Голем 100 - Альфред Бестер

Ее долго разглядывали, потом узловатый пальчик качнулся, напоминая усик какого-то жука, снова за­стыл. Один из шейхов склонился к закутанной мумии, затем выпрямился.

— Отец-Ооп говорит, что впервые ты встала у нас на пути в 71-м.

Уже наученная, Гретхен подождала, пока шейх Омар передаст ей сказанное. Затем она ответила:

— Да, заказ для Оберлина. Я не знала, когда подпи­сывалась, что затронуты интересы ООП. Мне очень жаль, если я причинила вам неудобство. Я этого не хо­тела. Передайте мои уверения Отцу-Оопу.

Ее посредник сообщил сказанное посредникам От­ца-Оопа. Таким же затейливым путем к ней пришел вопрос:

— Почему же ты, узнав, не отказалась от заказа?

— Это вопрос профессиональной чести.

— В 72-м по твоей вине был уничтожен целый от­ряд боевиков ООП.

— Да, заказ для Графита. В тот раз я уже знала об участии ООП и предупредила боевиков, что им нужно

уходить. Предупреждение было ясным и заблаговре­менным, но ваши бойцы оказались глупыми или упря­мыми. Я тоже пострадала в той истории — два месяца пришлось провести в больнице. Я...

Она прикусила язык. Яркой вспышкой сверкнула догадка: «Я ослепла под перекрестным огнем. И врачи, и я считали, что зрение ко мне вернулось, но это не так — просто включилось мое ясновидение, а никто из нас не понял».

Отец-Ооп, однако, продолжал:

— Тебе было предложено вдвое больше, чем ты получала по договору с Графитом. Почему ты отказа­лась?

— Профессиональная честь дороже, к тому же я не беру взяток.

— В 74-м ты помогла девчонке бежать из ООП к ее любовнику — неверному христианскому псу.

— Да, верно.

— Где она сейчас?

— Не скажу.

Гретхен услышала рядом вздох ужаса, вырвавший­ся у Омара.

— А знаешь?

— Да.

— Но не скажешь?

— Нет. Ни за что.

Она снова услыхала, как задохнулся Омар.

— Тебя связывает договор?

— Нет, милосердие.

Наступило молчание.

Шейх Омар прошептал:

— Очень сожалею, но это конец. Я бессилен защи­тить тебя.

Закрывавшее лицо мумии покрывало колыхнулось. Один из шейхов склонился, чтобы услышать шепот, затем выпрямился.

— Отец-Ооп доволен твоей стойкостью. Отец-Ооп доволен твоей силой. Отец-Ооп говорит, что вам двоим следовало бы родиться мужчинами.

— Я благодарю Отца-Оопа.

— Отец-Ооп спрашивает, чего ты хочешь.

— Информации.

— Чем ты собираешься расплачиваться?

— Ничем. Я прошу об одолжении.

— Отец-Ооп твой должник?

— Нет.

— Неважно, тебе будет оказано одолжение. Спра­шивай.

— Благодарю. ООП торгует любыми наркотиками. Не появилась ли недавно на улицах Гили новая дурь, в которую входит невероятно редкий металл прометий? П-Р-О-М-Е-Т-И-Й.

Общение через двойной комплект посредников за­няло, казалось, вечность, но ответ наконец-то прозву­чал:

— Нет.

— ООП известны все источники поступления нар­котиков. Возможно ли, чтобы толкач потихоньку сотво­рил что-то новое и начал предлагать это на улицах?

Новая проволочка, затем ответ:

— Решительно нет. Нашим Enforceurs[17] не позже чем через неделю все было бы известно. Они не сооб­щали ни о чем новеньком, ничего, что производилось бы частником или в промышленном масштабе.

Гретхен разочарованно вздохнула:

— Тогда у меня все. Благодарю, Отец-Ооп. Мое почтение и благословение всем вам.

Она повернулась к выходу.

— Постой, будь любезна. — Свистящий шепот был тихим, но таким же пронизывающим, как шипение га­дюки.

Гретхен застыла в изумлении и обернулась — Отец- Ооп сама заговорила с ней!

— Ты не из фалашей. Ты Гретхен Нунн, могущест­венная и уважаемая.

— Благодарю вас, Отец-Ооп.

— Ты сама всего добилась.

— Вы оказываете мне честь.

— Если бы ООП предложила тебе контракт, ты приняла бы его?

— У вас же есть своя организация.

— Ты приняла бы его?

— Чем я могу быть вам полезна?

— Ты приняла бы его?

— Как взятку?

— Нет, не как взятку. Ты приняла бы его?

— Я не могу ответить на этот вопрос, пока не узнаю, почему он мне задан.

— Ты на редкость отважна, независима, умна. У тебя есть и редчайшее — благоприобретенное — на­хальство. Так ты приняла бы его?

Гретхен стала поддаваться несокрушимой воле, си­ле, которая неудержимо исходила от этой ссохшейся фигурки. Ей вдруг припомнилась Цу-Чи — последняя вдовствующая императрица Китая, коварством, убий­ствами, блеском очарования и тонкостью ума проло­жившая себе дорогу от койки рабыни-наложницы к Поднебесному Трону.

Она заговорила, тщательно подбирая слова:

— Я приму и выполню все и всяческие контракты при одном условии — они не должны причинять прямо­го вреда никому и ничему. Я не разрушительница. К великому сожалению, я не всегда могу предвидеть все отдаленные последствия, но за это уже в ответе я сама, а не мой заказчик.

— Да-да-да, — донеслось шипение, — я довольна тобой. Очень довольна. Я устрою нам еще одну встречу, и ты тоже останешься довольна. Теперь иди, Гретхен Нунн.

Шейх Омар — воплощенная любезность и море ле­сти — проводил ее к выходу из Оазиса. Гретхен переве­ла дух и содрогнулась.

— Бог мой! При ней я снова почувствовала себя ребенком!

* * *

Шима полагал, что уж ему-то известны наперечет все производители медикаментов, аптеки и фармацев­тические лаборатории в Гили — это в конце концов было

частью его работы, но такого монстра он не ожидал встретить.

Покосившийся каменный дом в Гнойном тупике был залеплен бумажками с криво нацарапанным пре­дупреждением: «Здание разрушается!» —надписи бы­ли, пожалуй, современниками Декларации независимо­сти. Ржавая вывеска, крепко прибитая к еле держаще­муся кронштейну, гласила: «Рубор Тумор». Буквы были обведены рисунками, на которых недвусмысленно и гротескно изображались эрогенные зоны. Кучка пороч­ного вида зевак околачивалась возле витрины, в которой на прозрачный экран проецировалась крутая порнуха — поцарапанной и мутной киноленте было лет сто. Кое- кто из глазевших вяло и безуспешно пытался онаниро­вать.

Шима вошел в «Рубор Тумор» под пронзительный свист насмешливых гуляк. Внутри он молниеносно со­риентировался.

— Боже ж мой! — вырвалось у него — Да это заве­дение — ровесник тысячелетия! Треклятый музей — вот это что!

Повсюду громоздились чаны, бочонки, оплетенные бутыли, мензурки, колбы и реторты, черпаки и мерные стаканы.

«Еще не грабанули ни разу? — озадачился Шима. — Как это? Почему?»

На стеллажах, как в сотах, торчали склянки с давно устаревшими зельями — склянки и ярлычки были такой же древности, как и остальное. Для коллекционера сами эти склянки представляли целое состояние: «Два-про- пинил-пепси»; «Новая Улучшенная Окси-Шаста-!-»[18]; «Пластырь-Сверхновая»; «7-CH3.S.C3H7-YX!»; «Клаб (К° + высокое напряжение) Сода»; «Феноловый тоник доктора Брауна[19]»; «1,3-гексадин-5-иновый Спрайт»; «4- n-гексил-резорцинол Д-р (ПепперЗ)2»; «Кока (R.N + ) Кола».