Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков

– Я – гражданин Советского Союза,– сказал он седому.– И требую...

– А паспорт у вас есть? – безмятежно спросил седой.

Мазур растерянно замолчал – документами он был не обременен, в карманах грязного костюма ничего не было, даже сигареты с зажигалкой куда-то пропали.

– Вот то-то,– терпеливым тоном опытного врача, привыкшего к самым неожиданным пациентам, сказал седой.– Извольте, молодой человек, отвечать на мои вопросы, а протестовать будете потом. Когда найдется более подходящее время.

Дать ему в лоб, а потом побеседовать по душам с троицей? Но дальше-то что? Усилием воли Мазур заставил себя успокоиться.

Вопросы оказались как раз теми, каких следовало ожидать от врача: чем болел, какие прививки делал перед прибытием сюда. В заключение седой взял у него кровь из вены и словно бы потерял к пациенту всякий интерес. Трое подняли Мазура со стула и, легонько подталкивая, выпроводили, но двинулись не в прежнюю комнату, а в противоположном направлении.

По дороге Мазур наскоро прокрутил в голове сногсшибательную гипотезу: он оказался в лапах мэда, сиречь безумного ученого.

За время плавания вдоль африканских берегов они не раз смотрели американские ужастики на эту тему, как ни пытался противодействовать товарищ Панкратов. Классический «безумный ученый», «мэд сайентист». Сейчас начнет превращать Мазура в чешуйчатого монстра или скрещивать его с сахарным тростником.

Вздор. Полнейший. Больше всего особняк смахивает не на логово яйцеголового безумца, а на резиденцию преуспевающего плантатора. Интересно, что может быть общего у второго с первым?

В комнате, куда его привели, обнаружилась огромная, чистая ванна.

– Раздевайся и лезь,– подтолкнул Мазура в поясницу один из конвоиров.– Умеешь пользоваться ванной, белый?

Промолчав, Мазур сбросил замызганную одежонку и полез в ванну. Пока суд да дело, следовало воспользоваться нечаянным комфортом. Все его барахлишко ахатинец запихал в черный пластиковый мешок и куда-то унес. Мазур долго плескался в пушистой пене, никто его не подгонял. Совмещая приятое с полезным, пытался прокачать в уме, как отреагируют на судне на его исчезновение и какие меры предпримут. Наверняка один из помощников капитана отправится в полицию и с честнейшими глазами заявит, что мирный советский ученый пропал бесследно. Параллельно напрягут здешнюю агентуру – она тут, конечно, имеется. Одно плохо: с подачи Лаврика могут зациклиться на Мадлен, полагая ее главной виновницей пропажи старшего лейтенанта Мазура, хотя ему-то теперь уже ясно, что Мадлен тут совершенно ни при чем...

В конце концов один из стражей поинтересовался:

– Ты что, рекордный заплыв хочешь устроить? И так уже чистый до хруста...

Мазур вылез, обмотался полотенцем. В комнате тем временем объявился огромный, голый до пояса мускулистый негр и громко распорядился:

– Ложись на кушетку, белый. На пузо,– глянул на замешкавшегося Мазура и фыркнул: – Не трясись, белый, я не педераст, я массажист...

– А кто твою маму знает...– проворчал Мазур, вытягиваясь на кушетке.

Великан не соврал – Мазур понимал толк в массаже, сам умел его делать, как любой из группы, а потому быстро оценил, сколь профессионально его обрабатывают. Суставы потрескивали, негр старался до седьмого пота. Как и следовало ожидать после столь долгих и изощренных трудов, Мазур почувствовал себя заново родившимся, бодрость так и струилась по жилочкам.

– В туалет хочешь? – спросил негр.

– Нет пока,– сказал Мазур.

Откровенно говоря, он давно уже справил малую нужду прямо в ванну еще во время первого омовения – проситься в сортир отчего-то показалось унизительным.

– Ну, тогда отдыхай,– пробурчал великан и вышел не оглядываясь.

– Дальше-то что, ребятки? – спросил Мазур, драпируясь полотенцем.– Одежонку бы какую...

– Всему свое время,– обронил один из конвоиров.

Обернулся к приоткрытой двери и что-то громко сказал. Приятная мулаточка в синем платье и белом фартучке принесла поднос и после секундного раздумья, не найдя другого места, поставила его на кушетку рядом с Мазуром. Оглядев его с неприкрытым любопытством, вышла. За дверью тут же послышались смешки, перешептывание.

– Лопай,– широким жестом указал на поднос курчавый.

И все трое покинули комнату. В замке щелкнул ключ. Придерживая сползавшее полотенце, Мазур первым делом подошел к окну, украшенному солидной решеткой, которую даже он вряд ли вынес бы голыми руками. За окном пестрели цветы на клумбах, синело небо над далекой зеленой стеной сахарного тростника. Сельская идиллия, пастораль...

Как бы там ни было, следовало подзаправиться. Силы не помешают. Он в два счета разделался с жареным мясом в кисловатом соусе, рыбой, рисом и прочими недурно приготовленными яствами, отнюдь не блиставшими особой экзотикой. Обнаружив под салфеткой пачку американских сигарет с зажигалкой, растянулся на кушетке, пуская дым. Следовало согласиться, что пока ничего особо жуткого с ним не произошло. Будущее, правда, оставалось абсолютно туманным. Как и предсказания лесного колдуна, чтоб ему на башку кокос упал...

Время шло, Мазур понемногу начинал скучать. Он определил, что время близится к вечеру, но кроме этого никакой ценной информацией не располагал. Минуты тянулись, как жвачка. Прошло не менее полутора часов, прежде чем щелкнул замок. Вошел тот самый массажист, на сей раз не только в белых штанах, но и в безукоризненной рубашке с черной бабочкой, шедшей ему, как корове седло. На поясе у него висел паранг и еще коричневая мягкая кобура, из которой торчала рукоятка револьвера.

– Держи, беленький,– он небрежно бросил Мазуру белые брюки.– Кажется, твой размерчик...

– Эй, а все остальное?

– И так сойдет...

Мазур натянул штаны. События, кажется, сдвинулись с мертвой точки...

– Шагай,– подтолкнул верзила. Продемонстрировал внушительный кулак.– Только смотри у меня, без глупостей, в доме, между прочим, охраны полно...

Мазур двинулся впереди него по широкому коридору барского дома, ничуть не напоминавшего лабораторию сумасшедшего ученого. Верзила поскрипывал сзади черными лакированными туфлями. Совсем нетрудно было бы обидеть его, а потом конфисковать холодное и огнестрельное оружие, но Мазур решил не пороть горячку.

Остановились перед высокой двустворчатой дверью. Положив Мазуру на плечо громадную лапищу, проводник сказал:

– Ты, сдается мне, парнишка сообразительный...

– Да вроде,– сказал Мазур, переступая босыми ногами.

– Тогда запомни парочку необходимых истин,– он внушительно покачал под носом у Мазура толстенным указательным пальцем.– Первое. Будь паинькой. Второе. Если ты, беленький, хозяйку хоть как-то обидишь, я тебе лично яйца отхвачу парангом, а потом закопаю. Яйца отдельно, тебя отдельно. Усек?

– Усек,– сказал Мазур.

– Тогда прошу...– он распахнул перед Мазуром правую половинку двери.

Мазур вошел. Огляделся. Не увидел ни единой живой души. Обширная комната, обставленная несколько старомодно, но с утонченной роскошью, больше всего напоминала будуар знатной дамы, какие показывают в исторических фильмах: огромная кровать под балдахином, мебель черного дерева, картины под стеклом, букеты в китайских вазах... Посреди всего этого босой и голый по пояс Мазур смотрелся как-то нелепо.

Резко развернулся к стене, услышав за спиной непонятный звук.

Это открылась потайная дверь, до того выглядевшая еще одной резной панелью. Под тоненькое, мелодичное позвякивание вошла молодая женщина в белом мужском костюме и белых сапогах, с распущенными, чуть ли не до пояса черными волосами. Помахивая коричневым плетеным хлыстом, остановилась в трех шагах от Мазура, разглядывая его со спокойной уверенностью хозяйки. Села в ближайшее кресло, закинула ногу на ногу и, покачивая остроносым сапожком, уставилась с задумчивым любопытством. Мазур так и стоял посреди комнаты, гадая: золотые у нее шпоры или просто под вид золота?

Ясно было, что это креолка, но белой крови определенно побольше, чем негритянской. Если бы Мазур не насмотрелся уже на здешних обитателей, на причудливое смешение кровей и рас, мог принять ее за обычную европейскую девушку, разве что загоревшую под тропическим солнцем. Смазливенькая – спасу нет. Вот только балованная и капризная, как сто чертей, сразу видно...

– Можно сесть? – решил, наконец, Мазур прервать затянувшуюся немую сцену.

– Сядешь, когда я разрешу,– промурлыкала незнакомка, меряя его взглядом.– Раздевайся.

– Пардон? – спросил Мазур.

– Я сказала – раздевайся.

Мазур медлил. Она, с гримаской раздражения на хорошеньком личике, гибко выпрямилась, коротко взмахнула рукой. Свистнул увесистый хлыст, плетенный из кожаных ремешков, левое плечо Мазура чувствительно обожгло.

– По-моему, ты не понимаешь своего положения,– протянула черноволосая красотка, поигрывая хлыстом.– Я здесь полная хозяйка на двадцать миль вокруг. Достаточно...– она плавно, многозначительно положила свободную ладонь на колокольчик с высокой ручкой, стоявший на столике рядом с креслом,– чтобы ворвались слуги. Они хорошие слуги, выполнят любой приказ. Когда я говорю – любой, это значит – любой. Начиная с того, чтобы исполосовать тебя кнутом в лохмотья и кончая выброшенным в море трупом, который крабы и рыбы быстренько превратят в нечто, не поддающееся опознанию... Хочешь убедиться, что все это предельно серьезно?