Ностальгия по унесенным ветром - Татьяна Всеволодовна Иванова

совсем не похожа на Ретта. Черты лица ее были более мелкие, мягкие, глаза серые, небольшие, но очень выразительные. Густые черные волосы обрамляли высокий, красивый лоб. Она не обладала яркой внешностью, но и некрасивой назвать ее было нельзя. Голос у Розмари оказался низким, но очень приятным. Манера чарльстонского выговора, с растягиванием гласных, звучала в ее устах необычно – вкрадчиво и притягательно. По возрасту Розмари была ей ровесницей, или чуть постарше.

– Ну вот, Скарлетт, теперь тебе осталось познакомиться с моим сыном Генри и его семьей – сказала миссис Элеонора – я пригласила их сегодня на обед. А сейчас мы будем пить чай с пирожными от Брентонов. Это самые лучшие пирожные с миндалем и орехами во всем Чарльстоне. Санта, распорядись насчет чая – сказала старая дама, и мулатка, проворно тряхнув головой удалилась на кухню.

За чаем Элеонора Батлер вела беседу. Она буквально засыпала Скарлетт вопросами об Атланте, родственниках и знакомых. Розмари больше наблюдала за ними, чем разговаривала, услужливо подливая чай в пустеющие чашки. Обе дамы были явно расположены к Скарлетт и у нее тоже возникала ответная симпатия по мере общения с ними. Миссис Элеонора знала Эллин «О» Хара. Леди не раз встречались у тети Евлалии, когда Эллин приезжала в гости к сестре.

– Знакомство с ней доставляло мне огромное удовольствие – вспоминала Элеонора Батлер. – Я не встречала женщины более благородной, мягкой и в то же время решительной, умеющей настоять на своем, не причинив, тем самым, обиды или беспокойства окружающим. Она была само совершенство, образец благородной леди… В это время послышались нервные всхлипывания тети Полин.

– Дорогие мои сестренки, разве я думала, что переживу Вас, а Эллин, она ведь была младше меня на семь лет! Ах, как мне теперь жить одной, как жить?

Скарлетт положила ладонь на пухлую руку тетушки.

– Мама тоже всегда была моим идеалом – сказала она, польщенная тем, как миссис Элеонора отзывалась об Эллин. – Я до сих пор не могу простить себе, что находилась в Атланте, когда она умерла.

Ей вдруг отчетливо вспомнился тот день, когда изнеможенная от непомерно тяжелого пути, она вошла в любимый дом, а там царил смертельный холод.

– Да, мама была неподражаема для всех нас, троих ее дочерей и для папы. Когда ее не стало, все померкло в нашем разграбленном янки доме, а папа так и не смог вынести ее смерти, он потерял рассудок. Я только сейчас понимаю, кем была для него мама всю жизнь. Он боготворил ее и слушался во всем, хоть и думал, что все в доме считают его хозяином. На самом же деле, истиной хозяйкой поместья и образцом для всех нас была мама.

– Да, война всем нам причинила много бед, скольких близких людей она унесла – с сожалением сказала миссис Элеонора.

– Маму убила не война, а эта голодранка, Эмми Слеттери, наша соседка. Мама лечила ее от тифа, и сама заразилась, а потом заразила девочек – Сьюлин и Керрин. Они выжили, а мама нет! – сухо отчеканила Скарлетт. – А потом эта белая рвань вместе с нашим бывшим управляющим Уилкерсоном посмела заявиться в Тару с гнусным предложением о ее выкупе. Но, я, слава богу, не доставила им такого удовольствия!

– Но как же Вам удалось сохранить свое имение? – удивилась миссис Элеонора. – Ведь в те времена почти все южане лишились собственности из-за непомерно больших налогов. Нашей семье тоже пришлось расстаться со своим домом.

От этого вопроса краска прилила к лицу Скарлетт. Знала бы мать Ретта, как она старалась заполучить его тогда ради Тары.

– Я вышла замуж за Френка Кеннеди, а у него была своя лавка, которая приносила небольшой доход. С него – то мы и платили налоги – сказала она, не моргнув глазом. – Сказать по правде, я была так напугана этими налогами, что поставила себе цель разбогатеть. Не могла же я допустить, чтобы у нас отняли Тару! Папа, я, Сьюлин, Керрин, Эшли и Мелани Уилкс, черные – нас было слишком много, чтобы найти кров у кого-то в случае потери Тары. Да и не могла я себе представить, чтобы в доме, где жила мама, где жили все мы столько лет, вдруг поселились какие-то чужие люди, а тем более голодранцы, или того хуже – янки.

Розмари с восхищением взглянула на Скарлетт, а в глазах миссис Элеоноры промелькнуло горькое сожаление. Возможно, она вспомнила своего мужа, мистера Батлера, который не в пример Скарлетт, будучи главой семьи, не смог сохранить родной очаг. Ведь Ретт рассказывал, что он держал семью впроголодь, но не хотел примириться с новой жизнью, подобно многим бедолагам доблестной старой гвардии.

– Ну и как, удалось Вам разбогатеть? – Спросила Розмари.

– Да, удалось, не на много, конечно, однако налоги мы платили исправно и имели все самое необходимое.

– И как Вам удалось это сделать? – В глазах Розмари Скарлетт прочла обожание.

– Я тогда решила занять денег и купить лесопилку. Люди начинали заново отстраиваться и иметь лесопилку было очень выгодно.

– Как, сама, не муж? – Невольно вырвалось у Розмари.

– Френк, к сожалению, в это время был болен и прикован к постели. Мне самой приходилось заниматься нашей лавкой, ровно, как и всем остальным. А лесопилку недорого продавал один хороший знакомый Френка, ему срочно нужны были деньги. Не могла же я упустить такую возможность из-за болезни мужа и ждать пока эту лесопилку на моих глазах скупит кто-нибудь другой.

Миссис Элеонора лукаво улыбнулась, старой даме не трудно было разгадать, что Скарлетт сама заправляла делами и болезнь Френка здесь была совсем не при чем.

– Но кто же смог одолжить тебе деньги в то время? – Не унималась Розмари.

– Их одолжил мне Ретт, мы в ту пору были с ним хорошими друзьями.

Глаза Розмари округлились от удивления.

– Не удивляйся, Розмари, именно так все и было – засмеялась Скарлетт.

– Одолжил? Он одолжил тебе деньги и что же, ты ему их возвращала потом?

– Да, я вступила в мир бизнеса по собственному желанию и должна была выполнять свои обязательства, а Ретт был моим кредитором, как же я могла не вернуть ему деньги.

– И тебе это удалось?

– Что? Вернуть деньги Ретту и сохранить лесопилку? Тебя интересует, могла ли я успешно заниматься бизнесом как мужчина?

В этом вопросе Скарлетт усмотрела для себя подозрение, и тут ее понесло. Ей вдруг стало наплевать, как отнесутся к ее занятиям родственники Ретта. – Пусть думают обо мне, что хотят! Решила она. В Атланте все натерли мозоли на