Моссад: одни против всех. История и современность израильской разведки - Михаил Жданов

Однако именно в этот момент к операции подключился один из самых выдающихся офицеров «Моссада» — Мордехай Лимен. Родившийся в 1924 году в Польше, он в годы войны служил в британском военно-морском флоте, а после победы над нацистами перебрался в Палестину. Здесь он командовал сначала спасательным кораблем, потом боевым катером (в ходе Войны за независимость ему удалось утопить египетский эсминец), ав 1950 году в возрасте 26 лет стал главнокомандующим ВМФ Израиля. Эта должность только звучала громко, на самом деле, ничего особо существенного под командованием Лимена не было. Поэтому молодой командующий активно взялся за создание израильского ВМФ, не прекращая при этом сотрудничества с «Моссадом». Впоследствии это значительно помогло ему в истории с «Ягуарами».

Из оставшихся в Шербуре восьми катеров три были уже практически готовы, когда президент Франции распорядился прекратить отправку вооружения Израилю. Благодаря элементарному подкупу «Моссаду» удалось добиться того, что местные власти на первых порах попросту проигнорировали президентский указ, ведь по официальным каналам его текст дошел до них лишь спустя несколько дней после опубликования. Таким образом, формально никто не виновен в том, что рано утром 4 января три катера снялись с якоря и ушли в Хайфу под израильскими флагами.

Но это были только три, оставались еще пять. И с ними история обещала быть не такой легкой. Тогда в недрах «Моссада» была разработана блестящая операция под названием «Ноев ковчег», деятельное участие в которой принял сам Лимен. Он объявил директору шербургских судостроительных верфей Феликсу Амьо, что не возражает против продажи катеров любой третьей стороне, если Израилю будет возвращена внесенная предоплата. Амьо согласился, и вскоре к нему обратился владелец норвежской транспортной фирмы Мартин Сайм, который пожелал купить все пять катеров для нефтеразведки. Возможно, дело снова не обошлось без подкупа, потому что Амьо совершенно не стал вникать в вопрос о том, каким образом ракетные катера могут помочь в геологических изысканиях. Французские чиновники быстро одобрили сделку, и вскоре в Шербур для приемки катеров прибыли «норвежцы». Стараясь возбуждать как можно меньше подозрений, израильские моряки, а это были именно они, обосновались на катерах, а через несколько дней спокойно увели их в море. Шум во Франции поднялся только тогда, когда катера уже прошли Гибралтар и полным ходом шли на восток через Средиземное море. Французскому правительству даже не удалось наказать виновных; действия Амьо не носили никаких признаков состава преступления, он всего лишь делал свою работу.

Итак, первый раунд противостояния французских властей и «Моссада» был всухую выигран последним. Однако схватка на этом еще не закончилась.

В 1960-е годы Франция являлась основным поставщиком в Израиль боевых самолетов, истребителей-бомбардировщиков «Мираж». ВВС еврейского государства были практически полностью укомплектованы этими прекрасными машинами. Поэтому французское эмбарго на поставку оружия стало для израильтян особенно болезненным ударом: ведь теперь неоткуда брать запасные части, а без них авиация оказывалась прикованной к земле. Израильтяне могли бы выпускать запчасти на своих заводах, но для этого требовались хотя бы чертежи. А чертежи взять неоткуда. Ну, или почти неоткуда.

Задача считалась настолько важной, что к ее решению подключили лучшие силы израильских спецслужб. Было ясно, легально получить чертежи не получится. Следовало добыть их нелегальным путем. Разведчики развернули бурную деятельность во Франции и еще нескольких странах, где по лицензии производились «Миражи». Но успех улыбнулся им в маленькой нейтральной Швейцарии.

Здесь в районе Цюриха действовало предприятие «Шульц энд бразерс», выпускавшее двигатели и осуществлявшее сборку истребителей. Агенты «Моссада» смогли завербовать инженера фирмы Альфреда Фрауенкнехта. До сих пор не совсем ясно, почему он пошел на вербовку, то ли из симпатий к еврейскому государству, то ли потому, что разведчики смогли сыграть на его слабостях. В любом случае, после ряда встреч, к которым был привлечен израильский военный атташе в Париже Дов Сион, Фрауенкнехт согласился достать для израильтян чертежи боевой машины.

Сложность заключалась в том, что скопировать чертежи представлялось невозможно — по объему они занимали целый железнодорожный вагон. И тогда Фрауенкнехт с подачи «Моссада» предлагает руководству своей компании перевести всю техническую документацию с кальки на микрофильмы — это-де позволит сэкономить место. Руководители фирмы согласились, однако служба безопасности не дремала, копирование чертежей строго контролировалось, а ненужные кальки планировалось сжечь на мусорной свалке в присутствии охраны. Шансов сделать копию микрофильма практически не было. Кальку же упаковывали в специальные контейнеры и в специальной машине везли на мусоросжигательную станцию. Там представитель службы безопасности вскрывал ящики, убеждался в том, что в них действительно лежат чертежи, после чего производилось сожжение бумаг.

Выкрасть чертежи при такой схеме было непросто. Но «Моссад» справился и с этим. Израильские разведчики арендовали гараж, находившийся как раз на пути следования машины с чертежами. За рулем машины сидел свой человек, который на пять минут заезжал в гараж. Здесь на место контейнеров ставили другие, точно такие же, с поддельными чертежами, которые затем аккуратно сжигались. Затем чертежи сложным путем вывозились в Швейцарию: агент «Моссада» на своей машине переправлял их в Германию, откуда частным самолетом ящики летели в Бриндизи. Из Бриндизи же в Израиль их доставлял рейсовый самолет авиакомпании «Эль-Аль». Маршрут работал безукоризненно в течение года, пока при отправке последней партии чертежей вся система не вскрылась случайно владельцем склада, через который перегружались чертежи. Альфреда Фрауенкнехта судили, признали виновным в шпионаже и посадили на четыре года. Он не отрицал своей вины, заявляя, что пошел на преступление по идейным причинам, чтобы искупить вину немцев перед евреями в годы Второй мировой войны. Четыре года спустя, когда он вышел на свободу, в Израиле уже выпускался истребитель-бомбардировщик «Кфир», созданный на основе переданных им чертежей. Правда, какой-либо благодарности от Израиля Фрауенкнехт так и не дождался.

Главное оружие

Ядерная программа Израиля — одна из самых секретных страниц его истории. Правда, для людей сведущих она давно стала «секретом Полишинеля», достоверно известно, что еврейское государство владеет атомными бомбами, хотя и всячески отрицает этот факт на официальном уровне. Неизвестны только количество и качество ядерных боеголовок.

Разведка стоит на страже атомных секретов страны, регулярно вычисляя и уничтожая тех, кто мог бы открыть общественности правду. Таким образом, израильская атомная программа стала причиной многих загадочных смертей. И кто знает, сколько еще жизней унесет она, особенно если атомная бомба все же будет пущена в ход израильскими военными.

О разработке ядерного оружия мечтал еще Бен-Гурион. Он считал, что только атомная бомба может обеспечить безопасность Израиля. И эти взгляды целиком и полностью разделял его младший сподвижник Моше Даян. Незаурядный человек, сотрудник еврейских спецслужб с 1941 года, впоследствии он стал начальником израильского генерального штаба, военным министром, а потом и главой правительства, Даян уделял большое внимание деятельности «Моссада». Эффективные спецслужбы и ядерное оружие — вот те два столпа, на которых, по мнению генерала, должна покоиться безопасность Израиля. Впрочем, справедливости ради нужно сказать, ядерное оружие он ставил на первое место.

«Израилю не по карману содержать большую армию, — говорил Моше Даян — „нам нужна небольшая профессиональная армия, эффективная и недорогая, способная обеспечить текущие проблемы безопасности и ведение ограниченных кампаний и обладающая ядерным оружием на случай полной конфронтации“. Именно он внес решающий вклад в то, что Израиль все-таки получил свою атомную бомбу.

Работы над созданием этого страшного оружия велись в глубочайшем секрете с 1949 года. Тогда из Парижа в Палестину приехал выдающийся физик Моше Сурдин, работавший ранее над созданием французской атомной бомбы. Вскоре при правительстве страны появилась Комиссия по атомной энергии, официально занимавшаяся «мирным атомом». Израиль, не имевший собственных сырьевых ресурсов, действительно отчаянно нуждался в атомных электростанциях. Но в списке приоритетов комиссии оружие все же стояло на первом месте.

К работе комиссии привлекли также представитей «Моссада». Собственно говоря, вся надежда возлагалсь на них — технологический уровень Израиля в те годы оставлял желать лучшего, чтобы рассчитывать на собственные разработки. Первым успехом стало заключенное с Францией секретное соглашение: в обмен на военную поддержку против Египта, который национализировал принадлежавший англичанам и французам Суэцкий канал, Израиль получал из Парижа небольшой ядерный реактор. Сделка состоялась — в 1956 году Израиль присоединился к коалиции, воевавшей против Египта (и фактически проигравшей войну), а в 1957 году реактор прибыл на палестинскую землю. В это же время в рамках «Моссада» создано подразделение под названием «Лакам», или «Бюро специальных задач»; возглавил его ветеран «Хаганы» Беньямин Бламберг. Перед этой глубоко законспирированной структурой стояли две задачи: во-первых, добывать необходимую информацию за рубежом, во-вторых, обеспечивать секретность строительства в пустыне Негев большого ядерного центра. И то, и другое на первых порах удавалось не слишком хорошо: информации собралось мало, а в 1960 году американский самолет-разведчик засек ядерный центр. Отношения с Францией по атомному проекту оказались на грани срыва, и только усилия «Моссада» спасли их: израильские разведчики сообщили президенту де Голлю о готовящемся на него покушении, при этом пожертвовав несколькими своими ценными источниками. Сотрудничество продлилось еще некоторое время, прежде чем рухнуло окончательно.