Кристальный грот - Мэри Стюарт

И у ворот конюшни в эту ночь никто не будет ждать меня и вслушиваться во тьму, чтобы вовремя открыть дверь.

Хотя нельзя было терять ни минуты, я сдерживал нетерпеливого пони, заставляя его идти шагом, и спокойно проехал вдоль дворцовой стены в сторону моста. На ведущей к нему дороге толпились люди, горели факелы, доносился гомон; как только стал виден мост, дважды за несколько минут по нему во весь опор проносились по одному всадники, державшие путь куда-то на юг.

Вот и мокрые, обнаженные деревья фруктового сада нависли ветками над буксирной тропой. В одном месте на гребне стены была выемка, над ней-то и выступали ронявшие капли ветви. Я соскользнул со спины пони, подвел его под мою склонившую ветви над тропой яблоню, и здесь привязал. Потом забрался назад в седло, осторожно встал на него ногами, какое-то время балансировал и прыгнул, стремясь дотянуться до сука надо мной.

Он совершенно отсырел, и одна рука соскользнула, но другой удалось ухватиться. Я подтянул ноги, обвил ими сук, а перебраться затем через стену и далее вниз, в заросший травой сад было делом нескольких мгновений.

Слева от меня находилась высокая стена, за ней находился сад моего деда, справа — та голубятня и приподнятая терраса, где за прялкой любила сиживать Моравик. Впереди виднелись низкие неказистые постройки, там жили слуги. К моему облегчению, свет почти нигде не горел. Все огни и гул дворца сосредоточились теперь за стеной слева от меня, в главном здании. Откуда-то издалека, из-за дворца, приглушенная шумом дождя, доносилась суматоха улиц. В моем окне света не было. Я побежал.

Рассчитывал я лишь на одно — что его принесут сюда, на его старое место. Его тюфяк лежал теперь не поперек двери, а в углу, близ моей кровати. Здесь не было ни багрянца, ни факелов; он лежал в той же позе, как его швырнули. В полутьме я смог разглядеть лишь неловко разметавшееся тело; одна из рук откинулась вбок, неестественно изогнувшаяся кисть лежала на холодном полу. Было слишком темно, чтобы понять, какой смертью он умер. Я склонился и взял его за руку. Она уже остыла и начала коченеть. Нежно уложил ее на тюфяк рядом с телом, затем подбежал к кровати и сорвал с нее хорошее шерстяное покрывало. Укрыл им Сердика, потом вскочил, настороженно вслушиваясь, когда мужской голос что-то прокричал вдалеке, а в конце галереи послышался звук шагов и кто-то крикнул в ответ:

— Нет. Здесь он не проходил. Я смотрел за дверью. А пони уже на месте?

— Нет. И никаких следов. — И затем, в ответ на новый крик: — Ну, далеко он уехать не мог. Он частенько возвращается в это время. Что? А, ну ладно…

Звук шагов быстро удалился. Тишина.

Где-то в галерее стояла на подставке лампа. Сквозь полуоткрытую дверь в комнату проникало достаточно света и я мог видеть, что делаю. Тихо приподняв крышку моего сундучка, я извлек то немногое из одежды, что у меня было, в том числе и мой лучший плащ, а также запасную пару сандалий. Свернул в узел и сунул все это в сумку вместе с прочим своим имуществом — гребешком из слоновой кости, парой фибул, украшенной сердоликом пряжкой. Это можно было продать. Забрался на кровать и протолкнул узел в окно.

Затем снова бегом вернулся к Сердику, откинул покрывало и, встав на колени, ощупал его бедро. Кинжал они оставили на месте.

Я потянул застежку непослушными пальцами — не только темнота была тому причиной, — и она поддалась. Взял кинжал, пояс и все, что на нем было: мужской кинжал, вдвое длиннее моего и острый как бритва. Свой я оставил рядом с Сердиком на тюфяке. Может, он пригодится Сердику там, куда он ушел, но я в этом сомневался: ему всегда хватало голых рук.

Я был готов. Задержался на миг, глядя вниз, на Сердика, но перед моим невидящим взглядом, словно в мерцающем кристалле проходили картины того, как укладывают моего деда — с факелами, караулом и пурпуром. Здесь же не было ничего, кроме тьмы; собачья смерть. Смерть раба.

— Сердик, — произнес я вполголоса в темноте. Теперь я не плакал. Слезы прошли. — Сердик, покойся с миром. Я отправлю тебя тем путем, каким ты хотел, отправлю как короля.

Подбежал к двери, на мгновение прислушался, затем проскользнул сквозь нее в опустевшую галерею, снял со скобы висевшую на ней лампу. Лампа была тяжелой, масло плеснуло на пол. Конечно, ведь он только сегодня вечером ее наполнил.

Вернувшись в комнату, я поднес лампу к тому месту, где он лежал.

Тут я этого не предвидел, стало ясно, как он умер. Ему перерезали горло.

Даже не будь у меня намерения, все случилось бы точно так же. Лампа дрогнула в моей руке, и горячее масло плеснуло на покрывало. От фитиля отломился тлеющий кусочек, упал, и масло с шипением принялось. Я бросил лампу на мертвое тело и долгие пять секунд смотрел, как разбегается ослепительным взрывом огонь по маслу.

— Иди к своим богам, Сердик, — сказал я и торопливо выбрался в окно. Приземлился на узел и скатился в мокрую траву, затем подхватил его и побежал к стене, обращенной в сторону реки.

Чтобы не напугать пони, я выбрал место в нескольких ярдах за яблоней и перебросил сумку через стену в канаву. Затем назад к дереву, вверх по стволу, к высокому парапету.

Оседлав стену, я обернулся. Огонь набрал силу. Теперь мое окно светилось красным пульсирующим светом. Тревогу еще не били, но пламя заметят или дымом повеет через считанные мгновения. Я перебрался через стену, на мгновение повис на руках, затем разжал ладони. Когда я стал подниматься на ноги, высокая тень бросилась ко мне и нанесла удар.

Я упал, сверху меня прижало к грязной траве тяжелое мужское тело. На лицо мое опустилась, заглушая рвущийся крик, чья-то тяжелая рука. Рядом послышались быстрые шаги, лязг извлекаемого из ножен оружия и мужской голос, сказавший повелительно на бретонском наречии:

— Подожди. Сначала заставь его заговорить.

Я лежал не двигаясь. Это давалось без труда, ибо не только нападение первого из этих людей почти вышибло дух из моего тела, но и к горлу моему был приставлен нож. Затем, когда подал голос второй, схвативший меня с удивленным ворчанием привстал и на дюйм-другой отодвинул нож.

В его голосе прозвучала смесь удивления с отвращением:

— Это всего лишь мальчишка. — Затем, обращаясь ко мне, резко бросил по-валлийски: — Ни звука, иначе я перережу тебе горло, прямо здесь и прямо сейчас. Понял?

Я кивнул. Он отнял руку от моего рта и, вставая, поставил на ноги и меня, а затем прижал к стене; острие его кинжала покалывало мне ключицу.

— Что все это значит? Что ты здесь делаешь, удирая из дворца, как крыса, за которой гонятся псы? Вор? Давай, крысенок, пока я не придушил тебя.

Он встряхнул меня, будто я и в самом деле был крысой. Мне удалось выдохнуть:

— Ничего! Я ничего не сделал! Отпустите!

Другой произнес негромко из темноты:

— Вот что он перебросил через стену. Полная сумка добра.

— Что там в ней? — спросил поймавший меня. — Тихо, ты!

Ему не нужно было предупреждать меня. Мне показалось, будто уже пахнуло дымом и мелькнул первый отсвет пламени — зажженный мною огонь охватывал перекрытия потолка. Я даже постарался еще плотнее вжаться в черную тень под стеной.

Второй обследовал мой сверток:

— Одежда… Сандалии… А вот что-то вроде драгоценностей…

Он переместился вбок, на буксирную тропу, и теперь, когда глаза мои привыкли к темноте, я смог наконец, разглядеть его.

Маленький, похожий на ласку человечек, сутулый, с узким заостренным личиком под копной волос. Встречаться с ним мне никогда не доводилась.

Я облегченно выдохнул:

— Вы не люди короля! Но тогда кто же вы? Что вам здесь нужно?

Человек-ласка перестал рыться в моей сумке и уставился на меня.

— Не твое дело, — буркнул державший меня детина. — Спрашивать будем мы. Почему ты так боишься людей короля? Ты их всех знаешь?

— Конечно. Я живу во дворце. Я… я раб оттуда…

— Маррик, — резко сказал Ласка, — глянь-ка, там что-то горит. Шум стоит, как в осином гнезде. К чему тратить здесь время на беглого раба? Перережь ему горло и давай убежим, пока еще не поздно.

— Минутку, — отозвался детина, — он может что-нибудь знать. Слушай, ты…

— Если вы все равно намерены перерезать мне горло, — рассудил я, — с какой стати мне что-то говорить вам? Кто вы?

Он вдруг приблизил свое лицо, вглядываясь в меня.

— Что-то ты вдруг ладно закаркал, а? Не твое дело, кто мы. Раб, значит? Беглый?

— Да.

— Украл что-нибудь?

— Нет.

— Нет? А драгоценности в узле? И вот это — это ведь не одежда раба. — Он сжал ткань у меня на горле, так что я скорчился. — А этот пони? Давай, выкладывай правду.

— Ладно, — я надеялся, что говорю достаточно мрачно и испуганно, чтобы сойти за раба. — Я и правда взял несколько вещей. Это пони принца Мирддина… Я… я нашел его заблудившимся. Это правда, господин. Он уехал сегодня на этом пони и до сих пор не вернулся. Пони, наверное, сбросил его, ездок он плохой. И я… думал, мне повезло, его не хватятся долго, а когда хватятся, я буду далеко. — Я с мольбой потянул его за одежду. — Прошу тебя, господин, отпусти меня. Прошу тебя! Чем я вам помешаю?..