Бульварный роман. Исповедь алкоголика (сборник) - Вячеслав Ладогин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8(8)
Как бабочка сидит на книжном «мыле».Так на обложке жизни, смерть красна,Покуда мы весь мир не разлюбилиНас рассчитает касса из окна,Окошечка, сочтет и все излечит.Зарплата наступает, как весна,И видит жизнь и смерть, как чет и нечет,Решительно иным увлеченаНо не душой фатальных зимних улиц,Которые уходят в грустный деньГде мы с тобой почти не разминулисьА только сердце, бедное, хладей,Молчишь? Скрываешься, таишь мой друг.Звучит шоссе, и никого вокруг.
9(8)
Звучит шоссе, и никого вокруг.Мое сердечко, что молчать, иль тяжко?Кровь завершает круг, который круг,Не считано. А кто считал – тем ПряжкаЧто, сердце, ты? Не северный ли звук,Не плотью ли покрытая монашкаИль ты, душа, узнавшая, что вдругСмирительная на тебе рубашка?Как хочется у женщины в очахНе зрителя увидеть, а подругу,И поверять то кротко, то в сердцахЕй роковую тягу, путь к недугу.Мал, как дитя, Уча же, как Ликург.Г. А. Иванов едет в Петербург.
10(8)
Г. А. Иванов едет в Петербург.И Родина моя покрыта льдами,Что мне до лета, я же слеп от вьюг,На дробь лишь туфель кланяюсь я даме.По запаху люблю, на слух супруг.Что сделала война со всеми нами,Получишь ты Иванова из рукЧужих тебе. Ему. Рук в черной рамеНаживы духа, жадного разлукС землей. Мне так тяжка моя обузаЧто, чуя трепет плеч, ты надо мнойСмеешься с интонацией КарузоИванов же в одном плацкарте с нами,С французским утюгом и со штанами.
11(8)
С французским утюгом и со штанамиИ с нами, с ними, с вечностями слов,Что как снега парят над временами.Мне говорит Иванов: будь готов,Мой пионер, ты школьным переменамРазвеселить себя не позволяй,Не разрешай владеть собою генамИ Иванову Олю не ругай.Веди прилично с девочкой ты в школе,А то поставлю за стихи я кол.Я, дядя Жора, лезть не стану к Оле,И за косу тягать, пусть жжет глаголМне душу в пепел, не сбегу я к мамеПогружен в кузовок тремя томами.
12(8)
Погружен в кузовок тремя томами.Не выдаст Бог, свинья меня проститЗа бисер, что предназначался даме,Что нынче где-то бабочкой летит,Глагол времен, металла звон, часамиСчитает жизни. В воздухе поспитИ в воздухе проснется, и крыламиНеброский мой цветочек осенитЕе фамилия лишь Иванова.Она меня и любит, И плеватьЕй на меня вовсю, и любит снова,Чтобы опять и снова вдруг опятьОпята собирает, весь седойИ думает, повеса молодой.
13(8)
И думает, повеса молодой.За что в груди смычок хрустальной скрипкиТак озабочен всякой ерундой,Что даже волосы грязны и липки,Что старец, как ребеночек груднойИ в смысле жалких слез, и в смысле пипки,Что с корабельной не сравнить соснойВ коре и шишках чьих златятся рыбки,Махнувшие хвостом на то и се,А корень – спящий под сосной Басе.Заря, как молодая христианкаСмутилась. Блеск. Полна саке жестянкаУ корня спящего, или росой.И здесь и в Петербурге я чужой.
14(8)
И здесь и в Петербурге я чужой.Кто виноват мне пьянице, соломуНе путал с сеном бы, а спирт с водойИ не бежал бы из родного дому,Чтоб стать ломтем, отрезанным ханжой.Тончайшим и прозрачным. К голубомуНалету плесени готовым. Ой,Пора мне. Я пойду уже до дому.Ведь допит чай. А дома то и нет,Все местности названья изменилиИ Петербург Москвою оказалсяИ явью оказался пьяный бредЛишь тех, кто никогда мне не казался,Что отличались, Боги сохранили.
М 8
Что отличались, Боги сохранили.Черты зимы какой-то неземнойЧерты лица зимы на бумвиниле,Оттиснутые беленькой фольгой.О, нет, не серебро, нет алюминийИ сел на это супер, как влитойКак сел на тень сознанья снег седой,Как бабочка сидит на книжном мыле,Звучит шоссе, И никого вокруг.Г. А Иванов едет в ПетербургС французским утюгом и со штанамиПогружен в кузовок тремя томамиИ думает повеса молодойИ здесь и в Петербурге я чужой.
1(9)
И здесь и в Петербурге я чужой.Я вышел вон из Никты или Нюкты,Или из Анненского в путь большойБез жажды от людей услышать» Ух ты!»И не имея ровно за душойНи Ариадны, ни мотка, ни бухтыНи вздохов по себе любви большойСам по себе. Нательный крест, мой друг тыЗвезда моя на темени моемЕе зажег Господь в башке придуркаЧтоб в пепле головы была огнемИ я, горя, играю роль окурка,Иль так, дать затянуться, обреченныйСебе и остальным я заключенный.
2(9)
Себе и остальным я заключенный.Не нужен, или не необходим.Хотя порою голос телефонныйИ скажет мне, давай поговорим.И вот шучу я, злой, как Саша Черный,И матерюсь сквозь сигаретный дымВо тьме ночной, сквозь сон вершины горнойЗлой месяц, что нисколько не раним,Поскольку он Московского изданьяА я из ниоткуда говорю,Эфирных врак неполное собраньеРавно для Ивановой БукварюНа вас гляжу и верю, Боже мойВ себя. Навеки разлучен с любой.
3(9)
В себя. Навеки разлучен с любой.Забавой, кроме зрелищ – глубже пеныТвоих глаз – что там спит под глубинойНеведение тайн страшней муреныСкажи мне А – больная, рот откройЯ прыгну в рот и выплыву из веныВбирая камерой ландшафт морскойКак Жак Пустой. Запрыгал по вселенной.Хорош скакать, блоха, ведь подкуютГвоздями из серебряного звукаВ стихах последний у меня приютИ невозможная болезнь-разлукаУзнала власть над имяречкой онойДушой, перед землей, перед иконой.
4(9)
Душой, перед землей, перед иконой.Я грязен, вероятно, ангел мойВозможно и в сравнении с вороной,Что все не вылезает из помойВот я тут сравнивал себя с Ионой,Писал о Лоте, кто хоть сам такойХотелось бы задать вопрос резонный.Или махнуть сам на себя рукой,И жить, дышать и плакать беззаветноМотать свой срок в юдоли злых страстейРечную воду пить не из горстейА из реки лакать, как волк, наверно,Ведь я же воду пью, не кто иной, —И жгу свою лампаду, шаг земной.
5(9)
И жгу свою лампаду, шаг земной.Мой монастырь велик и аккуратенСын, Отче, Дух, слух клонят над ЗемлейПустынной. Внешне я не всем приятенНо им – надеюсь. Но какой казнойОткупишься ты от кислотных пятенДуши, двойник мой, фарисюга злойЯ мародер был, мент был, непригляден,Я нищ и грязен, мстителен и золЗаткни – ка, баба, уши, незаконныйЯ сын поэзии, как червь я гол,Душою разделенный на два жвалаТеперь, сестра, отвороти хлебало,А в легких тихий воздух небосклонный.
6(9)
А в легких тихий воздух небосклонный.И в нем печаль познанья разлитаЯ буду пить его, как кровь ХристаПод небом стоя толстый, обнаженный,Не встретив даже призрака отцаЯ, одинокий негодяй прожженныйЧерны чьи мысли, чьи бесплодны женыЧья истинность лишь капает с концаЧто чистоты желает, как белья,В себе завязнув как в навозной жижеСын, не Россия родина твоя,Ты сам дерьмо, и в том дерьме сиди же.Сижу, и пар зловонный над душойКолышется невидимой волной.
7(9)
Колышется невидимой волной.Людская грязь. Мать, мы не одинокиВозьмемся за руки друзья. ТолпойНавозные по легче пьются сокиКлянусь я, Оль, Берлинскою стеной,Что моего терпенья вышли срокиИ смиряюсь, стоя над бедой,Как над водой, текущей в ТериокиИстерики моей. Жан Жак ПустойИз моря вынырнул в зубах с лягушкойФранцуз найдет и в море завтрак свойГде он не водится, и полдень сонныйКолышет воздух над моей макушкойИ веткою свисает благосклонной.
8(9)
И веткою свисает благосклонной.В твоей квартире лампа с потолкаТы помнишь порошковый сыр зеленыйЯ не могу забыть его покаКак вкусно было, если в макароныЕго, а? Оль, а без него тоска,Как без лягушек вдалеке от РоныАтосу не влезает в рот куска.И кончился в пороховницах порохИ нечего писать о мушкетерах.Один лишь Гоголь не покинул насВыходим из шинели круглый деньКак бельевые вши. Который час?Цветам числа нет, или счесть их лень.
9(9)
Цветам числа нет, или счесть их лень.Поэтому бывает астрономуПротивен телескоп Чуть брезжит день,И он уже спешит до гастроному.Лосось там жирен, там драгая хреньНе по мошенке фраеру простому,Тому ж, кто башли тратит битый день,Кот Бегемот мурлыкнул про саркомуТак есть ли выход в двери от судьбы?Не хочется искать дорог от Бога.Так не ищи, все вольты да столбыНо в множестве шоссе одна дорога,Дорога в ночь, чью ветку вынул день.Понятно, ветка эта не сирень.
10(9)