Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе - Джеймс Купер

Разведчик и его товарищи выслушали это простое объяснение с интересом людей, усваивающих новое понятие, которое вынуждает их отказаться от старых, не оправдавших себя представлений. Могикане, когда им стало ясно, в чем дело, ограничились своим обычным выразительным «ха!»; разведчик же, немного подумав, ответил:

— Не стану спорить — я плохо знаком с повадками лошадей, хотя и родился там, где их полным-полно. Вероятно, на берегу, у них над головами, собрались волки, и перепуганные животные на свой лад взывают к людям о помощи. Ункас,— окликнул он по-делаварски,— сядь в пирогу, спустись по течению да швырни горящей головней в стаю, иначе то, чего не сделать волкам, сделает страх, и к утру мы останемся без лошадей, а двигаться нам нужно быстро.

Молодой индеец, выполняя приказание, уже спустился к воде, как вдруг над рекой разнесся протяжный вой и тут же стал удаляться в глубь леса, словно чем-то напуганные звери добровольно отказались от своей добычи. Повинуясь инстинкту, Ункас поспешно вернулся обратно, и трое обитателей леса вновь принялись совещаться.

— Мы вроде охотников, много дней не видавших солнца н уже забывших, где север, где юг,— сказал Соколиный Глаз, отходя от могикан и приближаясь к своим подопечным.— Теперь мы опять распознаём приметы пути, и он очищен от терний. Сядьте-ка в тени берега — тут темнее, чем под соснами, и подождем, что еще ниспошлет нам господь. Говорите только шепотом, а еще лучше и разумнее будет, если каждый некоторое время побеседует с самим собой.

Тон разведчика по-прежнему оставался серьезным и внушительным, но в голосе его не чувствовалось больше суеверной тревоги. Было ясно, что его минутная слабость прошла, как только разрешилась загадка, которую не мог объяснить его опыт, и что он с присущими ему твердостью и мужеством готов встретить опасность, хотя полностью сознает ее истинные размеры. То же чувство, без сомнения, испытывали и могикане, разместившиеся так, чтобы, оставаясь незамеченными, видеть оба берега сразу. В этих обстоятельствах здравый смысл побудил Хейуорда и его спутниц последовать примеру своих мудрых проводников. Молодой офицер принес из пещеры охапку сассафраса, расстелил ее в проходе, соединявшем обе части убежища, и сестры спрятались там в безопасности от вражеских выстрелов и в полной уверенности, что им не грозит неожиданное нападение. Сам Хейуорд расположился неподалеку, чтобы иметь возможность переговариваться с ними, не повышая голоса и, следовательно, не подвергая их лишнему риску, а Давид, подражая обитателям леса, так ловко залег в расщелине скалы, что его неуклюжая фигура больше не привлекала к себе внимания.

Проходил час за часом, но все оставалось спокойно. Луна вошла в зенит, и ее кроткие лучи падали прямо на сестер, мирно уснувших в объятиях друг друга. Дункан накрыл девушек большой шалью Коры, лишив себя тем самым зрелища, которое так любил созерцать, и приклонил голову на камень, заменивший ему подушку. Давид издавал носом такие звуки, какие, если бы он бодрствовал, непременно оскорбили бы его тонкий слух. Одним словом, все, кроме Соколиного Глаза и могикан, поддались непреодолимой власти сна и утратили всякое представление о действительности. Только три бдительных стража не знали ни сна, ни отдыха. Неподвижные, как скала, с которой, казалось, срослись их тела, они лежали, не сводя глаз с деревьев, темными рядами окаймлявших берега узкого потока. Из их уст не вырывалось ни звука, и самый внимательный наблюдатель не решился бы сказать, дышат они или нет. Было совершенно очевидно, что такая необычная осторожность воспитана н них долгим опытом и что она — надежная порука против любой вражеской хитрости. Однако ничто не нарушало спокойствия ночи. Наконец луна зашла, и бледная полоска над верхушками деревьев чуть ниже излучины реки возвестила о приближении дня.

Только теперь Соколиный Глаз впервые пошевелился. Он прополз вдоль скалы и растолкал крепко спавшего Дункана.

— Пора в путь, — прошептал он.— Будите девушек и приготовьтесь сесть в пирогу, как только я подведу ее к скале.

— Спокойно ли прошла ночь? — осведомился Дункан.— Что до меня, то сон, кажется, поборол мою бдительность.

— Покамест все так же тихо, как в полночь. Но молчите и не мешкайте.

Окончательно проснувшись, Дункан откинул шаль, прикрывавшую спящих девушек. Почувствовав это, Кора протянула руку, словно для того, чтобы оттолкнуть его, Алиса же пролепетала нежным голоском:

— Нет, нет, дорогой отец, мы не остались одни — с нами был Дункан.

— Да, голубка моя,— умиленно прошептал молодой человек,— Дункан здесь и не покинет вас в опасности, пока жив... Кора! Алиса! Проснитесь! Пора в путь.

В ответ он внезапно услышал пронзительный крик Алисы, вслед за которым Кора вскочила, выпрямилась и застыла на месте, оцепенев от ужаса. Не успел Хейуорд раскрыть рот, как раздался такой невообразимый вой, что даже молодая горячая кровь Дункана прилила к сердцу. С минуту казалось, будто все демоны ада взмыли в воздух, изливая свою лютую злобу в диких завываниях. Определить, откуда доносятся эти вопли, было невозможно — они заполонили весь лес и, как чудилось испуганным слушателям, вырывались из пещер, низвергались с небес, поднимались с реки и от водопадов. Услышав этот адский шум, Давид выпрямился во весь рост, зажал уши руками и вскричал:

— Откуда эта какофония? Уж не разверзлись ли своды преисподней? Человек не способен издавать такие звуки!

Неосторожный порыв псалмопевца привел лишь к тому, что на противоположном берегу засверкали вспышки, грянул залп из дюжины ружей, и несчастный учитель пения без чувств рухнул на камни, между которыми так долго спал. Могикане бестрепетно ответили на устрашающий боевой клич врагов, торжествующе взвывших при падении Гамута, своим собственным боевым кличем. Завязалась перестрелка, но обе стороны были слишком опытны, чтобы хоть на секунду остаться без прикрытия. Дункан напрягал слух, надеясь уловить плеск весел: ему казалось, что единственный выход теперь -— бегство. Река текла с обычной быстротой, но на черной ее поверхности все еще не было видно пироги. Хейуорд уже вообразил, что разведчик бессердечно бросил их, как вдруг внизу под скалой сверкнуло пламя, и свирепый вой, с которым слился предсмертный стон, доказал, что посланница смерти, отправленная не знающим промаха ружьем Соколиного Глаза, отыскала свою жертву. Этого отпора оказалось достаточно, чтобы враги тут же отступили, и мало-помалу вокруг воцарилась прежняя тишина.

Дункан, воспользовавшись передышкой, подскочил к Гамуту и оттащил его в узкий проход, служивший убежищем обеим сестрам. А еще через минуту все защитники островка собрались на совет в этом относительно безопасном месте.