Зима королей - Сесилия Холланд

— Отвечай на мой вопрос.

— Да. Я принимаю твоих врагов. Я принимаю их с того времени, как началась война. Ты это знаешь, Мелсечлэйн говорил тебе об этом тогда в Кэтхэйре. Но ты тогда не сказал ничего.

Король выждал паузу, слишком долгую, потом сказал:

— Мелсечлэйн говорил, что он подозревает. Я слишком хорошо думал о тебе тогда, чтобы поверить ему.

— Пф-ф, — произнес Мюртах. Он посмотрел на свои руки.

— Это кровавая междоусобица, — сказал мак Махон. — Сир, что за смысл вам пачкать свои руки о таких, как он?

— Пф-ф, — повторил Мюртах.

— Ты никогда не приносил мне клятвенную присягу, Мюртах, — сказал король.

Мюртах поднял глаза.

— Слово отца переходит к сыну, от короля к королю. Ты приносил мне клятву — если ты этого не сделал, то к чему тогда занимать трон и называться королем?

— И ты позволишь ему так разговаривать с Верховным королем всей Ирландии? — завопил мак Махон, но фальшивый ужас в его голосе треснул на середине фразы.

— Божеская любовь, — сказал Мюртах. — Или ты думаешь, парень, что это игра в хэлиnote 17? Ты сам сказал, что это кровавая междоусобица, — и если вождь не может прямо обратиться к королю, когда речь идет о жизни его людей… — он повернулся снова в сторону короля: — Ты знаешь все, что этого касается: присягу, которую я наследую, и то дело, которое они в то же время совершили с нами.

— Я понимаю это, я только не понимаю, что ты хочешь, чтобы я сделал.

— Сделай так, чтобы они убрались. Скажи им сейчас, чтобы они держались подальше от моих дверей, моих полей, моих стад и моих людей. Разве это не так просто? Ты можешь достигнуть этого одним словом. Скажи ему.

Король все еще сидел, словно окаменев. Мак Махон злобно сказал:

— Это не дело…

— Здесь нет живого человека, у которого был бы в живых его дед, когда началась эта междоусобица, — сказал Мюртах, возвысив голос. — Кровь, выпущенная в одной только этой межусобице, могла бы поднять воду в реке так, что она затопила бы это поместье, король. Датчане за все годы, что они нападали на нас, не убили столько людей в Мифе, как унесла одна эта междоусобица. Я не хочу, чтобы женщины моего клана вынашивали детей для меча.

— Ты боишься, — сказал мак Махон.

Мюртах взглянул на него, потом снова на короля.

— Ты это рассуди.

Старый человек посмотрел на него. Потом повернул голову к мак Махону:

— Оставь меня.

— Нет, — сказал Мюртах. — Пусть он останется.

Вождь мак Махона молчал, в его глазах была растерянность, он переводил взгляд с короля на Мюртаха, обратно на короля и снова на Мюртаха.

— Ты просишь… — начал король.

— Я прошу тебя только быть королем, — Мюртах сжал край стола с такой силой, что у него свело пальцы. — Если ты так не поступишь, то это значит, что Мелсечлэйн может с таким же успехом быть королем, что и ты. Мелсечлэйн не может сделать этого — не сделает, не сделает ради меня.

— Я знаю.

Король посмотрел в сторону, в пустой угол. Мак Махон сказал тихо:

— Кто ты такой, чтобы беспокоить короля? Лицо его было белым, словно соль.

Мюртах ничего не ответил. Он потянулся и взял чашу для вина и налил ее до краев. Король сидел и думал — говорили, что он знал все законы Бреона, говорили, что он охотился за верховным троном с того самого дня, как родился. Мюртах размышлял, какую тяжесть он бы испытывал, если бы был королем. Шел проливной дождь, и соломенная крыша шумела от него, словно там ворошились мыши. Мюртах выпил вино и опустил чашу.

Голова короля откинулась назад, его глаза остановились на глазах Мюртаха:

— Я не могу сделать этого. Ты знаешь это. Я не могу. Мюртах вздохнул. На мгновение закрыл глаза. Казалось, все силы покинули его. Он должен снова собраться, во что бы то ни стало. И он открыл глаза. И мак Махон, и король — оба наблюдали за ним, и у обоих были бледные лица, словно водяные лилии.

— Для тебя было бы лучше, если бы мы все умерли во время Бегства, — сказал Мюртах. — Выходит, что как только ты сталкиваешься с чем-то, что может повредить тебе…

— Может? Оно так и будет. Могу ли я сохранить его лояльность, если я… — он ткнул пальцем в мак Махона. — Никто из них. Кто последует за королем, который вмешивается в дела вождей?

— Вмешательство? Ради Бога, последняя кровь на его руках, не на моих.

— Но король может…

— Тогда ты можешь, некороль. Ты осознаешь, что ты делаешь? Если я покину эту усадьбу без твоей милости, то я мертвец. И мои сыновья, мой брат, мои люди — все мы. Они вынудят нас воевать, и они вырежут нас.

— Почему ты вообще пришел ко мне?

— Я думал, что ты король, а не что-то вроде женщины, размахивающей палкой, чтобы отогнать воронов от поля.

— Не…

— Воздержание, вот слово, которое ты должен использовать, некороль.

Король вскочил на ноги.

— Я король. А кто ты, как не человек, который так часто менял мнения, что он не может разобраться в них? Когда ты говоришь со мной, ты должен говорить так же просто и вежливо, как священник. «Воздерживаешься». Это ты воздерживаешься, когда молишься, словно женщина — или докажи, что ты нечто другое.

— Король, — сказал Мюртах, — ты знаешь, что ты должен сделать это, или ты не должен клеветать на меня. Я… приму твой приговор. — Он соскользнул со стола. Мак Махон вздрогнул, но король протянул руку и удержал его на месте. Мюртах направился к двери.

Он уже положил руку на засов, когда король произнес, словно у него была заноза в горле:

— Ты принимаешь это достаточно спокойно.

— Да? Если бы я неистовствовал и бряцал моим мечом, которого я не имею, по полу и, возможно, выругался, я бы добился чего-то? Я оставляю тебя на твоей пирушке, король, а его — с его охотой. Только попридержи его, пока я не уеду. Это всего лишь как то, что дать возможность оленю убежать немного вперед, иначе, какой же спорт?

Он вышел под дождь. Он послал одного слугу за своими лошадьми, другого за Сирбхоллом и Эгоном. Так он ждал под дождем, закутавшись в свой плащ по самое горло. Дождь хлестал по нему, и струи стекали по лицу.

Вышел его брат с Эгоном, закутанным в плащ с капюшоном.

— Так что?

— Все кончено. Мы должны ехать и держать какое-то расстояние между нами и ними, пока все не раскалится до пожара.

— Что он сказал?

— Он сказал, что ничего не может поделать. Сирбхолл взглянул на Эгона.

— Мелмордха и я, мы оба предупреждали тебя.

— Да, ты это сделал. Ты хочешь теперь получить за это маленький подарок или просто улыбку с моей теплой благодарностью?

Прибыли их лошади, и Мюртах взобрался на спину кобылы. Сирбхолл сказал:

— Нам бы следовало напасть на них — они никакого другого способа, как мечом, не понимают.

— Выходит, следовало.

Где-то распахнулась дверь и хлопнула на ветру и снова распахнулась. Кто-то выкрикнул какой-то вопрос. Ворота были раскрыты, и Мюртах выехал трусцой. Они проехали мимо земляных укреплений, пересекли деревянный мост и двинулись к броду через реку.

Дождь ушел в сторону, и ветер стих. К закату они достаточно удалились от Кинкоры, так что Мюртах почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы устроить привал. Становилось холоднее. Сидя возле разложенного ими костра, они ели свой последний сыр с хлебом и едва переговаривались. Мюртах немного задумался, но только беспорядочные воспоминания приходили ему в голову.

— Очнись, — тихо сказал Сирбхолл.

— А, я очнулся. Чего ты хочешь?

Эгон посмотрел на него и улыбнулся, но взгляд был твердым. Это была улыбка Од.

— У меня есть несколько друзей вблизи Дандэлка, — сказал Сирбхолл, — Фенни.

— Приятно знать человека, у которого есть друзья.

— Как ты думаешь, что произойдет?

— Некоторые из них захотят истреблять нас мало-помалу, убивать только тех мужчин, которые, как они думают, представляют опасность. Тебя и меня в первую очередь. Но рано или поздно они сочтут всех нас опасными. Некоторые другие скажут, что мы все должны быть стерты с лица земли.

Король был прав: у него так часто менялись мысли, что он не мог в них разобраться. И так с ним было всегда. Он обхватил руками колени.

— Фенни, которых я знаю, будут сражаться из любви ко мне, — сказал Сирбхолл. — Их не так много, но все прекрасные бойцы, и большинство из них устало от бродяжнической жизни.

Мюртах ничего не ответил. Он склонил щеку к поджатому колену и рассеянно смотрел перед собой.

— Мюртах, что мы будем делать?

— Мне все равно. Все, что тебе захочется. Эгон сказал тихо:

— Оставим его в покое, дядя. Он устал.

— Не…

— Я понимаю.

— Мы не можем добыть для него время из-за усталости.

— Но мы ничего не можем делать без него, — сказал Эгон. — Пусть он отдохнет.

Эгон встал и медленно склонился над огнем. Он и Сирбхолл завернулись в одеяла; Сирбхолл лег спать, а Эгон вышел из света костра, чтобы стать на вахту часового. Мюртах вздохнул.

Один раз за ночь он пошевелился, когда Эгон разбудил Сирбхолла и тот заступил на вахту. Они накрыли его одеялом. Его спина болела от того, что он спал сидя, и он со стоном опустился на землю. Когда он открыл глаза в следующий раз, под облаками занимался серый рассвет, а Сирбхолл куда-то исчез.