
О прибытии в Покровск трех пароходов с красными Бондалетову сообщили с телеграфа. Был срочно созван Областной совет, который принял решение сопротивляться. С этого момента вся власть в городе перешла в руки Бондалетова.
В середине дня 1 июля из наблюдательного пункта, расположенного на колокольне церкви Преображения, Бондалетову дали знать, что над островом Улуу стелется пароходный дым.
Бондалетов известил начальников оборонительных участков, что подходят красные, и приказал привести солдат в боевую готовность.
Через некоторое время наблюдатели доложили, что три парохода приближаются к Бестяху пристани на правом берегу напротив Якутска. Бондалетов потер руки, одернул портупею и повернулся к начальнику штаба:
— Нет никаких сомнений, красные движутся к Гольминке. Перебросьте туда дополнительный отряд.
— А где его взять? — неодобрительно отозвался начальник штаба.
— Из резерва.
— Резерв трогать не следует.
— Тогда снимите заслон с Осенней.
Желая видеть маневры пароходов самолично, Бондалетов направился к церкви Преображения. Он взобрался на колокольню как раз в тот момент, когда окутанные черным дымом суда подходили к острову Хатыстах.
«Пусть подойдут поближе. Я устрою им бойню», — думал довольный Бондалетов. Пароходы плыли в том направлении, которое предсказал он: к Гольминке. Послышались далекие гудки.
— Ха-ха-ха! Еще и сигналят! Прибыли, мол, приготовьтесь к встрече. Готовы мы, давно готовы! — Бондалетов схватился за телефонную трубку: — Полковник! Половину резерва на Гольминку! Немедленно!
Однако к пристани повернул только один пароход, а два других пошли дальше по течению. Это озадачило Бондалетова.
