Даю тебе честное слово - Ингрид Нолль

– Не стоит расстраиваться по такому поводу, – утешил он, – брехливая собака лает, да не кусается.

– Ты говоришь прямо как дедушка, разве что не на латыни, – отметил отец.

Петре захотелось похвалиться своими познаниями в латыни, и она не сдержалась, громко сказала «Cave canem!»[46], после чего, довольная, ушла принимать успокоительную ароматическую ванну.

Оставшись вдвоем, Макс с отцом не нашли ничего, что могли бы сказать друг другу. Харальд ушел на кухню делать бутерброды с зерновым хлебом и ливерной колбасой.

До конца рабочего дня Йенни оставалось еще много времени. Рано было за ней ехать. Поэтому Макс еще раз заглянул к деду, чтобы пожелать доброй ночи. Старик лежал на кровати и находился явно не в духе. Он щелкал пультом, пытаясь, видимо, охватить все новостные передачи и репортажи о творящемся на земле ужасе. Похоже, он выпил целую бутылку минеральной воды. Макс жестом попросил его снять наушники. Теперь он мог поведать старику о страхе, который нагнал на домашних звонок незнакомца. Дед выслушал волнующую новость с восторгом.

– Думаешь, твой отец позволил себя подкупить?

Макс покачал головой:

– Папа в таких вещах поступает очень корректно. Само собой, как-то по-дурацки выглядит, что его закадычный друг получил прибавку за строительство подземного гаража.

Старик кивнул в знак согласия. Однако вслед за этим он, чуть ли не ликуя, воскликнул:

– Парень, ты не понял: мы оказались в криминальной истории! Они шантажируют твоего отца! Они захотят отрезать Мицци ухо, похитить твою мать или тебя…

– Или тебя, – предложил Макс и весело ухмыльнулся.

– Шутки в сторону, – сказал дед. – Я им особой радости не доставлю, а Харальд только обрадуется, что от меня избавился. Но тебе грозит реальная опасность, парень, ты еще не понял?

– Не-е. Полиция уже в курсе, большего пока сделать невозможно.

– Полиция? Делать им нечего, как только днем и ночью патрулировать возле нашего дома. В конце концов, мы никакие не знаменитости! Я чувствовал бы себя спокойнее с вальтером под подушкой. Будь добр…

– Дедушка, я не ходил в армию. Я принципиально не притрагиваюсь к оружию.

– Пистолет лежит… мне немного неловко об этом говорить… в общем, он лежит в чемодане среди тетрадочек. Ну, этих, с голыми бабами. Сам понимаешь, после войны было небезопасно скрывать армейский пистолет от оккупантов, да еще десятилетия сохранять в рабочем состоянии. Может быть, теперь эта добрая штуковина нам пригодится. Во всяком случае, ваш Вилли Кнобель бывалый солдат, способный в крайнем случае защитить семью.

Макс пообещал дедушке в следующий раз поискать пистолет. Старая железяка наверняка насквозь проржавела, и с ее помощью он никому больше не причинит вреда.

13

Нет, Йенни не хочет, чтобы Макс пришел к ней домой. Она-де живет в двух маленьких комнатках в дешевом квартале, через тонкие стены соседи все слышат, и вообще дом кишит стариками, которые, прильнув к дверным глазкам, постоянно держат под наблюдением всякого, кто поднимается по лестнице. Гнусные мещане, у которых нет другого занятия, кроме как травить соседей. Лифта на четвертый этаж, к сожалению, нет – социальные дома роскошью не отличаются. У Макса уютнее, и вообще ей нравится этот старинный дом и все его обитатели.

Во вторую проведенную с Йенни ночь Макс узнал кое-какие детали из ее юности. Как он и предполагал, жизнь девушки складывалась непросто. Отцу ампутировали ногу, он рано ушел на пенсию и превратился в вечно хворого ворчуна. Мать работала в несколько смен и возвращалась домой совсем без сил. Поэтому она заставляла Йенни с сестрой с раннего возраста заниматься работой по дому. А если они не подчинялись, она ничтоже сумняшеся воспитывала девочек пощечинами. Жили они в небольшом городке в Одевальде[47]. Йенни училась в реальном училище, и ей приходилось рано вставать, чтобы успеть на семичасовой автобус.

– С утра я уже чувствовала себя до смерти уставшей, в автобусе прислонялась к окну и ехала так до самого конца. Мне, десятилетней девочке, не с кем было поговорить, потому что у меня не было подруги, у которой я могла бы найти сочувствие. Со мной ехали только мальчишки, и за время пути они не по одному разу приклеивали мне на косички жвачку.

– А сестра? – спросил Макс.

– Она живет в Швайнфурте, вышла замуж и родила двойню.

Йенни тяжело вздохнула. Между ее детством и сегодняшним днем остался большой промежуток, о котором она, очевидно, не хотела говорить.

– Как это у тебя получается всегда быть в хорошем настроении? – спросил Макс.

– Работа доставляет мне большое удовольствие, – ответила Йенни. – Вообще-то, я хотела пойти в полицию, но, наверное, даже к лучшему, что из этой затеи ничего не вышло. Кто любит полицейских? Старики платят мне благодарностью и радуются, когда я к ним прихожу. Скажи, вот у тебя есть аттестат зрелости, ты мог бы пойти учиться. Ты серьезно говорил, что хочешь ухаживать за стариками? За это, правда, платят немного.

Макс пожал плечами. Он позаботился о бутылке шампанского, но больше пить его не тянуло. Йенни после двух бокалов красного в пиццерии тоже не была настроена на выпивку.

– Завтра мне нужно быть в форме, – пояснила она, намекнув заодно тем самым, что не сможет задержаться у него до утра.

И, по-видимому, поэтому она быстро разделась, а Макс еще раз вынужденно увидал вытатуированного у нее на спине сокола.

– Когда дедушка умрет, я наверняка кое-что унаследую. И тогда я оплачу твой визит к кожному врачу, или как там называются те, кто удаляют татуировки?

– Для удаления тату правильнее всего обращаться к дерматологам, я уже выясняла. Но мне потребуется минимум девять сеансов, каждый из которых обойдется больше чем в сто евро. Где я возьму столько денег?

Макс чуть было не поддался искушению взять тысячу евро из дедушкиных денег и сделать Йенни приятное. Но, с другой стороны, это выглядело бы так, будто он расплачивался за секс.

– Если я выиграю в лотерею, – произнес он, – то мы, когда поедем в Берлин, будем жить не у моей сестры, а в «Адлоне». Но первым делом я оплачу тебе новую спину. Она будет розовая, как у поросенка!

– Сам ты поросенок! – ответила она и завизжала как хрюшка.

Это было смешно. Потому что сегодня они сделали это по-другому.

Утром Макс был как шелковый. Он принес деду завтрак и глядел на старика сияющими от счастья глазами.

– Ты слышал? – спросил дедушка. Он показал на приемник, который Макс снова принес ему из подвала. – Один снова сказал «ни в коистей мере»[48]. Ужас!

– Но так все говорят, – возразил Макс и получил в ответ возмущенную отповедь деда, которая, впрочем, совсем не испортила его благодушного настроя.

Внук сообщил, что сегодня перегонит дедовскую машину торговцу металлоломом, а заодно прихватит пулемет. Но в награду за это они с Йенни в следующие выходные съездят в Берлин. И что он уверен: Мицци не станет возражать, если они к ней нагрянут.

Так и произошло:

– Давно пора, Макс, я уж боялась, что тебя совсем не интересует, как живет и кого любит твоя сестра…

– Кстати о том, что пора, – вставил Макс. – Думаешь, лучше ехать на машине?

Мицци посчитала это идиотизмом, так как в ее квартале негде приткнуть машину.

– С нетерпением жду, очень хочется взглянуть на твою подругу, – сказала сестра, – и обещаю, что не стану ее совращать.

– Забудь об этом, – парировал Макс, – мы и без того будем все время на ногах. Она деревенщина и балдеет от большого города.

– На том и порешим. Наконец-то в наш тихий мирок ворвется свежий воздух перемен! Пора тебе уже выбраться из захолустья.

Кобура с пистолетом нашлась быстро. Макс взял ее кончиками пальцев. Будучи убежденным пацифистом, он испытывал легкое отвращение к огнестрельному оружию, как другие люди – к змеям или паукам. Пистолет он передал дедушке, даже не открыв кобуру и не взглянув на него.

– Твои родители не должны об этом знать, – попросил старик. – Я хранил вальтер всю свою жизнь втайне от членов семьи, так пусть это тайной и останется.

А на будущее надо придумать, куда бы его перепрятать. В постели нельзя – ее каждый день убирает санитарка, в подушке – тоже не лучшее решение. И матрасы они время от времени сворачивают. Макс оглянулся вокруг в поисках идеи.

– Лучше всего – в ящиках для цветов. С тех пор как Мицци съехала, на балконе растут одни сорняки. Я выкопаю ямку, положу туда твое сокровище и присыплю землей. Там никто не станет искать.

– А если пойдет дождь?

Макс завернул кобуру в пластиковый пакет. Несмотря на то, что было очевидно: мужская игрушка давно уже не стреляла, старик успокоился, что пистолет будет храниться вне комнаты, – в конце концов, старик ни разу еще не выходил на балкон, и об этом все знали.

Харальд с Петрой обрадовались идее Макса в кои-то веки навестить сестру. О том, что с Максом поедет и Йенни, они не подозревали. Поскольку речь шла о выходных, то Петра даже предложила поухаживать эти дни за престарелым дедушкой. Реакция Харальда была не столь однозначной, и он на несколько секунд заколебался с ответом: