Смерть мужьям! - Антон Чиж

– Можно взглянуть на записку? – спросил Ванзаров.

Антон Сергеевич указал кучку пепла в хрустальной пепельнице:

– Я счел это глупым розыгрышем, возможно, сочиненным самой Авророй. Она любили такие невинные забавы.

– У вас поистине адвокатское спокойствие.

– Нет, просто почерк был женский. Я не криминалист, но отличить могу. Записку доставил посыльный, секретарь говорил про какого-то мальчишку, которого никогда не видел прежде. Можете у него уточнить. Теперь я чист перед законом?

Кто-то выманил Грановского домой, причем был уверен, что там он найдет труп или полицию. Для чего? Ванзаров выудил готовую версию, примерил к ней новое обстоятельство и ничего не понял. Если история не выдумана самим адвокатом, смысла в ней не было.

– Вас не мучает жажда мести убийцы или справедливости? – спросил Ванзаров.

Грановский даже бровью не повел:

– Странный вопрос адвокату.

– Я просто хочу понять: вам безразлично, кто убил вашу жену?

– Нет. Но теперь уже ничего не исправишь. Не смею вас задерживать...

– Вы не допускаете, что Аврора сам попала в ловушку?

Простая мысль, кажется, задела Грановского, он попросил объясниться.

– Дело в том, что отравленные конфеты вполне могли быть приготовлены именно вашей женой, – сказал Родион, наблюдая за собеседником. – Для кого-то из визитеров. Возможно, она хотела пошутить, подсыпав слабительный порошок, и наблюдать, как человек будет корчиться от боли, но перепутала с ядом. И самое главное, забывшись, съела сама. А уж горничная попала в эту сеть и вовсе случайно.

Грановский кинул в рот еще конфетку и спокойно заметил:

– Исключено. Вы не знаете характер Авроры. Если бы она задумала такую хитрость, уверяю вас, конфеты дошли бы по назначению.

– Значит, не исключаете, что ее мог убить любовник?

– Зачем?

– Вот это я и хочу узнать.

– В этом нет никакого смысла. Раз уж такое дело, сознаюсь: да, я знаю, что у жены есть любовник. Это очевидно, но кто он – меня совершенно не интересовало. С моей стороны не было никаких действий, чтобы мешать им. Поэтому ваша теория «так не достанься же ты никому», – беспомощна.

– Именно так я и думаю, – сказа Родион.

– А зачем ахинею городить?

– Чтобы окончательно убедиться: любовник здесь ни при чем. Это была моя ошибочная теория. Здесь что-то другое. И я подозреваю, кто.

Антон Сергеевич клюнул и проявил интерес. Предложив конфетку чиновнику полиции, он спросил:

– Это не является информацией для разглашения в ходе следствия?

– Конечно, нет. Прямых фактов явно не достаточно, а логические заключения – шатки. Всего лишь версия.

– Буду крайне признателен...

– С удовольствием. Вот скажите: разрыв с супругой и все ее странности начались после визитов к доктору Карсавину?

– Ну, что вы! – Грановский ясно показал, что и мысли такой не допускает. – До этого Аврора пребывала в глухой апатии, могла целый день сидеть, уставившись в окно. Доктор сотворил чудо: она снова стала нормальным человеком. Теперь ваша очередь откровенности.

Ванзаров добродушно улыбнулся:

– Госпожу Грановскую могла убить женщина, которую не устраивал ее роман. Любовник вашей супруги, пардон, – или муж, или возлюбленный убийцы. Тогда во всех событиях, включая вашу записку, поваляется логика. Аврора прекрасно знала убийцу, если не была с ней дружна. Это ведь удобно: иметь в подругах жену своего любовника. Жаль, только карточки не оставила. Но я полагаю, знаете, о ком речь.

На какие-то мгновения адвокат потерял дар произносить зажигательные речи, конфетка застряла между зубов, но, придя в себя, он холодно сказал:

– Возмутительная чушь.

На нечто подобное Родион и рассчитывал.

– Тогда остается только оскорбленный муж вашей любовницы, – сказал он.

– Немыслимая глупость.

– И я так думаю.

Грановский уже собрался излить возмущенную тираду, но, придержав пыл, присмотрелся к полноватому юноше, сидевшему напротив него с изумительно безобидным выражением лица, и вдруг сказал:

– А вы не так просты, как кажетесь, Родион Георгиевич. Подкупаете наивностью молодости, а сами уже кандалы куете... О, да вы опасный, нет – умный человек... Я как раз искал такого дельного специалиста. Не желаете оставить казенную службу с нищим заработком и поступить ко мне? Работа для вас знакомая, а жалованье – не сравнить. Подумайте, не тороплю.

Игра закончилась. Мышь, почуяв беду, нырнула в норку. Поблагодарив за столь лестное предложение, Ванзаров уже поднялся, как вдруг вынул снимки.

– Взгляните, может, видели?

Портрет в парике не вызвал никаких эмоций, Грановский равнодушно вернул картонку. Но появление трупа без парика было встречено напряженным разглядыванием.

– Да ведь это Паша Хомяков... – оторопело проговорил адвокат. – Позвольте, да ведь это криминалистический снимок... Боже мой! Какое несчастье! Когда? Бедный Паша...

О гибели приятеля Антон Сергеевич сокрушался куда больше, чем над кончиной жены. Вернувшись на место, Ванзаров сказал:

– Мне нужна вся информация о нем. Пожалуйста, не запирайтесь. Его смерть, возможно, связана с убийством вашей жены.

– Да, что тут скрывать. Паша – мой давний приятель, мы с ним в одном клубе «Велосипед», бывает у нас в доме, с детьми так мило играл, с Авророй шутил... Какая трагедия. Когда это случилось?

– Вчера около полудня.

– Попал под конку?

– В сердце воткнули острый предмет. Он куда-то шел со шляпной коробкой, в которой была крыса. Не знаете, что это могло значить?

Грановский сокрушенно покачал головой:

– Какая потеря для клуба, он был отличный гонщик... Но зачем его убили? Это был самый добрый, простодушный и доброжелательный человек, какого я встречал в жизни. У него просто не было и не могло быть врагов... Чудовищно... Позвольте, но почему мне ничего не сообщила Анечка?

Мысленно приложив инициалы на карточке, Ванзаров уверенно сказал:

– Она не знала. Тело доставили с Невского без документов. Где он служит?

– В городской Думе по дорожным подрядам... Прошу меня извинить, мне надо побыть одному, – сказал совсем подавленный Антон Сергеевич.

Чиновник полиции уже направился к выходу, как вдруг Грановский сказал:

– А ведь это все было предсказано... Не верь после этого...

– Кем? – быстро спросил Ванзаров.

– Госпожа Гильотон в трансе сказала, что у меня погибнут... Впрочем, это не важно...

– Она не сказала, кто еще и когда погибнет?

Но Грановский только отмахнулся.

– Через час, не более мы прибудем к госпоже Хомяковой, чтобы сообщить печальное известие, – официально сообщил чиновник полиции. – Но до этого, прошу вас, ее не беспокоить. И если она что-то узнает, я знаю, кого винить.

Ванзаров стремительно покинул адвокатскую контору. Его гнал охотничий азарт сыщика: дело, темное и запутанное, при помощи крохотной детали обрело ясные очертания. Логичные и доказуемые. Оставалось только прижать убийцу неопровержимыми доводами.

3

Мрачный вид старшего городового Семенова скрывал по-своему нежную душу. Щедро получив от природы великанский рост, он давно привык, что люди боятся одного его вида. И кто бы знал, что это неохватный детина застенчиво оробел перед хрупкой женщиной. Легкое поручение «доставить в участок для допроса» вызвало в городовом бурю эмоций. Никогда не выпадало ему счастье так близко соседствовать с такой красотой, все более с мерзкими рожами извозчиков да нищих. Барышня в светлом туалете с зелеными полосами, с бантиками там и сям, да еще и в соломенной шляпке, украшенной яркими цветочками, покорно сидела в дрожках, понурив головку, и только прикрывалась прозрачным зонтиком от палящего солнца. Семенов хоть и не был образован, но ощущал что-то вроде угрызений, что испытал шотландский лорд, который вел Марию Стюарт на плаху. Она не проронила ни слова, но случись ей попросить жалостливым голоском: «Отпусти меня с миром, старший городовой», Семенов наплевал бы на долг. Вот какие чудеса творят модные наряды хорошеньких женщин.

Пролетка доковыляла до участка, старший городовой протянул натруженную лапищу, чтобы помочь сойти, и ощутил нежнейше прикосновение, от которого продрало морозом. В комнату для допросов он доплелся раскисшим и покорным рабом. Но более всего Семенова обозлило, что это невинное, сразу видно, создание смеет мучить расспросами даже не чиновник участка, а так – одно название, сопливый мальчишка, пришлый прыщ, которого и прибить-то одной левой. Старший городовой наградил закрытую дверь допросной комнаты мрачным взглядом и поплелся в роту заливать грусть графином воды.

А юный прыщ, между тем, предложил даме стул, распахнул пошире окно, чтоб ветерок обдувал, и выразил искреннюю симпатию. Но дама ее не приняла, а неприязненным тоном спросила:

– Очень приятно позорить нас?

– Да о чем вы, Екатерина Павловна, – изобразил удивление сопливый мальчишка.

– Обязательно надо было посылать городового за женой дипломата?