Рыбы молчат по-испански - Надежда Беленькая

Она рассеянно листала меню, собираясь остановиться на каком-нибудь скромном салате из помидоров и огурцов или его китайском аналоге. Ткнула пальцем в одно из наименований:

– «Медуза с огурцом», – прочитала она вслух. – Интересно, что это?

– Понятия не имею, – пожала плечами Ксения. – Попробуй – узнаешь.

Пробовать Нине не хотелось. Лучше остановиться на чем-нибудь действительно вкусном.

Наконец более-менее определились. Решено было заказать несколько разных блюд и накладывать понемногу в обе тарелки. Выбрали блинчики «ядза» с копченой уткой, суп «Династия Цинь» с тигровыми креветками, лобстера и трепангов. Нина так увлеклась изучением меню, что перестала думать о ценах.

«Династия Цинь» оказалась очень даже ничего, тигровых креветок они разделили пополам. После супа и блинчиков есть Нине уже не хотелось, но она все равно пробовала блюдо за блюдом – из любопытства. Они немного выпили, Нина опьянела и воспрянула духом. За их спинами маячил официант – следил за каждым движением и подливал в бокалы белое французское вино из бутылки, завернутой в твердое от крахмала полотенце. Заказывать под лобстера сладкое китайское не хотелось.

– Спасибо, помогать не нужно, – сказала Ксения, отнимая у официанта бутылку. Теперь наливала она сама, и делала это гораздо чаще.

«А ведь она хочет мне что-то сказать, – думает Нина, когда в их непринужденной болтовне возникает пауза. – Ну давай же, не бойся, – мысленно приказывает она. – Это на тебя так не похоже».

– Понимаешь, – начала Ксения и замялась: отхлебнула вина, промокнула рот салфеткой.

«Вот оно, – решила Нина. – То самое, зачем мы сюда пришли».

– Мы ведь работаем не из альтруизма, а за деньги, – осторожно продолжает Ксения.

– Не просто за деньги: за очень хорошие деньги. Но и дело хорошее тоже делаем.

– Без денег я бы предпочла, чтобы этим хорошим делом занимался кто-нибудь другой. Очень уж хлопотно. – И Ксения улыбается Нине: у нее такая славная, очень ее молодящая улыбка. Возможно, так кажется потому, что все остальное в ее лице – резкие скулы, насмешливый рот, глаза-буравчики – скорее отталкивает. – Мы работаем за деньги. За бабки, – задумчиво тянет Ксения, ковыряя вилкой лобстера. – А раз так, возникает вопрос: за какие именно деньги мы работаем и кому они в итоге достаются. Делаем-то мы все сами. А бабки наши уплывают, – последнюю фразу она произносит тихо и немного в сторону, точно беседует сама с собой.

– Ты отдаешь их Кириллу, – уточняет Нина, пытаясь зачерпнуть вилкой сладковатый белый соус, в котором подали лобстера.

– Вот-вот, – кивнула Ксения. – В принципе, меня это всегда устраивало, ты знаешь. А тут недавно я призадумалась… Обидно получается. Кирилл чужими руками жар загребает.

– Ну и что? Мы ведь тоже не бедствуем. Я права водительские скоро получу, по выходным с инструктором занимаюсь. Ты на дом копишь. Лобстеров вот едим…

– Ты права. Но пойми: работа наша с тобой – особенная, уникальная… Чтобы влезть в этот бизнес, некоторые люди готовы на… Готовы на многое. Между прочим, я работаю на Кирилла много лет… Все рогожинские закоулки облазила, все медвежьи углы обошла. Ну да, в самом начале Кирилл везде провел меня за руку, со всеми познакомил. Но ведь это было начало… К тому же, знакомил он меня только в самом Рогожине. А областные центры километров за сто? Нищие интернаты в поселках, которые не на всякой карте отмечены? А тараканьи деревни? Потом дело пошло, а для меня лично – никаких перемен… Денег столько же…

Нине становится жалко Ксению. Она еще не слышала в ее голосе такого отчаяния, такой усталости.

– Может, – осторожно говорит она, – тебе от него отделиться?

Ксения пристально смотрит в окно, где пестреет витраж с каким-то замысловатым китайским узором.

– Ну не знаю… Все ниточки и зацепки остаются у Кирилла…

– А зачем тебе его ниточки и зацепки? – удивляется Нина. – Испанцы давно пишут лично мне. Я могу предложить им работать с тобой напрямую.

– Предложить-то можно, конечно. Но видишь ли, я боюсь, что Кирилл узнает.

– А как? Клиенты не заинтересованы переплачивать лишнее. Дети все от тебя, про него уже никто не помнит.

– Тоже верно, – нерешительно соглашается Ксения.

Со стола унесли остатки лобстера, вместо просторных обеденных тарелок появились вазочки с мороженым. «“Мороженое из зеленого чая”, – прочитала Нина вслух еще до обеда, листая меню и пробегая глазами перечень десертов. – Звучит красиво. Прямо как “Пейзаж, нарисованный чаем” у Павича».

Мороженое оказалось зеленоватое, не очень сладкое и на вкус в самом деле напоминало чай.

– Какая прелесть, – воскликнула Нина. – Вот молодцы китайцы!

Она не очень любила мороженое, но «зеленый чай» выгребла из вазочки в одно мгновение.

– В общем, скажу тебе вот что, – продолжала Ксения. – Кирилл – человек опасный. Не подумай только, что я его боюсь. Я не боюсь, правда-правда. Точнее, не боюсь в общепринятом смысле. Скажем так: я опасаюсь. Неохота с ним связываться. Неизвестно, какие за ним стоят силы. Очень может быть, что он работает не один. Да еще это чертово маньячество… Вообрази: как-то раз он приперся ко мне домой с диктофоном.

– Не может быть, – изумилась Нина. – Как ты догадалась? Зачем ему диктофон?

– Понятия не имею. А догадалась очень просто. Во время разговора он держал руку в кармане. Потом, когда я, видимо, наговорила достаточно, щелкнула кнопка, и он вынул руку.

– Ты видела?

– Кого?

– Диктофон.

– Я же говорю: он лежал у Кирилла в кармане. Разумеется, он его не доставал, не вертел у меня перед носом… Как я могла видеть?

– Так может, тебе просто почудилось? Чайник электрический на кухне вскипел, щелкнула кнопка. Что-то мне с трудом верится.

– Видишь ли, Ниночка, – задумчиво проговорила Ксения. – Есть у людей такое особое чувство, как зрение или слух… Шестое или уж не знаю, какое по счету. Иногда бывает, слышишь и видишь одно, а в голове будто датчик включается: пи-пи-пи… Вот это «пи-пи-пи» и есть шестое чувство. Оно дано всем, я так думаю… Но у некоторых оно развивается – когда много общаешься по делу с разными людьми. Когда ты осторожен, собран, когда внимание концентрируешь. Когда понимаешь, что самое главное – не в словах и даже не в выражении глаз… И я тоже в один прекрасный день научилась. Жизнь научила. Мне ведь в начале очень трудно было их понять – начальника департамента, Людмилу Дмитриевну, Аду… Мы марсиане для них, а они для нас. Им бы такого человека, как они сами, – незлого, неглупого, душевного и очень жадного. Вот тогда бы они друг друга сразу поняли… Кстати, у них это чувство тоже очень даже развито, особенно когда дело касается опасности или денег. Я вот думала раньше: интересно, что же все-таки в них преобладает? Страх над жадностью или жадность над страхом? И страх, представь себе, чаще всего сильнее… В этом корень наших бед. Нужные люди отказываются от выгоды, опасаясь за собственную шкуру. Потому что жадность – это как бы желание лишнего. Лишнее – оно, может, и неплохо, но без него в целом можно обойтись. Они и обходились всю жизнь, пока в Рогожине, да и повсюду в России не открыли международные усыновления. Но как только на смену жадности приходит страх, они от всего готовы отказаться.

– Ну а что Кирилл с диктофоном? – напомнила Нина. Они уже съели мороженое и допивали чай.

– Ах да, Кирилл. Так вот… Я тебе про шестое чувство не просто так. Видишь ли: не имеет значения, щелкнула кнопка или нет. Может, правда электрический чайник закипел. А может, мне послышалось, не важно… Главное – у меня сработало шестое чувство, которое совершенно ясно подсказало: в кармане у Кирилла спрятан диктофон… А все это я вот к чему. Сейчас помочь мне можешь только ты. Напиши испанским посредникам, обрисуй ситуацию. Надеюсь, ты сама сообразишь, как это получше сделать, ты человек очень и очень неглупый. Нашим испанцам, думается мне, все равно, с кем работать – с Кириллом, с нами напрямую или с чертом лысым… Кстати говоря, Кирилл все время специально создает кучу сложностей там, где их могло бы не быть… И страдают от него в первую очередь наши клиенты – на пустом месте. Просто из-за его поганого характера.

Им принесли счет, заложенный в красную лакированную книжицу. Ксения быстро пробежала глазами столбик цифр и отсчитала несколько крупных купюр.

– Наверное, ты сейчас думаешь, что с точки зрения порядочности все это не очень хорошо, – улыбнулась она. – На самом деле я ценю порядочных людей, очень ценю. С другими я просто не стала бы работать… В общем-то я и сама порядочная. Но я считаю, что порядочность не должна быть чрезмерной.

– Чрезмерная порядочность? – повторила Нина. – А что это, по-твоему?

– Это когда из-за порядочности человек может кому-то навредить – другому или себе самому… Когда ради говенных принципов он отказывается от чего-то важного.