Тайна «каменного кольца» - Нина Данилевская

Она появилась с чашкой горячего бульона и, расположившись возле подруги, сразу закидала ее вопросами. Зачем Таня ходила в лес? Не болит ли у нее что-нибудь? Громкий ли был взрыв?

Таня отвечала односложно. Она знала, что бывшая подруга по первому требованию Краузе передаст ему весь разговор.

Ходила за цветами, заблудилась, и пришлось ночевать в лесу. Ничего не болит, только немного голова. Взрыва не слышала — должно быть, сразу потеряла сознание. Все время ужасно хочется спать.

Маша настойчиво продолжала выпытывать, но, так и не узнав ничего особенного, принялась выкладывать свои «новости».

— Взрыв был ужасно громкий. А тебя, наверно, перевернуло и ударило о камень. Так на фронте бывает, когда бомбят...

— Да никто не бомбил.

— Ого! Это партизаны пещеру взорвали. Там, говорят, запрятаны были бомбы и разное оружие. Партизанам теперь достанется. Мама сказала...

Маша осеклась и перешла на другую тему.

— Тебя нашли недалеко от пещеры. И знаешь, кто тебя сюда привез? Солдаты и Ян.

Таня молчала, крепко стиснув зубы. А Маша продолжала болтать:

— Я так рада, что ты будешь жить у нас! Когда поправишься, пойдем вместе в кино. Ладно? У нас весело. Ко мне в гости приходят ученики из школы — мама позволила. Даже из старших классов бывают. Один мальчик есть — Фред. Интересный — ужас! Девчонки с ума сходят! Я тебя познакомлю. Ладно?

И тут же без всякого перехода:

— А где теперь Джо? Говорят, у партизан? Не знаешь?

— Не знаю, — устало ответила Таня и закрыла глаза.

Маша болтала, пока не вернулась с работы мать. Тут ей пришлось почему-то уйти. Оставшись одна, Таня с трудом встала, заперла дверь на крючок. Было невмоготу слушать, отвечать...

В это время Краузе наверху метался по своей комнате, кусая губы от бессильной ярости. Он только что получил весьма неприятное «предупреждение» от высокого начальства.

И было за что! Бесследно исчез барон Шредер, посланный с важными инструкциями штабом армии. Только что взлетел на воздух склад боеприпасов, находившийся в пещере.

А самое скверное — прочес леса после взрыва ни к чему не привел. Партизанам опять удалось ускользнуть.

Слава о находчивости и боевых удачах гестаповца меркла. Надо во что бы то ни стало ее восстановить! Прежде всего следует обезвредить начальника партизанской разведки капитана Кравцова. Именно он причина последних неудач. Черт побери, как удалось тогда ему улизнуть! Дьявол какой-то!

— Ну ничего, ты еще будешь в моих руках, — почему-то по-русски бормотал Краузе, сжимая кулаки. — А эта девчонка из сарая... Что она делала ночью в лесу? Наверняка держит связь со своими родственниками у партизан. Жестокостью тут ничего не добьешься. Если б удалось приручить «волчонка»!.. Попробуем, попробуем, — шептал гестаповец. — Попадет на этот крючок золотая рыбка.

Он считал себя великим знатоком детской психологии.

...Однажды вечером в квартиру модистки позвонили. Клавдия Матвеевна открыла дверь — и замерла на пороге. «Гостем» оказался Краузе.

— Пришел пробовать ваш пироги, — заявил он любезно. — Дочка говорил — ви есть искусный хозяйка.

— Пожалуйста! Битте! — бормотала, залившись краской хозяйка. — Извините, в комнатах не прибрано.

— Незваний человек есть татарин, — пошутил Краузе. — Так по-русски? Не извиняйте.

Клавдия Матвеевна волновалась напрасно. Она действительно была хорошая хозяйка. Заглянув в полуоткрытую дверь спальной с белоснежными кроватями и подушками горкой, Краузе прочитал вышитое на коврике изречение: «Аккуратность и уют счастье к нам в семью зовут».

— О, как это есть верно, — вздохнул немец. — Здесь отдыхает вы и две юных фрейлейн?

— Нет, — неожиданно вмешалась Маша. — Таня живет в другой комнате.

— Пожалуйте в столовую, закусить, — поспешно пригласила Клавдия Матвеевна.

Но офицер пожелал сначала осмотреть комнату Машиной подруги.

Таня в потертом коричневом платьице сидела и читала растрепанный томик Пушкина. Увидев Краузе, она встала и хмуро посмотрела на вошедшую следом Машу. Гестаповец внимательно оглядел помещение. Да, здесь не было уюта. Комната больше походила на склад старых вещей. В углах, над сваленной мебелью — пыль, паутина. Раскладушка покрыта стареньким одеялом...

Садясь за уставленный вкусной снедью стол, офицер поджал тонкие губы и бросил на Клавдию Матвеевну взгляд, от которого у подчиненных начинало сосать под ложечкой.

— Ви, простите, — как это по-русски? — мать и мачеха. Когда я говориль взять заброшенный ребенок из сарай, разве надо грязь, ди швейнери, — недовольно проговорил немец. — Таня подруга фрейлейн Мария. Почему она нет за ваш стол? Почему плохой удобства? Она должна быть полноправный член вашей семьи. Ферштеен?

После ухода Краузе комнату Тани освободили от хлама, вымыли и выскребли до блеска. Вместо раскладушки поставили кровать, тоже с горкой подушек. Стены украсили цветными олеографиями.

Тане было все равно. Она молча подчинилась переменам.

Клавдия Матвеевна заставила девочку надеть одно из нарядных платьев Маши.

На другой день Краузе снова появился у модистки. Увидев нарядную Таню, шеф одобрительно кивнул.

— Ваша история есть Сандрильона, мейн киндерхен! Ви увидит красивую жизнь. Прошу!

Он угостил Таню шоколадом, сухо сказал Клавдии Матвеевне:

— Подругам не мешайт! Дружба молодых — великий дело.

С этого дня Таня начала ощущать постоянную, даже навязчивую заботу о себе со стороны обитателей квартиры. То и дело Клавдия Матвеевна или ее дочь приглашали девочку в кино, на вечеринки, которые еженедельно устраивала у себя модистка, на прогулки. Маша часто рассказывала о своих успехах в школе.

— Ты бы хоть послушать пришла, хоть на один урок, — уговаривала она подругу. — Не понравится, никто не заставит учиться. У нас в классе, знаешь, сколько учениц? День занимаемся мы, день — мальчики. Удобно, правда? Не то что раньше — только по воскресеньям свободны.

Но Таня решительно отказывалась.

Как-то Краузе принес подругам контрамарки в кино. Маша при этом сделала глубокий книксен. Таня же стояла молча.

— Этот фильм есть приключения, — сказал, улыбаясь, Краузе. — Зер гут! Пойдете вместе.

— Таня не захочет, — огорченно заметила Маша. — Она не любит кино.

Краузе улыбнулся.

— Две баришня не могут иметь — как это? — одна мечта. Фрейлейн Таня любит другое: цветы, птичка... Не так ли?

— Я говорю по-немецки, — неожиданно сказала Таня.

— Великолепно! — обрадовался гитлеровец. — Нам будет удобней беседовать.

И он начал длинную речь о том, как хотел бы быть полезен молодежи, как понимает ее стремления. Машу позвала мать, и девочка, плохо понимавшая немецкий, торопливо убежала. Таня с тоской слушала.

— Мне жаль, — закончил Краузе, — что вы, фрейлейн Таня, чувствуете себя, как птица в клетке. — Офицер вкрадчиво улыбнулся. — Никто не стесняет вашей свободы. Я слышал, вы любите цветы, любите гулять. Когда произошел, э-э, несчастный случай, вы ведь ходили за цветами, правда?

Таня исподлобья посмотрела на собеседника.

— Цветы ночью не рвут. Я с вечера пошла в лес и заблудилась. Пришлось там ночевать.

— О-о! Получилась неудача, — посочувствовал Краузе. — Вы — смелая фрейлейн! Вы хорошо знаете лесные тропинки и другой раз будете осторожней, не так ли? Можете снова гулять, где хотите. Красиво, когда молодая девочка любит цветы. Сейчас весна. Я бы сам смотрел на чудесную природу, — Краузе вздохнул, — если б не задерживали дела. Я не такой сухарь, как иногда кажется. Хотите, могу дать пропуск, чтобы вас не задержали часовые?

Он встал, осторожно коснулся руки Тани и продолжал по-немецки: .

— Мы еще поймем друг друга, я верю. Вы считаете меня повинным в ваших несчастьях. Увы, повинна война! Я только слепой исполнитель и очень люблю детей. Ауфвидерзейн! — И Краузе вышел.

Девочка вытерла платком руку, которую трогал гестаповец, и, задыхаясь от слез, прошептала:

— Дедушка, милый дедушка, я больше не буду плакать, честное пионерское! Им ничего не узнать от меня никогда!

...Шли дни. Таня по-прежнему держалась с обитателями квартиры вежливо, но замкнуто. О многом она передумала за это время. Ей стала ясна собственная ошибка. Нельзя было на свой риск предпринимать поход в пещеру. Партизаны обошлись без нее, а она чуть было не погубила себя и теперь попала под пристальное наблюдение Краузе.

Но Таня верила, что скоро уйдет из ненавистной квартиры. Друзья не забудут о ней. Надо только набраться терпения. И девочка терпеливо ждала.

— Эта девчонка действует мне на нервы, — жаловалась знакомой мастерице-надомнице Клавдия Матвеевна. — Сидит, как барыня, с книжкой в руках. В школу не идет, дома не помогает. А вы знаете, лишний рот сейчас какая обуза?

Мастерица сочувственно вздыхала.

— Вы бы, Клавдия Матвеевна, приохотили девочку к рукоделию.

— Приохотишь ее, волчонка! — ворчала модистка.