Операция «Отче наш» - Эверт Лундстрём
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нёбо и глотка уподобились присыпанному солью наждаку. Я вспомнил шоколадки, которые захватил с собой на борт.
– Смени меня на несколько минут, – попросил я Чиннмарка.
– В гальюн собрался?
– Не угадал!
Я спустился по трапу в каюту. Шоколадки лежали в шкафчике слева от прокладочного стола. «Конни» так лихо отплясывала польку на волнах, что я с трудом удерживал равновесие.
Под палубой царил полумрак, и прошло полминуты, прежде чем мои глаза стали что-то различать. Вдруг яхту качнуло с такой силой, что я упал на колени, выставив руки вперед.
– Что за черт!..– вырвалось у меня.
В самом деле: по тиковым доскам взад и вперед каталась вода. Я приподнял одну доску и заглянул под нее.
– Да в трюме воды наполовину!..– продолжал я говорить сам с собой.
Люки! Я рванулся вперед, ударяясь локтями и коленями о части деревянного набора.
Вокруг ног плескалась вода. Перед шпором мачты сапоги задели всплывшие куски настила.
Крышки носовых люков бьии прочно задраены.
Ящик спинакера?
Ящик плотно закрыт парусиной.
– Где же она протекает?.. Где?..
Я споткнулся о плавающую дощечку.
Щель в обшивке? От сильной качки разошлись швы между досками? С гудящей от вопросов головой я живо поднялся по трапу, перехватываясь руками. Наверх – к шторму, к свету, дождю и Чиннмарку.
– У нас сильная течь! – крикнул я в ухо Чиннмарку.
– Ты что?..
– В трюме полно воды, доски настила плавают!
– Залило через люки?
– Нет, еще откуда-то прибывает…
– Ты не нашел откуда?
– Нет. Может, швы разошлись.
– То-то осадка увеличилась.
Что верно, то верно, – форштевень «Конни» уже не взмывал на гребнях так элегантно, как прежде. Яхта потяжелела, и волны все чаще захлестывали палубу.
– Сущая подводная лодка! – прокричал я. – Совсем…
Не успел я договорить, как справа на «Конни» обрушилась огромная волна. Обычно яхта легко ушла бы от нее. Однако груз плещущейся под палубой воды сковал движения именитой дамы. Волна бросила меня спиной на левое сиденье в кокпите, выжав весь воздух из моих легких.
Разбушевавшееся море накрыло кокпит и ворвалось в каюту.
– Проклятие!..– чертыхнулся Чиннмарк, налегая на штурвал, чтобы парировать следующий выпад стихии.
«Конни» нехотя повиновалась рулю. Я встал на подкашивающихся ногах.
– Ты живой, Морган?! – прокричал Чиннмарк.
Я не мог ответить. В груди жгло, я жадно хватал ртом воздух.
– Повредил что-нибудь?
Я отрицательно покачал головой.
– Ты меня пугаешь!..– гаркнул Чиннмарк.
Я медленно наполнил легкие воздухом. Жжение в груди ослабло. Два-три глубоких вдоха подтвердили, что ребра целы. Сердитым плевком я освободил рот от соленой воды.
– Уступи мне руль… – сказал я. – А сам спустись вниз и проверь, сколько воды мы набрали!
Чиннмарк кивнул. Лицо его посуровело. Он гибко подался в сторону, пропуская меня.
«Конни» явно потяжелела. Давление на холодный стальной штурвал возросло. Яхта плохо слушалась руля. Бортовая качка усилилась. «Конни» кренилась не в такт волнам.
В туче брызг перед носом лодки выросла водяная гора. Увернуться было невозможно, и в следующую секунду накрыло весь бак. Катясь по палубе, волна набросилась на спасательный плотик, норовя смыть его за борт. Нос яхты от форштевня до шкот-блока генуэзского стакселя и плотика исчез под пенным каскадом.
«Конни» была наполовину погребена тяжелым водяным валом.
У шкотовых лебедок перед кокпитом волна еще раз дала выход своей ярости. В воздух взметнулись брызги и пена.
Наконец – медленно, бесконечно медленно бак поднялся над водой. Море не спешило выпустить яхту из своих жестких объятий.
Корпус дрожал от напряжения. Волна прокатилась по ватервейсам и освободила палубу.
В кокпите вода поднялась выше колен. Под ее давлением клеенчатые брюки словно прилипли к ногам. Хлюпало в сапогах, ступни уподобились огурцам в рассоле.
Сливные трубы не справлялись с потопом, и вода из кокпита хлынула под палубу. Заглушая вой ветра в снастях, до моего слуха доносилось бульканье в сливных трубах, когда они засасывали воздух.
Борясь с встречным потоком, поднялся по трапу Чиннмарк.
– Ты что – задумал утопить меня… – вымолвил он, откашливаясь. – Если и дальше так будешь рулить… яхта недолго продержится на воде…
Промокший до нитки, он таращил на меня воспаленные глаза.
– Она зарывается носом! – крикнул я в ответ. – Я тут ни при чем!
– В каюте вода стоит вровень с койками!..
– Надо сообщить Биллу, что у нас делается! Чиннмарк кивнул.
– Пойду вперед, попытаюсь докричаться!
– Поосторожнее будь, черт возьми!
– А ты попробуй переваливать через волну, вместо того чтобы таранить ее… Вспомни азбуку мореплавания! – Он ехидно улыбнулся и двинулся вперед, прежде чем я успел придумать достойный ответ.
Оставалось только крикнуть ему вслед: «Катись ты…» Ветер унес мои слова намного раньше, чем они могли достичь его слуха.
Пока Чиннмарк осторожно пробирался к баку, «Конни» снова врезалась в возникшую перед ней водяную гору. Несколько секунд казалось, что волна унесет моего товарища за борт. Он заскользил на ягодицах по палубе назад, словно подхваченный бульдозером. В последний миг Чиннмарк сумел ухватиться за левую вантину. Подобрав под себя колени и держась обеими руками за толстый трос, он устоял против напора волны. Поток омывал его тело, и попади ему в волосы пучок водорослей, Чиннмарк уподобился бы украшающей фонтан статуе бога морей Нептуна.
Когда опасность миновала, Нептун повернулся лицом к корме и адресовал мне укоризненную гримасу.
– Черт возьми, дружище, я стараюсь изо всех сил… – пробурчал я с повинным жестом.
Чиннмарк перевел дух и снова пополз вперед, прижимаясь к палубе.
«Торд» упорно пробивался южным курсом сквозь шторм. Захлестываемая волнами черная стальная палуба была безлюдна.
Улучив момент, когда форштевень «Конни» поднялся на гребне очередной волны, Чиннмарк выпрямился во весь рост и отчаянно замахал руками, уподобляясь ветряной мельнице. Одновременно он орал во всю глотку:
– Эй!.. Эгееей!..
Ветер относил его крики ко мне на корму. Что кричать без толку…
Новый нырок в ложбину между волнами, я затаил дыхание, но Чиннмарк был начеку, успел ухватиться за штаг.
Словно чертик в коробочке, он. опять взлетел вверх вместе с форштевнем и замахал руками. Раз за разом Чиннмарк подпрыгивал на палубе, точно гимнаст после приседания. В конце концов кто-то на «Торде» заметил его упражнения, Билл с Мартином выбрались из рулевой рубки, и сразу же их окатил водой обрушившийся гребень. Осторожно обогнув рубку, они шаг за шагом двинулись к корме, держась за поручни.
Дойдя до подветренной стороны рубки, Билл поднес ладони рупором ко рту. В это мгновение меня ослепили хлесткие соленые брызги. Я попытался протереть глаза рукавом, но клеенка не впитывала воду. В конце концов я рассмотрел сквозь мглу, что Билл предлагает рулить влево.
Я медленно повернул штурвал против часовой стрелки, и «Конни» нехотя повиновалась.
Окончательно прозрев, я увидел, что Билл что-то кричит. Однако мои уши слышали только рокот волн и вой ветра в снастях. Голос стихий был куда сильнее человеческого.
Чиннмарк вернулся в кокпит и обессиленно сел на настил. Правая рука его была в крови, но он словно не замечал этого.
– Рука!..– крикнул я. – Ты порезался?
Он удивленно посмотрел на свою пятерню, только теперь обнаружив рану. Соленая вода, размывая кровь, окрасила в розовый цвет сиденье, на котором покоилась ладонь Чиннмарка. Он поднес руку к глазам. Кровь капала на желтые клеенчатые брюки, расписывая их ветвистыми струйками. Ниже сапог кровавый узор расползался по тиковым доскам.
Левой рукой Чиннмарк соединил края рассекшего ладонь глубокого пореза.
– Прядь от троса… – пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем ко мне. – Должно быть, штаг растрепался и я порезался о прядь…
По собственному опыту я знал, что от соленой воды кожа становится похожей на пенорезину и не чувствует боли.
«Торд» сбавил ход, и отяжелевшая яхта, все чаще захлестываемая волнами, стала догонять буксир, пока, скользя по инерции, не поравнялась с его подветренным бортом.
Провисший буксирный трос ушел под воду. Словно оборвалась пуповина, соединяющая нас с материнским организмом…
– Осторожно!.. Винт… буксирный трос!..– закричал я.
Обмотайся трос вокруг винта, и нам будет крышка. Угораздило же Чиннмарка руку порезать!
– Становись на руль! – бросил я ему и ринулся вперед.
«Торд» прикрыл «Конни» своим корпусом, так что мне было легче передвигаться на баке. Добравшись до носового релинга, я принялся лихорадочно выбирать толстый канат.
Белый трос был облеплен гнойно-желтой слизью медуз. Ладони скользили по ней, как если бы я хватал руками угря. Но жжение я не почувствовал, мои руки давно уже не боялись никаких стрекательных клеток.