Девчонки в погоне за модой - Жаклин Уилсон

Затем входит еще одна незнакомая девочка. Примерно моя ровесница. Тоже явно скрывается от "полиции стиля". На ней мужская фуфайка для игры в регби и мешковатые тренировочные штаны. В штанах — основательный зад. Она не то что толстая, просто очень крупная, и к тому же мощная. Под этими полосочками скрывается неслабая мускулатура. У нее длинные волосы, еще курчавее моих, но она заплела их в школьную косичку, да так туго, что кожа натянулась на лбу. Она улыбается:

— Привет, ребята!

Боже, какая непосредственность! Кто же это?

— Я — Гейл, — говорит она и машет толстой ручкой. — Я — подружка Дэна.

Я смотрю на нее во все глаза. В комнате вдруг становится очень тихо. Все ждут. И вот появляется сам Дэн. Он зацепляется ногой за коврик у двери, эффектно покачивается и уже готов растянуться во весь рост, но тут Гейл хватает его за руку и рывком ставит на ноги.

— Оп-ля! — восклицает она.

— Вот уж, действительно, оп-ля, — бормочет папа — он неожиданно оказался рядом со мной. — Элли, солнышко, что ты будешь пить? Кока-колу? Апельсиновый сок? Капельку вина?

Какой он милый — поддерживает меня, даже предлагает залить свое горе.

— Элли, поможешь мне передать тарелки? Это все Элли приготовила. Правда, художественно получилось? — говорит Анна, и всем приходится кивать и восхищаться.

Дэн стоит неподвижно, с красным лицом, но глаза его блестят за запотевшими стеклами очков. Волосы, остриженные чуть ли не наголо, немного отросли, и образовался некий странный подлесок, опрокидывающий все законы земного тяготения. Гейл с широкой улыбкой нежно треплет его щетину.

— Дэнни, ты такой дурак, честное слово.

Дэн и точно стоит дурак дураком. Он тоже одет в мужскую фуфайку для регби. Плечи висят до локтей, подол болтается на уровне коленок. До боли ясно, что эта фуфайка никогда не бывала в деле на грязном спортивном поле. Может, у Гейл на уме совсем другая физкультура? Она все время трогает его руками. Моголь изо всех сил отталкивает ее.

— Привет, Дэн! Привет! Это я, Моголь!

— Привет, Моголь. — Дэн поднимает его, переворачивает вверх ногами и щекочет.

Моголь пищит, извивается и дрыгает ногами. Попадает пяткой прямо Гейл в живот. Другая сложилась бы пополам, но эта, как видно, гуттаперчевая.

— Эй, козявка! Поосторожней брыкайся! — говорит она, забирает Моголя у Дэна и слегка встряхивает.

Это, конечно, в шутку. Сделай так Дэн, Моголь был бы в восторге, но сейчас он яростно выгибается и вопит:

— А ну, пусти! Перестань! Меня сейчас стошнит!

Гейл ставит его на пол, подняв брови.

— Да успокойся ты, все нормально, — говорит она.

Моголь игнорирует ее и обращается к Дэну:

— Это кто?

— Это Гейл. Мы с ней друзья, — говорит Дэн.

— Значит, она твоя подружка?

— Моголь, прекрати, — говорит Анна. — Иди сюда.

Она не может увести его силой, потому что руки у нее заняты — Анна несет сразу три тарелки с едой.

Дэн шаркает своими кедами. Зато Гейл ни капельки не смущается.

— Ну конечно, я подружка Дэна, — заявляет она.

— Неправда! — кричит оскорбленный Моголь. — Это Элли подружка Дэна, а не ты!

— Помолчи, Моголь, — говорю я, пятясь к стене.

Но Моголь не согласен молчать.

— Почему Элли больше не может быть твоей подружкой? Она в сто раз лучше, — не отступается он.

— Закройся, Моголь. — Папа подхватывает его на руки и уносит наверх.

Моголь отказывается закрыться и по дороге орет во все горло. Внизу царит леденящее душу молчание.

О боже. Все очень стараются сделать вид, как будто меня здесь нет.

— Кому еще пирожков? — в отчаянии спрашивает Анна.

— Я принесу, — бормочу я и выскакиваю на кухню.

Прислоняюсь к раковине, наливаю себе стакан воды. Проглатываю залпом, стараясь успокоиться.

— Элли?

Вода попадает мне не в то горло. Дэн притащился за мной на кухню!

— Ты в порядке?

У меня вода течет из носа, а он спрашивает, в порядке ли я! Дэн сильно бьет меня по спине.

— Прекрати!

— Извини, я просто подумал, что ты подавилась.

— Нет, я не подавилась. Между прочим, это я должна тебя побить, а не наоборот.

— Ох, Элли, прости. Я не знал, что делать. Хотел просто незаметно уйти на задний план. Так было бы легче для всех, правда? Я думал, может, ты уже сама все просекла, и вообще, это ведь я по тебе с ума сходил, а ты нет. Я думал, может, мы и не встретимся больше, а тут твой папа нас всех пригласил, и мой папа сказал, будет очень невежливо, если мы с Гейл не придем вместе со всеми. Я чувствовал себя просто ужасно — в смысле, я ведь не собирался хвастаться Гейл перед тобой. Хоть я от нее и балдею, но все-таки ты — моя первая подружка, и… и… и я знаю, нужно было рассказать тебе о ней, но я все откладывал и…

— Дэн, хватит лепетать. У нас с тобой ничего серьезного и не было никогда. Подумаешь, большое дело. Правда.

Я это только говорю или действительно так думаю? Дэн — хороший товарищ, но надо было совсем свихнуться, чтобы думать, будто у меня могло быть к нему большое чувство. Или маленькое чувство. Или вообще хоть какое-нибудь чувство.

Будь Гейл стройной и стильной — вот тогда мне было бы ужасно. Но она — словно карикатура на меня, только еще толще. Сказать по правде, настоящий танк. И такая же способность давить людей своими гусеницами. Она бодро входит на кухню, хотя совершенно очевидно, что нам с Дэном нужно пять минут побыть наедине, чтобы выяснить отношения.

— Ну что, Элли, без обид? — Она хлопает меня по плечу.

Завтра на этом месте будет синяк. Ей непременно нужно рассказать мне длинную и безумно скучную историю о том, как они познакомились. Она была участницей женской школьной команды по регби, они приехали на игру в школу Дэна, он отвечал за доставку апельсинов в перерыве. Я вас умоляю, где же тут романтика? Потом они встретились в автобусе, и Дэн, видимо, был сражен наповал. Да мне-то какое дело?

Нет мне до этого никакого дела. И все-таки… Пусть Дэн чудной и бестолковый, как-то странно думать, что теперь у меня совсем никого нет. Сначала я просто придумала наши отношения, чтобы показать Магде и Надин, что у меня наконец-то появился поклонник. А когда они обо всем догадались, я начала думать: а может, Дэн все-таки мой поклонник? Он выглядит полным идиотом и ведет себя соответственно, но он умеет быть и веселым, и забавным, и остроумным. Иногда. И одно в нем искупало все недостатки: ко мне он относился так, словно я — Джульетта, а он — Ромео.

А оказывается, я была всего лишь Розалина. А Джульетта — Гейл. Вот сейчас на моих глазах они разыгрывают бессмертную любовную сцену. Конечно, они не Леонардо Ди Каприо и Клэр Дейнс. Но когда они смотрят друг другу в глаза и смеются, кажется, что они в каком-то своем мире, а вся толпа, набившаяся в наш дряхлый, замшелый коттедж — в другом. А мне вдруг становится очень одиноко, потому что я в своем, отдельном мире, и у меня никого нет — даже Дэна.

Одно хорошо. Я чувствую себя настолько отрешенной, что даже есть не хочется. Я разношу тарелки, передаю стаканы, а сама весь вечер только пью воду из-под крана. Никаких калорий.

Анна заглядывает на кухню, подходит ко мне.

— По-моему, ты держишься замечательно, Элли.

— Хорошо, что ты больше не думаешь, что я жду ребенка, — говорю я. — Ох, Анна, только представь себе Дэна папой. Он младенцу подгузник напялит на голову, а нагрудник — на попку!

Мы с Анной смеемся — между нами, девочками. Полчаса спустя я вижу, как папа поднимает над ними пошлую ветку омелы,[6] и они целуются — сплошные "грезы любви". Мне снова становится так одиноко, что светская улыбка примерзает к лицу, и слезы щиплют глаза.

Я знаю, чего мне сейчас хочется. Позвонить подружкам. Но телефон стоит в гостиной, а там толчется столько народу, и дети носятся, все это просто невозможно.

— Элли? — Папа отходит от Анны и приближается ко мне. — Элли, ты в порядке?

— Нет. Я в полном беспорядке.

Папа роняет омелу на ковер.

— Прости. Это все я виноват. Я тупой. Чем я могу искупить свою вину?

— Сделай так, чтобы все исчезли и я могла позвонить Магде и Надин.

— М-м-м. Попробую, — говорит он. Морщит нос, закрывает глаза и бормочет: — Фокус-покус-чехарда, исчезайте без следа.

— Не получилось, папочка.

— Действительно. Тебе правда очень хочется позвонить Магде и Надин?

— Да. Но я не могу. Не при всех же.

— Ну что ж, я ведь — Дед Мороз. Натягивай куртенку, поедем кататься на саночках.

Папа берет меня за руку, и мы тихонько выскальзываем из дома. Он везет меня в деревню, останавливает машину около телефона-автомата и вручает мне свою телефонную карточку.

— Ой, пап! Миленький ты мой Дед Мороз! Спасибо, спасибо! — Я изо всех сил обнимаю его.

Сначала звоню Надин.

— Ой, Элли, я уже совсем очумела, — шепчет Надин. — Пришли дядя с тетей и бабушка, и наша кудрявая малютка так выкомаривается, что просто с души воротит, а все мне талдычат: развеселись, ведь сейчас Рождество. Полный отстой.