Сердце из пшеницы и ромашек - Елена Котенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой у тебя минималистичный дизайн…
Виктор сгреб горы учебников со стола на подоконник и поставил ей тарелку. За несколько минут в тишине здесь Лике стало неуютно.
— Ты не думал как-то украсить комнату?
— Неа, — Виктор сел на кровать и уставился на нее немигающим взглядом. Лика, как под дулом пистолета, подносила ко рту вилку за вилкой.
— Фкусно.
Васнецов улыбнулся уголком рта. Котикова попыталась найти тему для разговора.
— Расскажи о своей семье побольше.
— А ты умеешь поднять настроение… — отозвался он и облокотился на спинку кровати, зажав в руках подушку.
— Расскажи о своем любимом члене семьи.
— Это мой старший брат. Он классный. Моя мама родила его рано, и пока родители ее пропадали на ферме, а папа пытался заработать на жизнь, она целым днями посвящала себя ему. Баловать не получилось, поэтому в целом вырос нормальным человеком. Средний брат родился, когда уже родители построили коробку от дома. Ремонт, нехватка денег, бесконечные ссоры — на него не было времени. Он был главным задирой во дворе, постоянно обижал старшего и при этом обожал маму. Потом он ушел в армию по контракту этой весной со словами «надеюсь вас больше никогда не увидеть».
Лика от неожиданности чуть не пронесла плов мимо рта.
— Я родился случайно, когда больше не планировали детей. Маме уже было неинтересно нянчиться, папа занимался старшими братьями. Я был посвящен сам себе… Как и сейчас, впрочем. Папа хочет подгребсти меня в семейное дело, мама — чтоб от нее все отстали. Что выросло, то выросло.
Лика с набитым ртом грозно погрозила ему пальцем.
— Мой старший брат сидел со мной в детстве. Он и сейчас иногда забирает с собой в поле. И ему всегда интересно, как у меня дела. И он реагирует на все статусы в WhatsApp, которые я выставляю.
— Ты что-то выставляешь? — подавилась Лика.
— И на него не ругается мама, поэтому он берет все на себя.
— А зовут его как?
— Вован. Средний — Сашка.
— Владимир, Александр и Виктор Васнецовы. Звучит гордо. А животные у вас есть?
— Ты чего — полный двор скотины…
— Домашнее, в смысле.
— Ну… — Виктор подскочил с кровати и свистнул в окно. — Хата! Ха-та!
Послышался мягкий топот по металлической черепице, скрежет трубы — и на подоконнике появился грусток ночи с зелёными глазами. Виктор под недовольное клокотание поднял его на руки и поднес Лике рассмотреть.
— Это Хата.
Котикова погладила кошку между ушей, пощекотала шейку, но та все ещё смотрела на нее с презрением.
— Я ей не нравлюсь.
— Ее нашла мама, — резонно ответил Виктор. — Мы ездили к родственникам на новоселье. Ты же знаешь традицию, что первую в дом пускают кошку? Так вот у моей мамы отец — священник деревенский, она, когда узнала, что родственники забили на это, отказалась входить в дом. Тогда вдруг с соседнего участка на дорогу выбежал котенок. Она схватила его и сунула вперёд себя в дом. В честь этого и назвали — хата. Она уже старенькая, но все такая же противная. Да, Хата?
В ответ кошка смачно укусила его за бицепс.
— Спасибо, очень вкусно получилось, но я больше не могу, — призналась Лика, оставляя ещё половину тарелки. Виктор молча забрал и ее же вилкой продолжил есть.
— Твоя очередь.
— У меня маленькая семья.
— Но была-то обычная.
Лика поступила взгляд.
— Как я уже когда-то тебе рассказывала, мы с мамой были не очень близки. Она была занята собой и постоянными попытками открыть какой-то бизнес и как-то самовыражаться, потому что работать на обычной работе она не хотела и образования почти никакого не получила: то мыловарение, то открытки, то ещё что-то. Она завидовала папе, у которого получилось, и считала, что он виноват в ее неудачах. Когда она забеременела второй раз, обвинений стало больше. Папа ее любил и всегда признавал себя виноватым. Маленькая скандалистка совсем нарушила покой мамы: Аня плохо спала, много ела, была капризной. Папа пытался помогать, но зарабатывать, тащить одного ребенка постарше и пытаться помочь со вторым — сложно. Хотя он был готов.
Лика смяла салфетку в руках. Виктор жевал.
— У нее началась постродовая депрессия. Сильная. У нее всегда был сложный характер, поэтому папа не сразу понял, что что-то не так. Только когда она подала на развод.
— Они развелись?
— Да, — Лика грустно кивнула. — Поскольку у папы не было бумажки, доказывающей мамину болезнь, суд оставил нас с матерью. Папа сначала приезжал к нам каждый день — помогал с Аней. А потом мама перестала его пускать, ограничив наши встречи двумя выходными… К нам стали приходить какие-то женщины: она записала на какой-то женский шабаш, где, ну, говорили, что все вокруг виноваты, что она обделенная и ей надо всего лишь пожертвовать денег, чтобы открыть свои женские чары. Хорошо, что у нее было две дочери, а не сыновья.
— И она жертвовала?
— Конечно. Она же считала, что ей мешает всего добиться отец, даже после развода. А она просто ничего не делала… Под Новый год она внезапно ополчилась на Аню.
За окном скрипнула калитка. Хата ловко запрыгнула на подоконник и исчезла в вечерней тьме. Послышались голоса. Лику на мгновение охватила паника. Виктор же спокойно выглянул в окно и констатировал:
— Родители вернулись.
Котиковой стало страшно. В голове промелькнули идеи: от побега из окна до звонка папе. Лишь бы миновать такое чудовище, как Василиса Михайловна.
— Посиди здесь. Они пойдут на скотный двор, и я тебя выведу, — Виктор мягко сжал ее плечо и вышел из комнаты.
«Любовницей в шкафу я ещё не была», — подумала Лика, оглядывая комнату. Голоса переместились в дом, с первого этажа долетал звонкий недовольный голос. Котикова не усидела: ноги сами заходили по комнате, будто надеясь найти выход.
— Ма, где моя кофта с покемонами? Да, с этой жёлтой чупакаброй. Где?.. Хорошо! — заскрипела лестница, послышались тяжёлые шаги, которые быстро добрались до самого верха.
Лика в панике оглянулась, молясь, чтобы кофта с покемонами была не здесь. «Желтая чупакабра» подмигнула ей со спинки стула, заваленного вещами. Котикова мысленно простонала и быстро сняла ее. «Выбросить в коридор? Осторожно повесить на перила? Хотя, судя по голосу, это был Владимир, старший брат…»
— Она точно здесь? — раздалось совсем рядом — из гостиной.
И Лика решилась.
Васнецов старший стоял в полутьме гостиной и ворошил вещи на диване. Снизу раздалось ворчание.
— Да смотрю я, смотрю! — он развернулся и подпрыгнул на метр над полом: — Едрена
