Даю тебе честное слово - Ингрид Нолль

– Что вы тут вытворяете? – строго призвала к ответу Петра.

– Мы репетируем празднование дня рождения, – ответил Макс. – Скоро нам вместе исполнится сто одиннадцать, а это число, состоящее из одинаковых цифр![41]

– Водкой излечивают холеру! – пояснил старик.

С нее достаточно! Петра пулей вылетела из комнаты, даже демонстративно не хлопнув дверью.

И сделала то, чего никогда не позволяла себе дома, – позвонила любовнику. Ответил женский голос. Сохраняя присутствие духа, Петра начала:

– Книжный магазин Кнобелей, добрый день. Ваш заказ…

Однако ее прервали на полуслове.

– У нас сейчас гости, – сказала женщина на другом конце провода. – Не самое подходящее время. Мой муж вам завтра перезвонит.

Петра некоторое время оцепенело смотрела на телефонную трубку. Как же так? Бывшая жена говорит «мой муж», когда они уже год в разводе? И как они могут принимать у себя общих гостей? В отчаянии она решила поделиться с дочерью.

– Мицци, – начала она, – ты себе представить не можешь, что у нас творится! Макс с дедушкой в невменяемом состоянии, напились вдрабадан, прокурили весь дом, я не знаю, что еще…

– Мама, ты должна радоваться, что Макс наконец-то отморозился. Как психолог, я за него очень волновалась. Возможно, он сейчас с опозданием проходит фазу юношеского протестного поведения. Это обычное дело в пубертатный период. И если его тянет напиться, то пусть напивается. Это тоже форма протеста, и, возможно, она приведет к метаморфозе!

– Прости, к чему приведет?

– Из мелкой причуды, хочется надеяться, вырастет бабочка! Да ты пойми, мама, у него же совсем нет друзей, о девушках я тем более не говорю! Он не думает о будущем, не верит в себя, вся его жизнь протекает между походами в кино и торчанием перед компьютером. Уже хорошо, что он стал ухаживать за дедушкой. И если они вместе устроили шумную попойку, то это к лучшему…

– Ты все видишь в неправильном свете. Макс подцепил дедушкину санитарку. Парень вовсе не так наивен и добродушен, каким ты его считаешь.

– Тем лучше. Чао, мама! – Мицци закончила разговор.

– Всезнайка, – буркнула под нос Петра.

Только черта помяни, и он тут как тут, подумала она, когда через несколько минут отворилась дверь и в дом одновременно вошли Харальд с Йенни. Они о чем-то оживленно разговаривали, и муж в кои-то веки снова выглядел веселым и раскованным. Эта блондиночка с радостной физиономией, выражающей детскую невинность, на самом деле змея, которая прокралась в дом и отравила своим ядом три поколения. К счастью, только мужчин, злорадствовала Петра, меня-то ты точно не заманишь в ловушку. Отныне вся ее внутренняя агрессия сосредоточилась на молодой женщине.

– Весь дом провонял! – закричала она, вместо того чтобы поприветствовать вошедших. – И все из-за вас! Как только могла обученная санитарка обеспечивать сигарами старого, потерявшего рассудок человека! Я буду добиваться, чтобы вас безотлагательно заменили.

Йенни в поисках поддержки обратилась к Харальду:

– Ваш отец сам хорошо знает, что способен вынести его организм. Немного простых радостей жизни – лучшее лекарство для наших пациентов престарелого возраста.

Харальд комментировать не стал и предпочел удалиться в свой кабинет, Йенни быстренько прошмыгнула наверх.

Петра почувствовала себя униженной, однако жизнь приготовила ей куда более неприятный сюрприз. Только она скинула туфли и расположилась на мягком диване, как зазвонил телефон. Пришлось вскочить, поскольку она была уверена, что звонил любовник. Но она просчиталась. Говорил чужой голос, звучавший будто из пустоты:

– Фрау Кнобель? Если вы не отговорите своего мужа от идеи обезобразить наш городок сооружением подземного гаража по неправильно рассчитанному проекту, то мы будем вынуждены преподать всей вашей семье страшный урок.

– Вы сказали «обезобразить»? Но подземные гаражи как раз и строятся для того, чтобы не портить вид… – заикаясь, стала оправдываться Петра. – А, собственно, кто вы такой?

– Вы еще будете проклинать день, когда мы с вами лично познакомимся.

– Такие решения принимает не мой муж, это компетенция совета общины.

– Ну еще бы! Конкурс объявлялся как открытый, а то, как он проводился, показывает, что тут от начала до конца дело нечисто. Открытый? Да это просто смешно!

Незнакомец положил трубку. Что оставалось Петре, как не пойти искать мужа? Его комната была обставлена старой обветшавшей мебелью, с которой он не желал расставаться. Потертое кожаное кресло в английском стиле с сильно полинявшей краской на складках. Полки из тикового дерева на металлических кронштейнах, когда-то стоившие кучу денег. Сегодня они воспринимались как мещанство, и никак иначе. «Ископаемый», как его нарекла Мицци, купленный четыре года назад компьютер.

Харальд, лежа на диване, читал газету. Новость его нисколько не смутила. Он попросил Петру повторить слово в слово, что сказал незнакомец, и записал все на бумажке. Потом позвонил своему другу Рональду Мельфу из уголовной полиции.

– Он говорил во множественном числе. Значит, он не одиночка, а их целая банда, – стала рассуждать Петра, и это довело ее чуть ли не до истерики. – Господи, да что же это за люди такие!

– Сумасшедший, – ответил Харальд. – Не принимай близко к сердцу.

– А нельзя как-нибудь отложить строительство подземного гаража? – спросила Петра.

Харальд покачал головой:

– Как ты это себе представляешь? Мы уже начали рыть котлован! Юрген набрал дополнительную рабочую силу – как-никак это первый крупный заказ для его фирмы.

Он вскочил и стал нервно ходить туда-сюда по пятачку между книжными полками и креслом.

– Кроме того, центр города здорово выгадает. Магазины постепенно разоряются, так как вблизи нет парковок, за покупками люди ездят в торговый центр Рейн-Неккар[42]. Я не могу вообразить кого-нибудь, кто мог бы в принципе понести ущерб от подземного гаража. И кроме того, я не позволю себя шантажировать. Но на всякий случай поставил Юргена в известность.

В заключение он нервно схватил с полки бутылку водки и хмуро на нее уставился.

– А куда, собственно, подевался мой коньяк?

Петра знала ответ, но посчитала, что в данный момент это дело второстепенное, и промолчала. Вместо этого она стала настаивать, что нужно посвятить в это дело Макса и, возможно, даже Мицци, чтобы они знали о грозящей опасности.

Макс в это время как раз договаривался с Йенни о встрече. Все как всегда: пицца, кино и так далее – по крайней мере, Макс на это надеялся. Он слышал, как его звала мать, но прикинулся глухим. И только когда старик засел в туалете, у него появилось немного времени покурить и пошушукаться с Йенни.

– Раньше в дедушкиной комнате жила моя сестра, – рассказал он. – Но теперь она редко приезжает сюда из Берлина.

При слове «Берлин» Йенни оживилась. Берлин был ее мечтой, но она ни разу там пока не побывала. А Макс, надо думать, был сто раз?

– Только один раз с моим классом, – сказал Макс и икнул. – Сестра часто приглашает меня в гости, но что я там забыл?

– Ну ты и зануда! – возмутилась Йенни. – Рейхстаг чуть ли каждый день показывают по телевизору, или эту разрушенную церковь, и лошадок на воротах[43]. Отель «Адлон», мадам Тюссо, Чекпойнт «Чарли»[44]…

– …а также Триумфальная колонна[45] и другой показушный хлам для туристов, – продолжил Макс. – Если ты на этом помешана, то почему бы тебе взять да не съездить?

– Вопрос денег. На отель мне не хватит.

Макс подумал, что пару дней Йенни вполне могла бы пожить у Мицци. Он так обрадовался своей идее, что даже был готов поехать вместе. Йенни бросилась ему на шею. Она сказала, что завтра же спросит начальницу, когда ей полагаются длинные выходные.

– А дедушку разве можно оставить одного? – спросил Макс.

Но Йенни его успокоила. Ее коллеги обязательно ее подменят, да и сам старик в последнее время достаточно окреп.

– Скажи, по мне можно унюхать, что мы с дедушкой пили коньяк? – спросил он.

Йенни в ответ только рассмеялась.

В приподнятом настроении Макс пошел к родителям.

– Я сегодня не буду ужинать, – сообщил он.

– Вот и хорошо, потому что я сегодня не буду готовить, – язвительно ответила мать.

– Известно, что пьянство отбивает аппетит, – вставил свое мнение отец, брезгливо принюхиваясь к запаху перегара.

Когда нравоучительная сцена окончилась, Максу рассказали о звонке, но, впрочем, рассказ не произвел на него сильного впечатления. У него был свой опыт общения с криминальной средой, который не шел с этим случаем ни в какое сравнение.

– Не стоит расстраиваться по такому поводу, – утешил он, – брехливая собака лает, да не кусается.

– Ты говоришь прямо как дедушка, разве что не на латыни, – отметил отец.

Петре захотелось похвалиться своими познаниями в латыни, и она не сдержалась, громко сказала «Cave canem!»[46], после чего, довольная, ушла принимать успокоительную ароматическую ванну.