Одиночка - Вернер Тёльке

Антиквар молча кивнул.

— А в то несчастливое утро на охоте вы находились на другом берегу речки?

— Да.

— Эти господа тоже?

— Хм.

— Значит ли это, что вы в противоположность Шлихтингу и Ландгуту ни в коем случае не можете быть связаны с произошедшими событиями?

— И вы меня спрашиваете?

— Господин Воок, вы не рассердитесь, если я выскажу еще одну версию?

— Не рассержусь, валяйте! — добродушно ответил Воок.

— Я заканчиваю. Поскольку смертельная пуля вылетела из ружья, выданного вами, — комиссар поочередно обвел всех взглядом и снова остановил его на Вооке, — это значит, что все трое: Ландгут. Шлихтинг и вы, господин Воок, — в обоих случаях сообща планировали преступление и совершили его!

Все вскочили с мест, жестикулируя, набросились на Шоппенхауера и Драхвитца, который с побледневшим лицом прохрипел, что доложит обо всем начальнику комиссара Линдбергу. Пошатываясь, Драхвитц вышел. Вслед за ним устремились остальные.

Фреезе, являвшийся как бы сторонним наблюдателем, тоже поднялся и направился к выходу, но нерешительно остановился на полпути.

— Ну, и чего вы этим достигли? — спросил он, глядя на комиссара.

— Чем?

— Подобной провокацией!

— Должен же я был выманить этих господ из кустов, не так ли? Или вы можете подсказать мне, кто из них убил Геердтса?

— Конечно же, нет, — последовал ответ адвоката.

— Тогда оставим ваши благочестивые притчи о провокации, — произнес комиссар. — А смерть Вебера? Разве это не провокация?

— Вы их действительно выманили, но боюсь, что погнали не в том направлении, в котором вам хотелось бы! Теперь они предпримут все, чтобы удалить вас из города!

Не дождавшись ответа, адвокат вышел. Оказавшись в вестибюле, он увидел Ландгута, звонившего по телефону от портье. Чиновник опустил трубку и крикнул ему:

— Вы не подождете меня? Я сейчас закончу!

Фреезе согласно кивнул и через вращающуюся дверь вышел на улицу. Палящие лучи солнца падали на площадь, и только в проходе под колоннадой было прохладно.

— Давайте пройдем в тенек, — услышал адвокат голос за спиной. Он обернулся и увидел Ландгута. — Жара просто невыносимая. Составьте мне компанию, пока не приедет сын. Я попросил его заехать за мной.

— Вы уезжаете? — осведомился адвокат.

— Мне надо в Киль, — ответил Ландгут, и тут у него непроизвольно вырвалось: — Шоппенхауер должен покинуть город! Я поеду в земельную полицию и привезу сюда кое-кого!

Фреезе промолчал, размышляя о том, что начинают сбываться его предсказания комиссару.

— Не знаю, как вы относитесь к Шоппенхауеру…

— Мне он безразличен. Я познакомился с ним через Вебера. — Фреезе сосредоточенно рассматривал свою ладонь.

— Откровенно говоря, — надеюсь, что вы не обидитесь на меня, господин Фреезе, — я был удивлен, узнав, что вы представляете интересы такого человека.

— Вебера?

— Да. Весь он какой-то несерьезный, да и направление, выбранное им, тоже.

— Вы имеете в виду политическую направленность?

— Конечно!

Адвокат остановился возле колонны и оперся на нее.

— Вебер был в порядке и вовсе не хотел впутываться в дело с Геердтсом. Так получилось против его воли.

— За это он и поплатился.

— По-видимому, теорию о несчастном случае вам нужно было бы обосновать более тщательно, — внезапно произнес Фреезе.

Ландгут резко повернулся.

— Совершенно верно, именно таким было задание Драхвитца. Но тут появляется какой-то непонятный комиссар из Гамбурга и одним высказыванием: «Пуля на утиной охоте» — разносит все в пух и прах!

— Если вы подключите к расследованию земельную полицию, этот случай получит более широкую огласку, так ведь?

Ландгут нахмурился.

— Вы думаете, я не понимаю? Но вы же слышали, какую версию выдвинул Шоппенхауер. И как прикажете к ней относиться?

На площади прозвучал гудок автомобиля. Через опущенное боковое стекло им махал молодой человек.

— Это мой сын, — сказал Ландгут, подавая адвокату руку. — Мы еще увидимся? Как долго вы останетесь в городе?

— Завтра я уеду.

— А не выпить ли нам вечерком бутылочку хорошего вина?

— А разве встреча начинается не сегодня?

— Ах, да, встреча! Ну, значит, из нашего вечера ничего не получится. Жаль. Но при случае я позвоню вам, если у меня появятся дела в Гамбурге. Может быть, мы вместе пообедаем?

— Буду рад.

— Тогда до свидания! — Ландгут направился к машине и сел рядом с сыном на переднее сиденье.

Пройдя под колоннадой, Фреезе приблизился к антикварному магазину «Ханзен и Воок» и остановился перед витриной. Она была закрыта плотной гардиной темновато-серого цвета, и поэтому Фреезе не мог видеть того, кто наблюдал за ним из помещения.

А на адвоката смотрел торговец антиквариатом. Но не Фреезе уделял он внимание, а трем мужчинам, сидевшим позади него в креслах стиля «ампир». Слух о событиях утренней охоты давно достиг Киля. И все же появление этих людей нервировало его.

Фреезе взглянул последний раз на витрину и, повернувшись, пошел дальше.

— Только этой истории нам и не хватало за четыре недели до выборов, — выругался за спиной Воока один из сидевших в кресле. — Одного убийства было предостаточно.

Воок повернулся и изучающе посмотрел на говорившего. От него не укрылось, что добрые отношения, существовавшие между ними ранее, несколько охладели. Он принялся лихорадочно объяснять:

— Да, господа, убийство Геердтса произошло в этом городке, но я ни в чем не замешан.

— А смерть частного детектива?

— Это и вовсе необъяснимо! С абсолютной уверенностью могу сказать, что в то утро я раздавал патроны с картечью!

— Ну, Воок, не следует нас агитировать. — Мужчина встал. — Лично вы не имеете отношения ни к одному из этих случаев, нам это хорошо известно, но речь совсем о другом. На вас не должна упасть даже тень подозрении. А если теперь ваше имя будет упомянуто в связи с двумя убийствами? Что тогда?

— Стоп! До этого мы еще не дошли, — произнес в этот момент самый молодой из гостей. — Мы должны сохранить Воока. Поэтому надо убрать с дороги весь хлам. — Он остановился и ободряюще улыбнулся антиквару. — Видимо, будет не трудно сделать так, чтобы комиссар из Гамбурга побыстрее исчез отсюда!

Глава одиннадцатая

Комиссар Шоппенхауер не знал, что уже в течение нескольких часов его личность находится в центре внимания, но даже если бы и предполагал это, ему было бы в высшей степени безразлично. После того, как в кабинете начальника уголовной полиции ему дали понять, что его воспринимают как свалившуюся на их головы помеху, он спустился в подвал, где размещался архив, и уютно расположился в старом кресле. Здесь терпко пахло бумажной пылью, но зато не чувствовалось жары, царившей наверху. Уже около трех часов Шоппенхауер, казалось, выжидал чего-то. Лежавшие перед ним на столе документы перестали интересовать его. Лишь одна папка лежала раскрытой. В верхнем углу листа была приколота фотография секретаря полиции Шмидта, сотрудника отдела Драхвитца. Когда Шоппенхауер впервые переступил порог районного отдела полиции Рендсхагена, ему бросился в глаза этот человек. Он отчетливо помнил утро своего первого визита к советнику уголовной полиции Драхвитцу, и там, в приемной, почувствовал, что никогда бы не смог подружиться с этим Шмидтом. Из его биографии Шоппенхауер почерпнул не очень-то много, в папке черным по белому было написано лишь, что Шмидт являлся заслуженным человеком времен второй мировой войны.

Большая стрелка электронных часов, висевших на стене, с громким щелчком перепрыгнула на отметку девятнадцать часов двадцать минут. В этот момент дверь в архив распахнулась, и на пороге появился секретарь полиции Шмидт.

— Занавес опустился, коллега! — самодовольно произнес он. — Сюда прибыли трое из Киля, и они ждут-не дождутся познакомиться с комиссаром Мегрэ!

Трое из Киля! Шоппенхауеру очень хотелось узнать, что они скажут ему. Он даже почувствовал, как весь внутренне напрягся.

— Это приказ! — услышал он голос Шмидта.

— Так, так. В таком случае он нужен мне в письменном виде.

— И, наверное, в двух экземплярах, — ухмыльнулся Шмидт, но затем лицо его исказилось. Он увидел перед Шоппенхауером свое личное дело. Схватив папку, он подошел к барьеру и швырнул ее работнице архива на стол.

— Почему вы впустили его сюда? — спросил он резким тоном. — И кто разрешил выдать личные дела?

Женщина испуганно схватилась за очки.

— Я думала…

— Ну, хватит! — прервал ее Шмидт. — Вы не имели права выдавать дела этому человеку!

— Я очень сожалею, что у вас из-за меня возникли неприятности, — дружелюбно промолвил Шоппенхауер, обращаясь к женщине. — До свидания!