Ураган «Homo Sapiens» - Николай Балаев

Все расскажу и простит, думал Семка. Про пушнину, медведя. Вместе письмо напишем — Ясак и у ее брата, охотника на моржа, пытался за водку клыки мимо склада «оприходовать». А письмо отдам геологам, обещали в январе подбросить на участок угля…

Впереди, на верхушке сугроба, обрисовалась фигурка человека. Кто-то еще не спит… Да, геологи и отвезут в район. У тех парней не перехватишь. Нет, Ясак Умелыч, не все ты можешь, я еще душу от твоих поганых лап отмою…

Человек впереди обрисовался на новом сугробе. Из-за школы наперерез ему затрусила собака. Ха — Лошадь! Гуляй, гуляй… Бичи мы с тобой. Лошадь, а не люди…

Человек остановился у домика Нины, и Семка, наконец, узнал — она! Меня, забулдыгу, ищет! Он открыл рот, чтобы окликнуть Нину, и замер. Из тени ее дома вышел медведь. Семка хотел дернуться, крикнуть, но почувствовал себя связанным, с заткнутым ртом. Только ощутил, как на голове зашевелились волосы и малахай поехал на затылок.

А медведь сделал к Нине несколько шагов, заскулил как-то не по-дикому и вытянул лапу.

— А-а-ай! — тоненько закричала Нина. — Ыммэ-э-эй! Мама!

В следующую секунду она размахнулась и ударила зажатой в руке кривой палкой по лапе медведя.

— У-гырр-ых! — выдохнул медведь. Даже издалека Семка увидел, как полыхнули красные огни звериных глаз, губы сжались гармошкой и пасть, сверкнув клыками, распахнулась широко и страшно. Медведь шагнул вперед, и Нина исчезла.

Пес Лошадь молча с разгона прыгнул на зверя, но встреченный ударом здоровой лапы, грохнулся о промороженную стену и отлетел в снег с переломанными ребрами и шеей. Наконец воля разорвала призрачные путы ужаса, и Семка бросился вперед, крича и размахивая палкой.

Он бежал и кричал, и ему вдруг стало казаться, что время постепенно замедлялось и наконец повернуло вспять. Расстояние между ним и Нининым домиком стало расти вопреки всем законам. Семка вдруг увидел себя в колонии, потом в пьяной драке с ножом в руке, потом в школе, почему-то на уроке истории, и еще раньше, на теплых коленях матери.

— Гав! — вопросительно тявкнула чья-то собака и тут же зашлась истеричным воплем: — Гав-а-ва-ва-ва-ва!

— Ггррухх! — рыкнул медведь и пошел в торосы.

За его спиной по всему поселку заполыхал полный древней ненависти собачий лай. Зазвучали голоса людей, захлопали ракеты. Умка, подгоняемый тревогой, охватившей поселок, заспешил. Лапа болела. Рана начала гноиться уже двое суток назад. А сейчас, после удара палкой, ее задергало частыми болевыми вспышками.

Обессиленный трехнедельной голодовкой и болезнью. Умка повернул на запад и побрел в лабиринте торосов, а когда они кончились, вышел на берег. Здесь через равные промежутки стояли нехитрые охотничьи снаряжения на четырех ножках с килограммовыми кусками приманы: для промысла песца. Часа через два Умка добрался до первой снасти, ударом лапы разрядил ее, опрокинул и подобрал еду. Немного, но и это возмещало хоть часть сил, нужных для движения. И Умка побрел дальше на запад, разрушая снасти и поедая приману. На вторые сутки он добрался до избушки ранившего его охотника. Здесь густо пахло нерпой, олениной и рыбой. Кроме того витало множество других непонятных запахов, которые встречаются только у человеческого жилья. Умка выдавил фанерную дверь сарая — там ничего съестного не оказалось. Тогда он попробовал проникнуть в дом, но окошко было крохотным, а сложенный из древних плавниковых лиственниц сруб и сработанная из лиственничных плах именно на такой случай дверь не поддались обессилевшему зверю, и он побрел дальше. Песцы давно бросили его и ушли во льды искать более удачливого хозяина. Истощенный медведь остался один и теперь подолгу лежал возле каждой разбитой снасти. Если снасть попадалась старая, он выгрызал пропитанные жиром куски досок, слушал шелест поземки и сквозь постоянно текущие слезы наблюдал дымящуюся тундру, бесконечную равнину океана. Там в скупые рассветные часы бродили сине-розовые тени, и Умке казалось, что он слышит, как за мерцающим фиолетовым горизонтом плещут волны в клубящихся туманами полыньях и над ними кричат птицы. Странно: те богатые жизнью края с каждым днем становились все более недосягаемы в пространстве, а виделись все четче. Воспаленный мозг рисовал картины охоты, заставлял тело трепетать, воскрешая запахи добычи, пойманной в давние дни. Медведю вспоминались уютные, конуры под торосами, где он отдыхал после удачной охоты, дальние осенние плавания на льдинах, усеянных компаниями моржей, схватки с ними в те времена, когда он был здоров и могуч.

Виденья наплывали и таяли. Умка поднимался и брел дальше, интуитивно понимая, что жизнь не покинет его, пока он движется.

Утром Золотарьков собрал охотников и специалистов. Собственно, специалисты — зоотехники и ветврачи, как всегда, были в тундре, в бригадах оленеводов. Пришли охотники, механик и завскладом.

— Людоед в поселке, — сказал Золотарьков. — Решаем — что делать?

— Дежурство надо установить, — сказал механик.

— Как с оружием? — спросил Золотарьков у кладовщика.

— В наличии две старые винтовки и карабин «Медведь».

— А что с техникой? — Золотарьков повернулся к механику.

— Вездеходы в тундре у оленеводов. Из тракторов одна «наташка» на ходу. «Сотка» зарезана, вы же знаете, там дизель только в утиль годится, три раза перебирали.

— Знаю. Готовь ДТ-54, «наташку».

— Да куда ей в торосы, Исак Наумыч?

— Зачем в торосы? Пустим по краю поселка, патрулировать у льдов. Посадим охотников, пусть охраняют. Так, Егор?

— Пусть охраняют, — Егор пожал плечами.

— То есть как — «охраняют»? Ты и будешь.

— Не буду, — сказал Егор. — Не придет он больше в поселок.

— О-хо-хо! Любите вы, охотники, байки сочинять. Объясни — почему?

— След я смотрел. Ранен он в правую переднюю лапу. Пришел за помощью, ясно. Он бы и девку не тронул, не испугайся она… Да, не придет. Вот и Питычи так думает.

— Следопыты! — закричал Золотарьков. — Могикане! Людоед объявился, а они «пришел за помощью!» Его срочно уничтожать надо, пока еще бед не натворил, а они сожалеют — «ранен»! Кто его ранил, скажи на милость?

— То разговор особый, — сказал Егор.

Золотарьков умолк, долго и внимательно смотрел на старого охотника, потом тихо сказал:

— На материк пора бы тебе, Егор Михалыч. Фантазии одолевать стали. — Он повертел растопыренными пальцами у виска. — Чего доброго, с людоеда на кого из людей вину переложишь.

— И переложу, — кивнул Егор.

— Так? И-и-интересно. И кто, если не секрет, виновен?

— Ты, Наумыч. По твоему научению медведя Семен стрелил.

— Вот! — Золотарьков хлопнул ладонью по столу. — Я так и думал — под меня залезешь. Ну — фантазер, ну — сказочник! — Он пригнул голову, потом вытянулся через стол и почти просвистел сквозь зубы: — Не заговаривайся! Чем докажешь?

— Нечем, — Егор вздохнул. — Только твоим, Наумыч, да Семкиным признанием.

— То-то! — сказал торжествующе Золотарьков и осел в кресло. — Но я не дурак — на себя твои домыслы наматывать. А Семка… дай бог, если через полгода из больницы вылезет. А вылезет, так… — Золотарьков снова покрутил пальцем у виска. — Так со справкой. И посуди сам: какая вера человеку, если он бывший уголовник, да еще со справкой?.. Так-то, Егор Михалыч… И чем здесь фантазии городить, лучше с Питычи прошли бы по следам, пресекли людоеда. Вас прежнее начальство рекомендовало как самых опытных охотников, а вы боитесь в лед нос сунуть. Так, Питычи?

— Не так, — сказал Питычи. — Нэнэнэкай, ребенок, в лед можно пускать, директор?

— Ты что, старый? Зачем ребенку в лед?

— Пыравильна, я сытарый. Писионер. Са-авсем как ребенок. Тут слабый, — Питычи потрогал через кухлянку мускулы на руке, затем, подражая директору, с серьезным лицом покрутил пятерней у виска: — Тут тожа…

Дверь распахнулась, и в кабинет стремительно шагнул председатель старательской артели, стоящей неподалеку от совхоза на оловянной россыпи. Это был Джанибек, краснодарец, широченный в плечах и тонкий в талии джигит, упакованный в новенькую коричневую бекешу.

— А-я-яй! — сокрушенно сказал председатель. — Какой бэда… Пожалуста говори, дырэктор, что делать. Вэздеход и я в твоем распоряжении.

— Вот! — Золотарьков показал на него пальцем. — Учитесь приходить на помощь! Все свободны. Механик, через час трактор должен курсировать вдоль поселка. Охотников выбери из любителей и пошли на склад за оружием. Нарезное, под расписку. Кладовщик, выдать обе винтовки, ракетницы. После обеда разработаем план охраны поселка на ночь: график дежурств, освещение. Да, чуть не забыл… — Золотарьков взял телефонную трубку: — Почта? Да, я. Связи с райцентром так и нет? Безобразно работаете…