По праву рождения - Вера Александровна Колочкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С Димой она познакомилась, когда болела мама. Он делал ей операцию, и она прошла хорошо, но мама потом все равно умерла, сердце на пятый день остановилось. Дима ее утешал… Говорил какие-то дежурные слова – мол, простите, мы все сделали, что от нас зависело… А она вдруг упала ему на грудь, разрыдалась, и он растерялся немного, помнится. Гладил ее по голове, по плечам… Она до сих пор помнит, как в ней все смешалось тогда – и горе, и ощущение на себе его рук. Потому что поняла вдруг – это те самые руки. Те, которые ей будут необходимы всегда. Любимые руки…
Да, тогда получилось, что она сама ему навязалась. После маминых похорон позвонила, попросила о встрече. Жить больше не могла без его рук, без его глаз, без его улыбки. Стыдила себя – что, мол, делает такое сейчас? Мама умерла, а она… Но ничего, ничего сделать с собой не могла! Просто умолила его с ней встретиться…
Он пришел. Не смог ей отказать. Все-таки горе у человека. А она сразу – люблю тебя… Пожалуйста, будь со мной, мне это очень сейчас нужно. Пожалуйста…
Конечно, он не ушел. Кто же сможет уйти, если женщина так просит? А она будто с ума сошла и уже не контролировала себя, понимала, что не отпустит его, не отпустит… Пусть это будут редкие свидания, тайные. И не надо ей ничего объяснять о семье, о долге, она и без того все понимает. Да, он любит жену и сына. И никогда их не бросит. Но она-то сама знает, что ей теперь нужно! И знает, что своего мужа не сможет обманывать.
Так и сказала Ивану – другого люблю, прости. Нам развестись надо. Он долго смотрел на нее, потом проговорил тихо:
– Что ж ты делаешь, Юль, скажи? Ну, полюбила другого, я понимаю… Но зачем же… У нас ведь дочь растет…
– А что ты мне предлагаешь, Вань? Если б я решила все скрыть и ты бы не знал ничего, тогда понимаю… Но теперь-то, когда я все тебе сказала как есть? Неужели ты после этого… Ты сможешь со мной жить по-прежнему?
– Смогу, Юль. Я очень люблю тебя. Считай меня тряпкой, хоть кем считай, но смогу… Я очень люблю тебя, Юль.
– Нет, Вань, не надо, пожалуйста. Не унижай себя. Я и без того достаточно тебя унизила своим признанием. Я его люблю, Вань… Так сильно люблю, что не получится у меня больше с тобой жить.
– Но ведь ты любила меня… Или нет?
– Не знаю. Может, и не любила… Ты очень хороший человек, Ваня, ты умный и добрый, но… Прости меня, если можешь.
Ваня тогда ничего ей не ответил. Молча собрал вещи, молча ушел. От свекрови она потом узнала, что он уехал в Ясенево, где у них дача была. Устроился в местную школу учителем…
Анеля приняла их развод на удивление спокойно, даже лишних вопросов не задавала. А может, и не совсем спокойно, и сильно переживала внутри… Ездила вместе со свекровью к отцу, но ей особо не рассказывала, как он там живет. Да она и не спрашивала, в общем. Будто отрезала от себя прежнюю жизнь, хоть и чувствовала себя виноватой. Наверное, надо было сохранить хоть какое-то общение – кто знает? Ради Анели… Другие же общаются после развода, и ничего. И никакое чувство вины им не мешает.
Хотя и оно, это пресловутое чувство вины, прошло со временем, потому что не до него было, потому что жила от встречи до встречи с Димой. Вскоре и для него эти встречи переросли в нечто большее, она это прекрасно понимала. Тем более узнала от общих знакомых, что жена Димы намного старше его, на целых двенадцать лет! И стыдно было самой признаться, но появилась в душе некая надежда, некий посыл искусительный… На двенадцать лет старше, это же очень много! А она сама младше Димы на три года… Если рассматривать эти «старше и младше» в бессовестной совокупности, то получается аж пятнадцать лет окаянных! Получается, это ведь ее козырь – тоже бессовестный. Ну и пусть! Пусть бессовестный! Это же всего лишь надежда по большому счету! Не может любовь жить без надежды, не может… Дима – это все, что у нее в жизни есть. Ну, кроме Анели, разумеется…
Господи, ну почему, почему именно в сына Димы угораздило дочку влюбиться? Что же теперь будет, господи? Или это ей наказание такое судьба послала – за Ваню отомстить решила? За его несчастное одиночество?
Что же, что же теперь будет?..
* * *
– Мам! Мне поговорить с тобой надо! Очень серьезно поговорить!
Анна Антоновна удивленно глянула на сына – никогда она таких ноток в голосе у него не слышала. Таких настойчивых, таких решительных. И быстро подумала про себя – что-то слишком часто она это в последнее время произносит: никогда не слышала, никогда за ним такого не наблюдала… Изменился сынок, в одночасье вдруг изменился. И даже внешне стал выглядеть по-другому. Лицо осунувшееся, будто не спал всю ночь, а глаза горят медовым пламенем, таким ярким, что хоть зажмурься. Да, так и хочется отвернуть взгляд… Больше от страха, чем от удивления. Что это с ним такое, в самом деле? Это понятно, что влюбился… Но чтобы так вот…
– Что с тобой, сынок? – все же спросила тихо. – Ты сам на себя не похож… Ты не заболел ли, часом, а? Давай температуру померяем? Вон у тебя глаза почти лихорадочные!
– Нет, я здоров, мам. Я совершенно здоров. Только ты не волнуйся, пожалуйста, и прими спокойно то, что я тебе скажу сейчас…
– Ой, не пугай меня! У тебя голос такой… Что случилось, Матвей? Говори!
– Да я ж тебе говорю – не пугайся… И да, со мной случилось что-то. Такое счастливое… Будто это и не я уже, не Матвей Петровский, а другой кто-то… Совсем другой!
– Ты хочешь сказать, что это любовь с тобой такие метаморфозы творит? Что успел по уши влюбиться в Анелю, да? За такой короткий срок?
– Да при чем здесь срок, мам… О чем ты…
– Понимаю, понимаю. Срок действительно ни при чем. Ну, в таком случае я рада за тебя, что ж… Анеля – она такая…
– Да, мам. Я ее люблю. И это навсегда, я знаю. По-другому просто быть не может.
– Даже так?
– Да, так.
– Ну, знаешь… Никогда не говори «никогда», и так же можно сказать – никогда не говори «навсегда»…
– А я знаю, что навсегда. Я это совершенно точно знаю. И даже более того, мам… Только ты сразу не пугайся, ладно? Прими спокойно то, что я тебе скажу сейчас?
– Ничего себе, не пугайся… Да ты меня уже испугал, Матвей! Говори уже быстрее, не томи, иначе я с ума сойду!
– Я жениться хочу, мам.
– Что?! Что ты хочешь сделать?
– Ты же прекрасно все слышишь, мам, перестань. Да, я хочу жениться на Анеле. Мне надо всегда быть рядом с ней, чтобы…
– Погоди, Матвей! Погоди… Дай хоть отдышаться-то немного. Я не ослышалась, нет? Ты хочешь жениться? Ты, который еще несколько дней назад и знать не знал про Анелю? – распахивая от удивления глаза, спросила Анна Антоновна. – Ты что, с ума сошел, да? После такого короткого знакомства жениться?
– Ну да… Какая разница, сколько дней прошло! Да пусть бы хоть один день… Это же не имеет значения, мам, когда все про себя понимаешь! И про нее понимаешь… Я точно знаю, что хочу быть с ней рядом. Всю жизнь… Чтобы и минуты лишней не пропустить…
– Ты в этом уверен, сынок?
– Да. Уверен. Это она, мам, она. Та самая… Которая одна на всю жизнь.
Видимо, Анна Антоновна что-то расслышала в его голосе, потому осела на кухонный стул, вздохнула, потерла пальцами виски. Да, услышала, но ведь надо как-то принять то, что услышала…
Помолчав еще немного, снова вздохнула, проговорила со слезой в голосе:
– Я понимаю тебя, сынок… Да, понимаю… Так бывает, конечно. Но… Мне трудно это принять… Чтоб вот так, сразу… Да у меня даже горло перехватило, я плакать сейчас начну!
– Мам, не надо… Я не хотел… – испуганно проговорил Матвей, бросаясь к матери. – Давай я тебе лекарство принесу, а?
– Да при чем тут лекарство… Я же не в том смысле… И вообще…
