Помни меня - Фири Макфолен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот этот выглядит очень мило. Кто он? Или это она?
Майло скривился, пытаясь быть снисходительным к моим глупым вопросам.
– ПАПЛУ!
– Паплу. Мне нравится его шарф.
– Шапочка, – поправляет Майло.
Появляется Эстер с бокалом «Кавы» для меня. Моя первая реакция: «О боже, только не это!» – за которой сразу же следует: «О боже, да».
– Ну и как все прошло вчера вечером? – спрашивает она, пристально на меня глядя. – Тебе удалось прилично себя вести?
Эстер похожа на меня, но она более худая и бюст у нее меньше. Короткая стрижка как бы говорит: «Я очень занята». Сестра может похвалиться различными умениями, которых у меня нет: проводить ревизию налоговых деклараций; приготовить приличный бешамель для лазаньи; держать себя в узде. Я знаю, что подробный отчет о вчерашнем вечере плохо кончится, и пока что неважно себя чувствую для допроса. Но, к счастью, у меня есть замечательная новость, чтобы отвлечь сестру. Если она отнюдь не благоволила к Тони, то Робина терпеть не могла.
– Все прошло прекрасно, спасибо. На самом деле есть более важная новость. Сразу же после моего увольнения из «Это Amore!» мы с Робином расстались.
– О! – произносит Эстер, округлив глаза. Она колеблется, решая, не присесть ли ей со вторым бокалом «Кавы», который держит в руках. – Что случилось?
– Я… э-э… – С одной стороны, мне не очень-то хочется подтверждать ее подозрения насчет Робина. С другой стороны, если я хочу сблизиться с сестрой, оставлять ее в неведении – не лучший способ. К тому же я не могу удержаться и не рассказать смешную историю. – Я застукала Робина… – Я тру нос, глядя в сторону Майло, – когда его чэ-эл-е-эн был в одной леди.
Эстер ахает и хватается за свое ожерелье от «Тиффани».
– Застукала? Ты была там?
– Да, и мне прекрасно была видна сцена, – отвечаю я, делая большой глоток «Кавы». – Я была, так сказать, в бельэтаже. Робин дал мне ключ от своей квартиры, и я неожиданно оказалась свободна. Он считал, что я на работе.
– О господи! Не знаю, что бы я сделала, если бы… если бы застала такую сцену.
– Я тоже не знала, что делать. Просто орала. Это была его личная помощница, Луиза.
– Вот как? Он же сказал тебе, что его не будет в городе?
Я открыла было рот, чтобы возразить: «Нет, с чего ты взяла?» – но вовремя вспомнила, что солгала насчет причины, по которой он не может быть здесь сегодня.
– А? Да, – бормочу я.
– Мне бы следовало сказать, что я удивлена, но он не казался самым надежным из людей. Отпускал шутки насчет наркотиков при маме и Джеффе.
– Гм-м.
Я смотрю на пузырьки, поднимающиеся в бокале, и на облупившийся лак на своих ногтях.
– Я не могла понять, насколько у тебя было серьезно с Робином.
– Думаю, я тоже не могла это понять. Наверное, нет. Все шло хорошо – и вот пожалуйста.
Эстер бросает взгляд на Майло, чтобы убедиться, что он занят своими пластмассовыми фигурками, и тихо произносит:
– Я знаю, ты и твои феминистские подруги осудили бы меня за это, но я старомодна. И не думаю, что улечься с кем-то в постель в первую же ночь, прежде чем узнать человека, приведет к успеху.
Я издаю стон. Как неразумно с моей стороны было рассказывать о том, как я познакомилась с Робином!
– Можешь смотреть на меня вот так сколько угодно! – говорит Эстер. – Это суровая правда жизни: никто не ценит то, что слишком легко достается. Ни мужчины, ни женщины. Ты же не хотела, чтобы он обращался с тобой, как с какой-то доступной групи. И тем не менее…
Она смотрит на меня, пытаясь понять.
У сестры совершенно превратное представление о моей сексуальной жизни. Она думает, что я на переднем крае борьбы за свободную любовь, что у меня часто случаются свидания на одну ночь и для меня это так же легко, как для нее – выпить чашку черного кофе. Я никогда не давала себе труда развеять это заблуждение и объяснить, что у меня были только те бойфренды, о которых она знает. Эстер почему-то считает, что я не нашла никого стоящего потому, что слишком несерьезна. Я предпочитаю, чтобы она считала меня несерьезной, нежели печальной.
– Не думаю, что у нас Робином что-нибудь вышло бы. Он твердил, что не верит в верность единственному человеку, ведь он не застрял в шестидесятых. Мы были просто кораблями, проходившими мимо друг друга в дерьме.
Наши взгляды обращаются к Майло, но он что-то шепчет Паплу.
– Прости, – шепчу я Эстер.
– Осторожнее. Он сейчас как чертов попугай, – шипит она. Затем продолжает уже в полный голос: – Какая пустая трата времени! Тебе уже тридцать. Конечно, тебе нужно что-то более надежное.
Она говорит в точности, как мама. И я сразу же ощущаю в себе бунтарский дух тинейджера.
– Не знаю, хочу ли я предложения руки и сердца. Но действительно, было бы неплохо встретить кого-то более преданного. Такого, кто не станет заниматься эс-е-ка-эс-ом с другими женщинами.
Эстер постукивает кончиками пальцев по ручке кресла.
– Кого же ты ищешь? Я пытаюсь представить его.
Она говорит, как Рэв. Это глупо, что я слишком уж стараюсь? Выпендриваюсь? Папа однажды сказал мне, что я обожаю выпендриваться, но при этом терпеть не могу быть в центре внимания. «Парадокс, который ты разрешишь в один прекрасный день». Увы, папа никогда не увидит этого дня.
– Я сильно подозреваю, что моя половинка не существует, – шучу и, взяв горсть фисташек из фарфоровой вазочки в форме листа на кофейном столике, принимаюсь их чистить.
– А я уверена, что он существует. Просто…
Так, сейчас начнутся поучения.
– Просто то, что кажется любовью в девятнадцать-двадцать лет, и то, что оказывается на самом деле, когда становишься взрослым, – это две разные вещи. Но некоторые из нас продолжают искать первый вариант еще долго после того, как пора от него отказаться, – говорит Эстер. Это больно ранит, особенно когда свежо воспоминание о вчерашнем вечере. Я молчу.
– Может быть, мое представление о том, какой должна быть любовь, отличается от твоего, – добавляет Эстер, совершенно превратно поняв мое молчание. Я знаю, что у нее благие намерения. – Вот что я хочу сказать: тебе нужно снизить уровень своих ожиданий. Ты же не собираешься искать кого-то, кто зажжет в твоем сердце огонь? И знаешь почему? Потому что сгорать от любви – плохая идея. Она разрушительна. Когда сегодня кто-нибудь описывает любовь, то обычно имеет в виду похоть.
