Иди до конца - Сергей Снегов

Еще до того, как Черданцев заговорил, Терентьев быстро пробежал глазами диаграммы и таблицы, развешанные на стене. В них он не нашел ничего для себя нового, все это Черданцев рассказывал, когда приходил жаловаться на затруднения. Ничто там не могло по-серьезному заинтересовать Терентьева. У него отлегло от сердца. Он совестился, что оборвал Черданцева, когда тот пытался заговорить с ним. Кто знает, может, Черданцев нашел что-нибудь новое и собирался в последнюю минуту перед защитой проверить себя? Но диаграммы и таблицы показывали, что нового нет ничего. «Правильно! — думал Терентьев. — Заступничества Ларисы ему мало, хотел и сам заручиться моим голосом!» Терентьев успокоился. Только так и надо было отвечать Черданцеву, как он ответил.

Но когда Черданцев заговорил, Терентьева поразила первая же высказанная им мысль. С каждой новой фразой удивление Терентьева возрастало. Если в чертежах и графиках он узнал лишь то, о чем пространно толковал Черданцев раньше, то в объяснениях открывал свои собственные идеи. Черданцев ясными и завершенными фразами излагал гипотезы и взгляды Терентьева. Он хорошо слушал, этот юнец, запоминал каждое слово, Он совершил даже отделочную работу — отбросил, что было посложнее, выстроил разрозненные высказывания в какую-то свою систему. Он не просто заимствовал, еще и упрощал, это было то, что иногда называется среди ученых нехорошим словом — популяризация. Черданцев подогнал еще не опубликованные исследования Терентьева к своему уровню понимания.

А еще через некоторое время Терентьев услышал и то, чего уже совсем не ожидал услышать. Черданцев, подводя итоги, снова объяснял свои эксперименты с помощью разработанных Терентьевым теоретических представлений. Об этих мыслях, найденных перед отпуском, знали лишь сам Терентьев, Лариса да еще, пожалуй, Щетинин. Терентьев с негодованием вглядывался в Ларису, он хотел понять, с каким чувством она принимает доклад. Лица ее не было видно, голова опущена — она ни на кого не смотрела. Да, это так — она наслаждалась успехом! Последние научные находки Терентьева передала Черданцеву она — теперь это несомненно!

Черданцев докладывал, стоя боком к Терентьеву. В профиль его усики казались игрушечными — тонкая полоска, наклеенная на губе. Зато выступал вперед накрахмаленный воротник, а красноватый галстук сбоку походил на вмонтированную в воротник редиску с пушистым хвостом. Терентьев до того ненавидел этого человека, с легкостью оперировавшего чужими мыслями, что и внешность его казалась отвратительной. Терентьев с болью вспомнил, как сам добирался до своих идей, как волновался, приходил в восторг, ощущая еще неясную близость чего-то нового и значительного, потом разочаровывался, впадал в отчаяние, и снова его охватывали волнение и восторг, близость открытия становилась ощутимой — находка нового подобна родовым потугам, воистину все в мире рождается в муках! Где они здесь, родовые муки? Понимает ли Черданцев, что значат для Терентьева эти мысли? Вот, сказал бы я, вот, смотрите, все это открыто мною, а мог бы сделать много больше, если бы не отстранили меня насильно от науки! Щетинин как-то выразился: «Основополагающие твои мысли», — для меня они были лить оправдательными — оправдывали самое мое существование на свете!.. Непринужденно, непринужденно говорит о них Черданцев, непринужденно, как о чем-то давно известном, чуть ли не надоевшем!..

Черданцев вдруг оглянулся на Терентьева. Их взгляды пересеклись. Черданцев отвернулся и ровно произнес, видимо, загодя приготовленную фразу: «Разумеется, я излагаю здесь не плод своих личных исследований, а теоретические воззрения современной науки, разработанные в последние годы». Он больше не смотрел на Терентьева. Он отдал ему дань. Видимо, об этом он и собирался поговорить перед докладом: поставить в известность — как бы чего не вышло, — что совершит благопристойную ссылку. Он даже расшаркался — теоретические воззрения современной науки! Нет больше мучительных поисков, радостных находок Терентьева, просто общепринятые научные взгляды, что-то безымянное, но зато вполне на уровне последних достижений! За руку Черданцева не схватишь, он ничего себе не присваивает, он просто использует успехи науки для своего собственного успеха! И ты не встанешь, ты не скажешь, протестуя: «А между прочим, этот успех науки — я!» Боже, как бы на тебя посмотрели, как бы на тебя посмотрели, если бы ты это сделал! Наверно, кто-нибудь даже прошипел бы язвительно: «Я бы на вашем месте порадовался, что ваши мысли объявили успехом науки!» А Лариса не поднимает головы, ни разу не подняла головы! Любовь слепа, любовь глуха, только это, видимо, и нужно, чтоб тебе было двадцать пять лет, а не сорок два, и тогда разрастается такая воспринимающая, такая слепая и глухая любовь!

Черданцев раскланивался, собирая бумаги. К трибуне шел первый из официальных оппонентов; он в кратком слове похвалил широту научного кругозора соискателя и высоко оценил экспериментальную часть работы. Второй из оппонентов упомянул, что академик Шутак тоже хорошего мнения о диссертации, оппонент считал честью для себя присоединиться к мнению академика. Терентьев получил от Щетинина записку: «Почему они называются оппонентами, а не апологетами?» Он не ответил. Он даже не понял толком, о чем спрашивает Щетинин.

Жигалов, сверившись со списком ораторов, предоставил слово технологу отдаленного, но широко известного в стране металлургического завода. Наступил торжественнейший этап защиты, промышленность высказывала свое веское мнение о науке — точно ли та помогает производству? Жигалов постарался, чтобы присутствующие оценили значение момента. Он сообщил, что технолог прибыл в Москву с единственной целью — заключить договор с институтом на внедрение в производственные процессы разработанных диссертантом приемов и рецептов. А сам технолог подтвердил, что завод с большим интересом относится к работе Черданцева, им, заводу, кажется, что в ней найдены пути к разрешению многих одолевающих производство затруднений. Они просят институт командировать к ним диссертанта, со своей стороны они окажут любую помощь — людьми, деньгами, аппаратурой.

Сияющий Жигалов объявил перерыв в одну папироску. Терентьева перехватил Щетинин.

— Не ожидал от тебя, — сказал он с упреком. — Мог бы и не скрывать. Не убил бы я тебя, в самом деле!

— Не понимаю, о чем ты, — проговорил Терентьев.

— Вот еще — не понимает! Теперь уже поздно скрытничать. На каждой фразе Черданцева следы твоей руки. А мне казалось, ты согласился с моим советом — не лезть в его кухню…

— Значит, ты думаешь?..

— Конечно. Но только ты перешел границы, этого даже Шутак не добивался. Помощь помощью, а напичкать его, как фаршем, всеми своими открытиями было необязательно. Но я твоему новому подопечному черного шара вкачу, в этом он пусть не сомневается.

Терентьев отошел от Щетинина, чтоб не выдать себя неосторожным словом. Он с нетерпением ждал голосования: поскорее отделаться от всего этого и убраться к себе! Заранее расписанная обрядность речей становилась нестерпимой. Но после перерыва снова текли речи. Оратор за оратором продолжали обряд крещения молодого ученого. К тому моменту, когда Жигалов предложил приступить к голосованию, Терентьев совсем изнемог. Он первым подал голос «за» и поспешил к выходу. Зорко следивший за членами совета Жигалов остановил Терентьева.

— Нехорошо! — сказал он. — Неуважение к собрату по науке. Нет, Борис Семеныч, попрошу еще минут на пяток задержаться.

Терентьеву пришлось возвратиться в президиум и выслушать результаты голосования. Восемнадцать голосов были поданы «за», один — «против». Жигалов поздравил Черданцева и пожал ему руку. Аудитория, зашумев, повалила к дверям. Члены совета окружили Жигалова и технолога, те условливались о совместной работе института и завода. Счастливый Черданцев отвечал на сыпавшиеся отовсюду вопросы.

Терентьев подошел к Ларисе. Она сидела на том же месте. Терентьев через силу улыбнулся. Нельзя было показывать Ларисе свое состояние.

— Поздравляю! Защита прошла блестяще.

Лариса вскочила. Она была бледна.

— Не говорите со мной, — сказала она шепотом. — Мне стыдно, боже, как мне стыдно!

— Лариса! — растерянно воскликнул Терентьев.

Лариса кинулась к двери. Она ожесточенно протискивалась сквозь толпу выходивших. Терентьев сумрачно смотрел ей вслед. Подошедший Щетинин с силой стукнул его по плечу. Щетинин торжествовал.

— Молебен я ему все-таки испортил, — похвастался он. — Один голос ничего не решает, а запланированного благолепия не получилось. Ручаюсь, мой черный шарик жабой ляжет у него на сердце. Но что ты так вытаращился?

Терентьев с трудом отвел глаза от двери. Черданцев, оказывается, провел и Ларису, он был с ней неискренен!