Год полнолуний - Александр Прозоров

— Он что, ревнует? — спросил я.

— Яр, что ли? Да ему, кроме Млады, никто не нужен!

— Яр — это имя?

— Нет, но Ярополком его звать не надо. Если имя вслух произнести, то сглаз разбудить можно.

— А Младу как называть, если не по имени?

— Млада — это не имя, просто мы ее так кличем. И дедушку звать не Велемиром, и меня не Синичкой. Кстати, а ты Саша или нет?

— Саша. — Трофимов притормозил, пропуская несущийся с Новоизмайловского проспекта на красный свет «мерседес», свернул на Краснопутиловскую улицу и успел обдумать за это время одну мысль. — Хотя, может, и нет. По паспорту я Александр. А ты что, серьезно в сглаз веришь?

— Нет, не верю, — звонко засмеялась она. — А ты хочешь знать мое имя?

— Да ладно, — отмахнулся Трофимов, — тайна так тайна. Главное, сама не исчезни.

— Сашок, — улыбнувшись, тихо позвала она, — я тебя очень люблю…

— Я тебя тоже люблю, — не очень естественно ответил Трофимов. За рулем трудно разговаривать на подобные темы.

Проехав по проспекту Говорова до Балтийского вокзала, автобус вышел на сорок девятый маршрут, и теперь, до 9-й линии Васильевского острова, бояться было нечего, даже если какой-нибудь стукач заметит идущую не по графику машину.

— Какое место на Васильевском? — повернулся Саша к Синичке.

— Рядом с морем… с заливом.

— Отлично, сделаем.

Доехав до Малого проспекта, он остановился, поменял маршрутный номер с сорок девятого на пятидесятый, мысленно перекрестился и повернул налево. Синичка, которая всю дорогу не отрывала от Трофимова глаз, заволновалась, а когда «пешка» поравнялась со Смоленским кладбищем, встала.

— Вон туда! — Она показала дальше вдоль по проспекту. — И направо.

Трофимов повернул за кладбищем, проехал почти до самого отделения милиции, двухэтажный домик которого гордо торчал посреди пустыря, и остановился:

— Здесь?

— Да. — Она открыла дверь кабины. — Ты пойдешь с нами?

— Нет, не могу. Заправиться надо, да и бросать машину не стоит, еще заинтересуется кто. Я скоро вернусь. Если вас не будет, то остановлюсь чуть дальше, около улицы Нахимова. — Саша показал на ближайший перекресток.

— Ну ты буйвол! — вломился в кабину Ярополк и довольно больно, хоть и по-дружески, треснул Трофимова кулаком по плечу. — Такую громаду сдвинуть! Как перышко! А по виду не скажешь. Как только смог?

— Что «смог»?!

— Она неслась, как волк за зайцем! А ты одной рукой — туда, сюда! И послушна как овечка! Дед, аки коня за узду вел!

— Пойдем, — спокойно скомандовал старик, первым покинул салон и пошел в сторону отделения.

Синичка быстро чмокнула Сашу в губы и устремилась следом за ним. Немного проводив всех их взглядом, Трофимов включил вторую передачу, тихонько тронулся с места, за несколько секунд догнал их, пару метров проехал рядом, потом увеличил скорость и рванул к кольцу «пятидесятого», на заправку.

На Наличной улице из телефона-автомата он позвонил в парк, соврал, что стоит у моста Лейтенанта Шмидта с пробитой подушкой, и попросил возврат по технеисправности. Сонный женский голос сказал: «Еж-жай», и Трофимов спокойно отправился дальше. Теперь его опоздание с линии никого беспокоить не должно — поломка зафиксирована официально.

В очереди на заправке маялось всего трое — два КамАЗа и «вольво»-дальнобойщик. Правда, последний ухитрился залить в неведомые емкости аж полторы тонны топлива, и в итоге полчаса Саша все-таки потерял.

Когда «пешка» остановилась на углу Беринга и Нахимова, там еще никого не было. Трофимов успел подмести салон, навести порядок в «бардачке» и отчистить щетки от намерзшего снега, заполнить путевой лист. Новые знакомые появились, когда он уже начал беспокоиться. Шли они на этот раз устало, с трудом переставляя ноги по жесткому насту. Яр поддерживал Младу, обняв ее за талию, Велемир и Синичка держались за руки.

— Где вы так умаялись?

Саше никто не ответил. Дед и молодая парочка расселись по местам, Синичка забралась в кабину. Трофимов пожал плечами, сел за руль, покосился на девушку. Синичка угрюмо смотрела в пол.

— Да что случилось-то?

— Понимаешь, — она не отрывала взгляд от пола, — там могилы. — Девушка показала в сторону реки Смоленки.

— Знаю. — Он тронул машину с места, осторожно объехал открытый люк и стал набирать скорость. — Там кладбище.

— Ты не понял, — Синичка подняла голову, губы ее дрожали, — они не на кладбище, они под домами. Это плохо. Это тяжело…

— Не может быть…

Синичка не ответила, она закрыла лицо ладонями и заплакала.

Саше очень хотелось прижать ее к себе, приласкать, поцеловать, просто погладить по голове, как маленького ребенка, успокоить. Синичкины слезы жгли душу, но бросить руль он не мог и пытался успокоить словами, убедить, что она ошиблась, что могил под домами быть не может, а если и были, то перед строительством их наверняка перенесли. И плакать совсем не нужно. Плакать бесполезно. И что он ее очень любит.

Постепенно Синичка успокоилась. Она не улыбалась, не разговаривала, но хотя бы не лила слезы. Саша тоже замолчал, не желая лезть ей в душу. Так, не проронив ни слова, они и доехали до стадиона мясокомбината.

— Спасибо, Саша, — наконец заговорила девушка.

— Уходишь? — Он остановил «пешку». — Уже?

— Ты меня любишь, — опять не столько вопросительно, сколько утвердительно произнесла она.

— Да, — сказал он.

— И я, — наконец-то улыбнулась Синичка. Саша взял ее за руку, потянул к себе. От поцелуя она уклонилась, но напомнила:

— В полнолуние. Здесь. — И выбежала на улицу.

Яр и Млада уже исчезли. Последним выходил старик. Опираясь на посох, он медленно спустился по ступенькам, одобрительно похлопал по двери автобуса:

— Вы делаете хорошие вещи. — Посох с хрустом вошел в наст, Велемир оперся на него и жестко закончил. — Но дома на костях строите зря. Они прочнее, но в них не бывает счастья.

Он спустился на дорогу и пошел к деревьям.

Минут пять Олег бессмысленно таращился в подушку, не в силах понять, где он и что с ним. Ведь он же только что, ну только-только лег спать, только заснул… И вдруг — на тебе! Проснулся. Да еще в белой чистой постельке под толстым одеялом, а не среди душистой травы…

Но тут заорал будильник, и все сразу встало на свои места. С ярким солнечным миром предстояло распрощаться до вечера. Создателя ждал серый, сырой питерский день, муфельная печь и груда восковок.

АПРЕЛЬ

На этот раз Олег вернулся домой в полдвенадцатого ночи. Сашка должен был уже спать, и замок пришлось открывать осторожненько, «шепотом». Таня сидела на кухне у раковины и вязала. Альфонс пристроился рядом, на кране с холодной водой. Попугай втянул голову глубоко в плечи — если таковые у птиц имеются — и тихонько, по-стариковски, посапывал. Возможно, спал, а может, прикидывался.