Графиня Салисбюри - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это известие он получил, находясь в бедной хижине острова, и оно отняло у него последнюю силу и мужество. Бросившись в слезах и отчаянии на свою постель, он думал, что бедствия эти посланы ему свыше в наказание за смерть Комина-рыжего, и спрашивал сам себя, что всеми этими бедствиями и неудачами не доказывается ли ему, что предприятие его будет безуспешно. И как в минуту того сомнения он смотрел на потолок, с той неподвижностью взора, которая бывает следствием сильных скорбей, вдруг, как и всегда бывает в подобных обстоятельствах, когда душа изнемогает от нравственных страданий, а тело безотчетно занято какой-нибудь безделицей, взор Брюса остановился на пауке, спускавшемся на своей паутине, который старался с одной перекладины переброситься на другую, и несмотря на то, что никак не мог успеть в этом, он продолжал свои усилия, потому что основа его паутины зависела от этого успеха. Такое инстинктивное усилие паука поразило его невольно и как ни был он погружен в размышления о своих несчастьях, но начал следить за усилиями паука. Шесть раз старался паук достигнуть желанной цели, и шесть раз испытывал неудачу. Брюс подумал тогда, что и он так же, как этот бедный паук, шесть раз покушался завоевать трон свой, и шесть раз не имел успеха. Это сходство неудач поразило его и дало ему в эту минуту мысль, что провидение, вероятно, посылает ему в наставление этот опыт терпения и твердости. Отчего, смотря на паука, он дал себе слово, что ежели в седьмой раз насекомое достигнет своей цели, то это будет ему добрым предзнаменованием, и он будет продолжать свое предприятие, но если и в седьмой раз неудача постигнет паука, то это будет знаком, что все надежды его тщетны, почему он и положил, оставив свои замыслы, удалиться в Палестину и посвятить остаток жизни своей поражению неверных. Когда оканчивал тот обет, паук, отдохнув и собрав все силы, сделал последнее усилие, достиг до перекладины и уцепился за нее.
— Да будет воля Божия, — сказал Брюс. Вскочил в ту же минуту с постели и отдал приказание своим войскам быть назавтра готовыми к походу.
Дуглас продолжал со своей стороны войну как наездник, — и с окончанием зимы начал опять военные действия: с тремястами воинами вышел на берег острова Аррана, находившегося между проливом Кильбрананом и заливом Клидом, напал на замок Братвиг, убил начальника и истребил часть гарнизона. Потом, пользуясь правами победителя, занял крепость и, любя охоту, проводил почти целые дни в величественных лесах, ее окружавших. Однажды, преследуя дикую козу, он услышал в том же самом лесу, где охотился и сам, звук рога и, остановясь, сказал: только один королевский рог может издавать такой звук, и один король может так трубить. В это время раздался еще раз звук рога, Дуглас поскакал прямо на него, и через несколько минут встретился с Брюсом, который также охотился, оставив, вследствие своего решения, три дня назад остров Ратлин, и не более двух часов, как вышел на берег Аррана. Старушка, собиравшая раковины на берегу моря, рассказала ему, что на английский гарнизон напали вооруженные иностранцы, которые в эту минуту охотятся в этом лесу. Брюс, считая всякого другом, кто только идет против англичан, направился в ту сторону, где они охотились, Дуглас узнал звук его рога, и два верные товарища соединились.
С этого времени неудачи, побеждаемые таким мужеством, совершенно исчезли. Без сомнения, долгое и ужасное испытание, в наказание Брюсу за смерть Комина-рыжего исполнилось, и кровь, оплаченная кровью, перестала требовать удовлетворения.
Однако, борьба была продолжительна, и он должен был побеждать измену и силу, золото и железо, кинжал и меч. Шотландия сохранила в своих преданиях множество происшествий, однако чудеснее другого, в которых, надеясь на свою храбрость, но хранимый Богом, он избегал ужасных опасностей, пользуясь всякой своей удачей для того, чтобы усилить свою партию, наконец, командуя тридцатитысячной армией, он расположился ожидать Эдуарда II на равнине Стерлинга; потому что во время этой упорной и продолжительной борьбы, Эдуард I умер, завещав сыну продолжение этой войны, и приказал для того, чтобы могила не разлучила его с войной, сварить свое тело так, чтобы кости отделились, потом, собрав их, обернуть в бычью кожу и носить перед английской армией, всякий раз, когда она пойдет против Шотландии. По собственному ли убеждению или потому, что исполнение этого странного приказания казалось Эдуарду II святотатством, он не исполнил воли родителя, а похоронил тело его в Вестминстерском аббатстве, где и до наших времен сохранилась на его гробе следующая надпись: Здесь покоится прах секиры народности Шотландской. И потом новый король пошел против мятежников, ожидавших его, как мы уже сказали, близ Стерлинга, на берегу реки Банекбурн, от которой это сражение и получило свое название.
Никогда еще победа шотландцев не была так блистательна и поражение их неприятелей так ужасно. Эдуард II бросился во весь опор с места сражения, преследуемый Дугласом до самых ворот города Думбара, в котором губернатор достал ему лодку, и на этом утлом судне, следуя по берегу Бервига, он достиг Англии и вышел на берег в гавани Бамборуга.
Эта победа упрочила ежели не спокойствие, то, по крайней мере, независимость Шотландии, до того времени, как Роберта Брюса, хотя еще и в молодых летах, не постигла смертельная болезнь. Мы видели в начале этой истории, как он велел призвать к себе Дугласа, которого шотландцы называли добрым сиром Жамом, а англичане Дугласом-черным, и поручил ему по смерти своей вскрыть ему грудь, вынуть сердце и отвезти его в Палестину: это последнее его желание, так же как и желание Эдуарда I, не было исполнено, с той только разницей, что исполнение желания Роберта Брюса не зависело от того, кому оно поручено.
Эдуард II погиб в свою очередь, умерщвленный в Берклее Гюрнаем и Монтраверсом, по двусмысленному повелению королевы, скрепленному печатью епископа Эрсфорского. Сын его Эдуард III наследовал после него престол.
По предшествующим главам читатели наши получили, как кажется, довольно верное понятие о характере этого юного монарха, который, вступив на трон, обратил свое внимание прежде всего на Шотландию, как на старую неприятельницу, потому что истребление этой гидры короли Англии в продолжении пяти поколений завещали один другому.
И обстоятельства того времени способствовали тому, чтобы опять начать войну, потому что все молодое дворянство сопутствовало Жаму Дугласу в его путешествии в Палестину. И что корона Шотландии с главы опытного воина перешла на голову четырехлетнего ребенка. Так как после Дугласа-черного, самый мужественный и любимый всеми товарищами прежнего короля был Рандольф граф Морай, то его и избрали в правители, и он управлял Шотландией именем Давида II.
Однако, Эдуард понял, что вся сила шотландцев происходила от ненависти их к владычеству Англии, от Тведи до пролива Пентланд. Отчего он и решился идти в земли неприятельские под ложными знаменами, и взять в союзники междоусобную войну. Судьба предоставила ему случай к этому, которым он и воспользовался с обыкновенным своим искусством.
Жан Балиоль, сделанный сперва королем Шотландии, потом сверженный с престола Эдуардом I, скрылся во Францию, где и умер, оставив после себя сына Эдуарда Балиоля. Король Англии обратил на него внимание, потому что имя его могло служить ему знамением, поэтому он и назначил его начальствовать над лордами, лишенными наследства. Несколько слов могут объяснить читателям нашим, что подразумевалось под этим наименованием.
Когда, благодаря мужеству и постоянной твердости Роберта Брюса, Шотландия была освобождена от владычества Англии, два класса владельцев стали требовать обратно потерянные ими владения. Одни из них были те, которые вследствие победы получили их как дар от Эдуарда I и его наследников; а другие, вступив в союз с семействами шотландцев, владели ими по наследству. Эдуард сделал начальником этой партии Балиоля, а сам, как будто не принимая участия в этой вечной войне, которая снова возгорелась в Шотландии, под новым предлогом и в новом виде помогал деньгами и войсками. К довершению несчастья, — как будто Брюс унес с собой счастье отечества, — в то время, как Балиоль со своей армией выходил на берег в Фифе, правитель Рандольф, отягченный внезапной болезнью, умирал в Мезельбурге, оставляя юного короля и правление Дональду графу де Маршу, который личными своими достоинствами и сведениями в делах военных и государственных не мог никак сравниться со своим предшественником.
Граф де Марш только что принял начальство над армией в то время, как Эдуард Балиоль вышел на берега Шотландии и, предупреждая слух о своей победе, явился на следующий день на берег Еарна, на противоположной стороне которой светились огни лагеря правителя. Он велел войскам своим остановиться, и когда огни постепенно один за другим все угасли, то он перешел через реку, проник до середины лагеря спавших шотландцев, и начал не сражение, но просто бойню, так что к восходу солнца он сам удивился, как достало физических сил у его воинов, чтобы перебить такое множество людей, которых и третьей части не было против тех, на кого они напали. Между телами убитых они заметили регента и больше тридцати знаменитых дворян Шотландии.