Натуралист в поиске (записки ловца змей) - Аркадий Недялков

После первого знакомства Платон Кондратьевич был молчалив сверх меры. За сутки нашего пребывания на кордоне он произнес не больше десяти фраз. Однако наше оживление после удачной охоты на змей ему, очевидно, понравилось. Хотя он сидел и слушал молча, мне показалось, что глаза у него были чуть - чуть веселее, чем в момент нашего появления.

Под стать хозяину было и живое существо, обитавшее на кордоне, - пес Урал.

- Гончак, - коротко ответил егерь на вопрос Бориса о породе собаки.

Крупный рыже - серый пес, на мой взгляд, не был гончаком, но спорить с егерем я не стал. Если хозяин хочет, чтобы его собака называлась гончей, даже если она похожа на болонку, пусть будет так, как хочет хозяин (разумеется, если вы не судья - кинолог).

В день нашего приезда пес сидел на привязи возле конуры и внимания на нас не обращал. Толя хотел подойти к нему, но Урал поднял голову и показал здоровенные клыки. Толик отошел в сторонку и попыток навязать собаке знакомство не возобновлял. Точно так же Урал отнесся и моему стремлению завязать с ним дружеские отношения с помощью лакомых кусочков. Он без задержки съел и сахар, и сало, и хлеб, но к себе меня не подпустил. Настаивать на сближении я не решился. Видя такое поведение пса, Борис даже не стал пытаться завязать с ним какие-либо отношения.

Вместе с этой молчаливой парой нам предстояло прожить не менее месяца. Впрочем, егерь не всегда оставался молчаливым. Вечером первого дня, услышав сетования Толика на плохую погоду, Платон Кондратьевич промолвил: - Не хнычь. Через три дня придет ведро.

- А откуда вы знаете? - поинтересовался Борис.

- Зяблики нынче рюмили яро. К долгому дождю. После дождя всегда ведро бывает.

Так и вышло. Дождь лил три дня.

В непогоду нужно обязательно найти себе занятие: иначе тоска заест. Возле амбара лежала куча бревен.

- На дрова? - спросил я егеря. Он утвердительно кивнул головой. - Пила и колун есть?

- Возьми в амбарушке.

Принялись мы пилить и колоть. За два дня наворочали кучу поленьев вышиной чуть ли не с избушку. Платон Кондратьевич участия в работе не принимал. Весь первый день он провел в лесу на обходе, а утром второго дня уехал куда-то на лодке, предупредив, что вернется только к вечеру. К концу третьего дня все бревна были распилены и переколоты. Из поленьев мы сложили огромную поленницу. Возвратившийся Платон Кондратьевич обошел поленницу, потрогал ее и ничего не сказал, а взял большую охапку поленьев и... затопил баню.

Часа через полтора баня была готова, и мы отправились мыться. Все мы были фронтовиками, и всех нас война пометила: у меня ниже правой лопатки багровели следы осколочного ранения, у Бориса на левом бедре глубокая борозда от разрывной пули, у Толика иссечено правое предплечье.

Платон Кондратьевич увидел эти метки и спросил меня: - Это откуда?

- Фронт, - коротко ответил я. - А у них?

- И у них фронт.

Больше вопросов егерь не задавал.

Вечером Борис стряпал нашу обычную еду - нехитрую похлебку из тушенки и картошки. Платон Кондратьевич посмотрел на него и спросил: - Неужто вам тушенка и бульба не надоели?

- Другого нет, - ответил Борис.

- Вари уху. Вот рыба, - сказал егерь и высыпал из мешка крупных карасей.

На этом неожиданности не кончились. Сели мы за стол, где в чугуне еще булькала ароматная уха, и тут егерь поставил на стол объемистый жбан.

- А это что? - спросил Толик

- Бражка медовая. Пейте.

- А вы?

- Я как все. Вы вроде помочане, я - хозяин, угощаю.

- А что это такое - помочане?

- Коли хозяин сам какую работу сделать не может, он соседей на помочи зовет. Самому мне с дровами не управиться было: спина пилить не дозволяет. Болит. Вы меня уважили.

Так началась наша дружба с молчаливым егерем.

В первый же погожий день мы хотели уйти на поиски змей рано утром, но Платон Кондратьевич остановил нас: - Куда это вы спозаранку?

- Гадюк искать.

- Не спешите. Гады выходят, когда солнце обогревает. Ходить вам далеко не надо.

Мы не послушались доброго совета, ушли рано и часа два ходили по берегу впустую. Гадюки появились только после того, как солнце стало заметно пригревать.

И еще одну ошибку совершили мы в этот день. Есть у ловцов такая примета (все ловцы немного суеверны!): если возьмешь с собой много мешочков, то вернешься домой пустым. Взяли мы с собой всего по два мешочка. К полудню все наши мешочки были полны змей. Гадюки встречались повсюду, где на мох попадали солнечные лучи.

- Говорил я вам, что нужно взять побольше мешочков, - укорял нас Толик, - куда змей сажать?

- Не жадничай, друг, - успокаивал его Борис, - как бы ты понес три мешочка? Это ведь не лягушки, а ядовитые змеи. Они могут и сквозь мешок достать. Зубки у них длинные!

- Палку бы срезал и понес змей, как ведра на коромысле! - не успокаивался Толик.

- Так сделай коромысло сейчас и испытай свое изобретение!

- Разве этим я поправлю дела? Все равно нужно на кордон за мешочками возвращаться!

На кордоне мы высыпали змей в ящики и, взяв по пять мешочков на каждого, отправились продолжать охоту. Пока мы шли к болоту, небо затянуло тучами и закапал дождь. Мы вернулись на кордон промокшими и с пустыми руками.

На другой день погода была, выражаясь языком синоптиков, неустойчивой. Похолодало, временами выпадали осадки. В натуре это выглядело так: по небу ползла грязно - серая туча, из которой сыпалась густая крупа. Не снег, а колючие белые комочки, очень похожие на перловую крупу. Крупа сыпалась минут пять, земля становилась белой; потом туча уползала, теплело и появлялось солнце. Не слабенькое, зимнее, а сильное, весеннее. Лучи солнца "съедали" крупу. Она сохранялась только там, где эти лучи ее не доставали. Солнце буйствовало четверть часа. Потом приползала новая туча с зарядом крупы и опять белила землю. Ветер уносил тучу - солнце сгоняло крупу. Смена зарядов крупы и солнца происходила раза три - четыре за какой-нибудь час.

Само собой разумеется, что в такую погоду выходить на охоту мы не собирались. Разве могли мы предположить, что... Впрочем, лучше рассказать все так, как это было.

Мы сидели в избушке, а в окно стучала крупа. Платон Кондратьевич еще затемно куда-то уехал, и, когда должен был возвратиться, мы не знали. Делать нам было нечего, и я уже собирался завалиться спать, как вдруг в избушку вошел Платон Кондратьевич.

- Чего в избе сидите? - спросил он.

- Ждем погоды, - ответил Борис.

- Чем эта погода плоха?

- В такую погоду ни одна змея не выползет!

-то не так. Самая погода гадов брать!

- Ты, что, смеешься, Платон Кондратьевич?

- Слушай меня, браток. Идя гадов брать. Как солнце выйдет, так и гад выходит!

- Да ведь холодно!

- Это тебе холодно. Гадам - нет.

- Ну что, пошли? - загорелся Толик.

- Пойдем, - неохотно сказал Борис, - только...

- Не ходи! - остановил его егерь. - Дай мне щемялку свою (так Платон Кондратьевич называл хваталку) и мешок.

- Да нет, Платон Кондратьевич, я сам пойду! Уж если ты хочешь мне помочь, то лучше покажи места, где сейчас гадюки будут, а брать их мы сами умеем!

- Идемте! - сказал егерь. - Покажу!

Под очередным зарядом густой крупы егерь привел нас на край большой поляны, за которой тянулось бесконечное моховое болото.

- Ждать будем, - сказал егерь, - костер нужно запалить! У костра мы ждали, пока уползет туча. Появилось солнце, но егерь не спешил уходить от костра. Он дождался, пока под лучами солнца крупа стала таять, и повел нас по краю мха. Болото от луга отделяла гривка из багульника и мха, освещенная прямыми солнечными лучами. На ней примерно через каждые полметра лежали пестрые ленты. Это были гадюки. Увидев такое обилие змей, мы побежали вдоль гривки, и змеи одна за другой полетели в наши мешки. Пока светило солнце змеи лежали распластавшись. Набегала туча - гадюки сворачивались в клубки, а с первыми крупинками уходили в глубину кочек, под мох. Мы вернулись к костру. Платон Кондратьевич пришел к нему раньше нас, и когда мы подошли, то увидели, что на костре жарится сало, нанизанное на прутья. Мы поели, дождались солнца и снова побежали вдоль гривки. На ней опять появились гадюки. На кордон мы вернулись с мешочками, полными змей, после того, как небо затянуло сплошной пеленой туч и ждать прояснения было бесполезно. С этого дня переменная облачность и осадки были для нас самой желанной погодой.

Наступили сухие, ясные дни, которых мы ждали, но оказалось, что такая погода совсем не благоприятствует охоте на змей. Первый же ясный, теплый день принес нам огорчение. Гадюки вышли на солнце, немного погрелись и спрятались. Вся охота продолжалась часа полтора. Каждый из нас принес на кордон по полному мешочку змей, но после того, как мы отлавливали по два полных мешочка, такой улов показался нам весьма скромным.

Как-то утром меня разбудили громкие трубные звуки: "Курлы! Курлы! Курлы! Курлы!" Журавли! Птицы кричали совсем близко. Я торопливо оделся и вышел из избушки. На ближней лабызе [Плавучий остров из мха, осоки и тростника.] в какой-то сотне метров от меня спокойно ходили две большие серые птицы. Один журавль неторопливо шагал, опустив голову и высматривая что-то у себя под ногами, а другой плавно кружил вокруг него, полураспустив крылья, словно танцевал. Время от времени танцующий журавль поднимал голову и трубил, а затем забегал перед первым и кланялся. Шагающий журавль обходил его и продолжал все также неторопливо идти по лабызе. Танцор опять трубил и кружил вокруг него. Вскоре первый журавль, все так же неторопливо, ушел в заросли тростника, за ним убежал и танцор. Тут только я заметил, что не один любуюсь журавлями. Возле амбара на куче поленьев сидел Платон Кондратьевич и тоже смотрел на журавлей.