Марк Красс - Геннадий Левицкий

Многие из вольноотпущенников Суллы стали обладателями сенаторских вилл, домов в Риме, которые явно не соответствовали их положению. Простой центурион диктатора нажил на перепродаже десять миллионов сестерциев. Один из сенаторов в частной беседе заметил: неужели знать вела долгую и кровопролитную войну только для того, чтобы сделать своих вольноотпущенников и слуг богатыми людьми?

Впрочем, самым активным участником торгов оказался Марк Лициний Красс. Он приобретал решительно все, что продавалось по бросовым ценам: дома в Риме, виллы и виноградники в разных концах Италии, серебряные рудники и рабов различных специальностей. Подобные покупки тайно осуждались старой римской аристократией, но соратника Суллы не очень волновало ее мнение. Кое-что из приобретенного Красс буквально через несколько дней продавал по более высокой цене, но большая часть вилл, домов и рудников получала толкового управляющего и продолжала приносить доход уже новому владельцу.

Любимец всесильного диктатора с поразительной быстротой нажил приличное состояние. Его имя было на слуху каждого римлянина, будь то сенатор или простой бродяга.

Впервые о Марке Крассе заговорили после битвы у Коллинских ворот. То была добрая слава — молодого Красса называли не иначе как спасителем Рима. Но, увы, в природе нет, наверное, человека, который совершал бы лишь благородные поступки. Не был исключением и Красс.

Как правило, чем известнее человек, тем более заметны окружающим его недостатки, тем более непростительны его ошибки, раздуваемые недоброжелателями и просто любителями сплетен.

Заявив о себе в кровавой битве с самнитами, Красс продолжал пользоваться популярностью у сограждан, но уже благодаря не самым лучшим своим поступкам. Рим был немало изумлен тем, как в считаные недели Марк Красс превратился в очень богатого человека посредством манипуляций с имуществом казненных сенаторов и всадников. Не успели обсудить этот не слишком достойный способ увеличения состояния, как новая выходка Красса заставила говорить о нем весь город.

Поводом стала женщина. Все было в ней совершенно: густые черные волосы, длинные ресницы, большие живые глаза, чуть бархатистая смугловатая кожа лица, кокетливая родинка над верхней губой. Но главное, что привлекало в ней — едва заметные ямочки на щеках. За один лишь благосклонный взгляд красавицы любой мужчина отдал бы все и покорно пошел следом за ней на край земли. Но вот незадача: никто не смел даже мечтать об этой женщине по той простой причине, что она была жрицей богини Весты.

И все же один смельчак решился посягнуть на римскую святыню (по крайней мере, так показалось римлянам). Их видели вместе в самых разных местах: на форуме, в цирке на гладиаторских боях, у храма Весты и в доме самого Красса. Видели вместе, но не более того. Увы! Человеческое воображение дорисовывало недостающие детали и самые пикантные подробности. Лишь два человека в Риме не подозревали о городской молве и нависшей над ними серьезной опасности — то были сами герои свежих римских сплетен. Они продолжали встречаться, как ни в чем не бывало…

— Привет тебе, Марк Красс! — воскликнула прекрасная весталка, и атрий[15] римлянина будто осветился от ее сияющей улыбки.

На щеках гостьи проступили прелестные ямочки, чувственные губы приоткрылись, обнажив ровный ряд белых зубов. Стройная фигура, хотя и была скрыта просторной туникой, не вызывала сомнений в своем совершенстве.

Красс тут же оторвался от пергаментного свитка и шагнул навстречу вошедшей.

— Ты как всегда великолепна, Лициния! — воскликнул он вместо приветствия.

— Признайся, Марк, ты льстишь мне потому, что надеешься склонить к продаже виллы? — надула пухлые губки весталка.

— Что ты, Лициния, я говорю это как мужчина, очарованный самой красивой женщиной Рима.

— Даже так? А я думала, ты похоронил свое мужское начало на торгах или в этих свитках.

— Обижаешь, Лициния, — нахмурился Красс.

— Скажи, Марк, почему ты женился на вдове старшего брата? Ты молод, знаменит, богат, знатен и мог бы найти невесту получше, по крайней мере моложе.

— Ты не знакома со старинным римским обычаем, когда брат берет в жены вдову погибшего брата?

— Марк, кто в наши времена следует правилам, установленным сотни лет назад? — улыбнулась Лициния.

— И напрасно. Поэтому римляне и убивали друг друга в недавней войне, — ответил Красс. — А вообще Тертулла — великолепная жена. Она прекрасно управляется по дому, умеет создать уют, купить нужных рабов… Я не знаю, как бы без нее обходился.

— Просто ты перестал интересоваться женщинами.

— Честно признаться, я так занят в последнее время, что не замечаю их. Ты единственная, глядя на которую, я забываю о делах. Но, увы, жрица богини Весты недоступна для меня, как солнце и луна.

Лициния посмотрела на собеседника глубоким проникновенным взглядом. Глаза Красса наполнились нежностью и желанием. Он взял руку Лицинии в ладони и нежно ее погладил. Весталка не пыталась противодействовать этому и лишь спросила:

— Твои рабы не могут подсмотреть или подслушать?

— Лициния, я же сказал: моя жена умеет выбирать слуг.

В следующее мгновение их губы слились в долгом трепетном поцелуе.

— Скажи, Лициния, что ты будешь делать, когда окончится положенный тридцатилетний срок службы богине Весте? Вернешься к частной жизни или останешься при храме?

— Скорее всего, продолжу служить своей богине. Кому я буду нужна в таком возрасте?

— Тогда зачем тебе вилла?

— Ты неисправим, Красс, — весталка резко оттолкнула римлянина и направилась к двери.

— Подожди, Лициния, не обижайся.

— Прощай, Марк. Мне действительно пора идти. Наступает моя очередь поддерживать священный огонь.

Визит претора

Марк Красс проснулся от легких, но настойчивых толчков в плечо. Перед ним стоял перепуганный раб.

— Что тебе надо?

— Прости, господин, что потревожил твой бесценный сон, но явился претор и срочно требует тебя.

— Что сейчас: вечер, ночь, утро?

— Полночь, мой господин.

— Претор один?

— С ним пять легионеров.

Крассу ничего не оставалось, как накинуть тунику и спуститься вниз.

Одного взгляда на представителя высокой власти было достаточно, чтобы понять: его визит ничего хорошего не сулит. Приход неожиданных гостей встревожил Красса. В голове замелькали страшные мысли о недавних проскрипциях, вспомнились лица осужденных, их обезглавленные тела на Марсовом поле и головы, выставленные на форуме.

Претор, его давний знакомый, вместо приветствия холодно произнес:

— Марк Лициний Красс! Я прибыл по поручению Сената и требую от тебя всемерного содействия расследованию.

От этих слов ноги у Красса ослабли, а голова, с которой он мысленно прощался, невольно вжалась в плечи.

— Всегда, в любое время готов служить Великому Риму… — промямлил он.

— Для начала скажи: кто из рабов прислуживает тебе?

— Их у меня сотни…

— Я имею в виду тех, кто подает на стол обед, ухаживает за гостями, — прервал Красса претор.

— Чаще всего Сальвий и Авзоний.

— Где они?

— Спят, наверное.

— Я хочу немедленно их видеть.

Марк Красс опрометью бросился за рабами, хотя это дело можно было поручить кому-нибудь из прислуги. Претор презрительно усмехнулся и приказал одному из легионеров:

— Гней Леторий, проводи хозяина дома и проследи, чтобы рабы как можно скорее были здесь.

Преторианец догнал Красса уже в коридоре. Последний, услышав за собой приближающийся топот, окончательно потерял присутствие духа. Он остановился, побледнел так, что его белоснежная туника и лицо, казалось, составляли единое целое.

— Чего тебе? — хрипло прошептал Красс, не узнавая собственного голоса.

— Претор приказал сопровождать тебя.

На непослушных ногах Марк Лициний продолжил путь. Вскоре он открыл одну из дверей, и оба оказались в небольшой комнате.

— Где твои рабы? — грозно спросил преторианец.

— Их здесь нет, но имеется кое-что получше.

По всему было видно, что хозяин дома немного успокоился и начал соображать, что бы предпринять в сложившейся ситуации. А по части «предприятий» Марку Крассу не было равных в Риме. Он открыл дверцу в стене, достал мешочек и вложил его в руку преторианца.

— Что это?

— Золото, — прошептал Красс, внимательно наблюдая за выражением лица стражника. Чувства последнего сменялись одно за другим: сначала лицо выражало недоумение, затем в глазах появился алчный блеск, смешанный с боязнью за еще не содеянное. «Готов!» — решил Красс и продолжил вслух: — Дорогой друг, скажи, в чем меня обвиняют?

Преторианец в раздумье хранил молчание.