Итоги № 36 (2013) - Итоги Итоги

Согласно европейской статистике, таковыми являются более 45 процентов книг. И именно для них после долгих споров в ЕС наконец нашли в сентябре прошлого года формулировку регламента для ввода таких произведений в гражданский оборот: если в ходе добросовестного поиска правообладатель не найден, произведение можно использовать без разрешения автора, а авторские вознаграждения выплачивать в пользу обществ по коллективному управлению правами.

У нас ситуация с сиротскими произведениями не лучше, чем в Европе. «В число сиротских произведений, созданных с 60-х годов прошлого столетия, входят ценные научные монографии по истории, филологии, лингвистике, педагогике, культурологии,— говорит Константин Костюк, гендиректор компании «Директ-Медиа».— Крупнейшие издательские проекты Советского Союза, такие как «Советская энциклопедия» или серия «Всемирная литература», не могут быть легализованы и использованы нами в цифровом виде сегодня согласно нормам авторского права. Корифеи советской науки — Андрей Колмогоров, Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, — или ее рядовые бойцы принадлежат этой когорте. Их труды для потомков недоступны». И все потому, что нет шансов найти наследников и заключить с ними лицензионный договор на безвозмездной основе. И пусть требуется наличие потомков лишь тех авторов, после чьего упокоения не минуло еще 70 лет, тем не менее под раздачу попадает творческая деятельность чуть ли не с начала XX века.

В результате, по мнению Константина Костюка, из трех более или менее равноценных информационных источников, пополняющих нашу книжную культуру: редкой, актуальной и классической книги, — последняя представлена в цифровом формате с колоссальным изъяном. Из 1,5 миллиона книг, необходимых для нормального культурного жизнеобеспечения общества, доступно не более трети, причем редкая книга значительно перевешивает классическую и актуальную вместе взятые.

По признанию генерального директора РГБ Александра Вислого, разработчики электронной библиотеки диссертаций после многих целенаправленных усилий сумели найти и заключить лицензионные договоры только с одним процентом авторов, представленных в библиотеке. Собственно, это и является камнем преткновения для принятия новой редакции ГК РФ в части авторского права — дать библиотекам право предоставлять читателям цифровые копии произведений, охраняемых авторским правом, без получения отдельной лицензии от авторов, точно так же, как и сейчас библиотеки выдают читателям бумажные книги. Копья ломаются вокруг срока давности публикации: 10, 5 лет, два года. Издатели бьются не на жизнь, а на смерть, предвидя, как 70-летнее пространство их нынешней зоны доходности сжимается до 10, а то и двух лет. Однако сваливать на них всю вину несправедливо: государство должно не только решиться на серьезные изменения в авторском праве, но и запустить механизмы коммерциализации электронных библиотечных фондов. В том числе «Анны Карениной». В самом деле, почему бы библиотекам не продавать ее эталонный текст вместе с приложением Музея Л. Н. Толстого школам как информационную услугу? Да и отдельным школьникам тоже, ведь мировой опыт говорит, что почитать бесплатно, скажем, сочинения Фенимора Купера на сайте американской библиотеки не удастся. Новые механизмы монетизации сегодня активно апробирует научное сообщество: в прошлом году в США, Германии, Великобритании началось движение в сторону принятия концепции открытого доступа к материалам научных исследований, в частности в режиме Gold, что подразумевает оплату из бюджета размещения в научном репозитории статей и организацию немедленного доступа к ней из любой точки мира. Это, кстати, один из ответов на вопрос о причинах нашего катастрофического отставания в мировом индексе цитируемости — продвинутые страны используют для этого все доступные методы бюджетного стимулирования.

Так что с 90-томным наследием Льва Толстого нам всем крупно повезло — продвинутый мыслитель завещал без всяких ограничений перепечатывать его произведения. А в части остальной классики «нарыв» действительно назрел: цифровое пространство страны с белым пятном на месте культуры размером больше полстолетия — это нонсенс. И заполняют эту лакуну пресловутые пираты.

Соловей российский / Искусство и культура / Спецпроект

Соловей российский

/  Искусство и культура /  Спецпроект

Лев Лещенко — о первом исполнении гимна, закулисье Большого театра и концертах для Политбюро, о том, как отличить «банкомета» от «супермена», об операции по спасению «Дня Победы» и самоволке Леонида Ильича, об успехах Путина-пианиста, а также о том, можно ли шагнуть со сцены в бизнесмены

Сын кадрового военного, Лева Лещенко в свои пять лет часто по просьбе сослуживцев отца вставал на сундук, чтобы спеть гимн Советского Союза, выученный по радиотрансляции. Смысла всех слов исполнитель тогда, конечно, не понимал… «Потом гимн СССР я практически не пел, — вспоминает Лев Валерьянович. — Была инструментальная версия, оркестр и хор — но не солисты. А вот гимн России, наверное, я одним из первых записал у себя в студии».

Не исключено, что теперь придется переписать на бис — или уж во всяком случае поделиться опытом с молодыми. Министр обороны Сергей Шойгу дал распоряжение Академическому ансамблю песни и пляски Российской армии им. Александрова сделать две версии гимна России. Одну для войск, другую — современную — для молодежи. Среди возможных участников проекта в первых рядах назвали Льва Лещенко.

— Когда впервые гимн России исполнили, вспомните?

— Премьера состоялась на хоккейном матче ветеранов СССР — ЧССР в Сокольниках, куда приехал Владимир Путин. Я нигде себя не позиционирую в том духе, что хочу петь гимн, дайте мне, но меня периодически приглашают. Вот на стадионе «Динамо» пел: я ведь динамовский болельщик, в юности играл за клуб в баскетбол. Приглашают петь на закрытие футбольного сезона. Я это делаю по зову сердца — это не коммерческая история.

— Первое выступление Льва Валерьяновича Лещенко — не на сундуке, на сцене…

— …стало полным провалом. Я учился в девятом классе, и девчонки… Удивительный жизненный момент: до пятого класса я учился в Сокольниках, потом мы переехали на Войковскую, я поступил в 201-ю школу. И тут в шестом классе объединили школы для девочек и для мальчиков. Представляете себе, что за ощущения, да? Так вот девчонки услышали, как я пою. После уроков у нас были дежурства — класс убрать, порядок навести. Великолепная возможность остаться одному и немножко попеть. Акустика в школе прекрасная. Они подбежали: «Надо спеть на школьном вечере». И спел я «У Черного моря» из репертуара Утесова.

— А где там проваливаться? Диапазон чуть больше октавы.

— Вовсе не маленький диапазон. Особенно если не вполне понимаешь, что существует такая вещь, как тональность. А я этого тогда не понимал. И взял слишком высоко. Добравшись до высоких нот, я понял, что их не возьму. Опустился на октаву ниже. И осознал, что теперь уже не возьму низкие ноты в припеве: «У Че-ерно-ого моря…» Итого разбросало меня почти на три октавы — чего ни один нормальный человек не сможет. Доскрипел первый куплет, сказал: «Извините», — и ушел со сцены.

В ГИТИС я сначала тоже провалился. Тогда ребята поступали во все театральные институты сразу, и я исключением не стал. Щепкинское, Щукинское, ГИТИС… Только во ВГИК не стал поступать, не знаю почему. И самое удивительное, что в Щукинском я в тот год дошел до третьего тура. Но меня туда не тянуло. А в Щепкинском замечательный артист Виктор Коршунов послушал меня на втором туре и спросил: «Вы поете, наверное? Голос красивый, глубокий, и читаете нараспев». А читал я «Облако в штанах» Маяковского. Я говорю: «Пою и очень люблю». «Ну и зачем вам сюда? Идите пойте!» И я пошел.

После десятого класса я стал петь в самодеятельности — в двух клубах, завода «Серп и молот» и геологоразведочного института. Устроился в Большой театр в бутафорский цех. Гонял себя основательно. Тем не менее на второй год поступления в ГИТИС меня опять срезали. Просто неорганизованность — мальчишка, шаляй-валяй.

— Что вам дал Большой театр, кроме знания сцены от рампы до колосников?