Иннокентий Смоктуновский. Без грима - Мария Иннокентьевна Смоктуновская

В Бахрушинском музее хранится архив дедушки, который он туда привозил на своей «Волге», в чемоданах и авоськах. Фонд насчитывает 2000 наименований, в числе которых находится рукопись «Любовь и боль моя Польша», тоже о военных годах.

В начале репетиций мы с режиссером приезжали и работали с материалами, письмами, интервью, газетными вырезками, которые нам помогали в создании спектакля.

Когда режиссер выбрала материал и написала инсценировку, меня пригласили на читку. Работа над этим, очень важным для меня, спектаклем «Быть!» была увлекательной и непростой. В основе сюжета лежит борьба за выживание молодого человека, но в моей роли есть и маленький фрагмент из воспоминаний дедушки о его раннем детстве. Когда Кеше было 5 лет, он осознает, что человек смертен, но в то же время понимает, что у него самого впереди – большая жизнь! Огромная благодарность дедушке за все то, что он подробно и не спеша, слушая сердце, восстановил в памяти. Удивительно, как он успевал так много и плодотворно творить. Любимый мой дедушка, воин, глубокий и гениальный актер, прекрасный литератор, спасибо тебе за все!

Сейчас некоторые актеры идут в режиссуру, чтобы самим и ставить, и играть, но я не чувствую, что это мое призвание. Мне разобраться бы с актерской профессией. Режиссер должен изначально иметь какие-то замыслы, которые бы его терзали и не давали ему покоя. У меня такого нет, наоборот, у меня какая-то катастрофическая нехватка времени. Часто даже не успеваю прочитать то, что наметила. А режиссер должен подробно разбирать материал, который хочет поставить, максимально много всего охватить. И я просто боюсь ставить себе такую задачу, пока не готова. Конечно, было бы здорово и продюсером быть, и режиссером, и сделать бы свой театр. Но, поживем – увидим…

Часть II. Близкие

Алла Демидова. Образ Смоктуновского

Иннокентий Михайлович Смоктуновский – из тех актеров, каждая работа которого подвергается подробнейшему анализу критики и публики. О нем написаны многочисленные статьи и у нас, и за рубежом. Я не претендую на очередной разбор творческой биографии Смоктуновского. Я актриса. Мне захотелось поделиться с читателями своими наблюдениями в работе с таким превосходным мастером своего дела, как Иннокентий Михайлович, рассказать о наших разговорах по ходу работы. Иногда в этих заметках я буду опираться на свой опыт не потому, что отдаю ему предпочтение, но только так я смогу «изнутри» рассказать о нашей актерской профессии, о так называемых «тайнах» в нашей работе.

– Иннокентий Михайлович, вы верите в судьбу?

– Видите ли, Алла, дорогая, как же не верить… Когда я был на фронте, рядом со мной падали и умирали люди, а я жив… А когда я бежал из плена и, пережидая день, спрятался под мост, вдруг вижу – прямо на меня идет немецкий офицер с парабеллумом, дежуривший на мосту, но перед тем, как глазами наткнуться на меня, он неожиданно поскользнулся и упал, а когда встал, то, отряхиваясь, прошел мимо и потом опять стал смотреть по сторонам…

Иннокентий Михайлович Смоктуновский родился 28 марта 1925 года в деревне Татьяновка, затерявшейся в таежных болотах Томской области. Семья вскорости переехала в Красноярск, а в Татьяновке остались и до сих пор живут родственники отца – потомки высланных в 1863 году в Сибирь белорусов и поляков, в год январского Варшавского восстания, хотя к революционерам не принадлежали. Прадед Иннокентия Михайловича служил тогда егерем в Беловежской Пуще, убил без разрешения предмет царской охоты – зубра – и за это самоуправство поплатился – был сослан вместе с восставшими в ту пору поляками в Сибирь. В семье говорили на польском языке. Дед Иннокентия Михайловича, женившись в Сибири на русской, после женитьбы стал учить русский язык, а его сын – отец Иннокентия Михайловича – уже не знал по-польски…

– Иннокентий Михайлович, я знаю, что во время мхатовских гастролей в 1985 году в Томске и Красноярске вы были в деревне, где родились. Какие впечатления?

– Полная оторванность от мира. Я там не был больше 50 лет… Когда мы подъезжали к Татьяновке, то приблизительно километра за два от деревни стояла огромная толпа – мои родственники. Двоюродный брат и две двоюродные сестры нарожали детей, а те, в свою очередь – тоже рожали… Они не знали точного времени моего приезда, поэтому прождали на дороге несколько часов… Среди этой толпы стояло много детей, и вся эта орава кричала мне: «Дедушка к нам приехал! Дедушка приехал!» Я их моментально возненавидел за этого многочисленного дедушку… Я был рад встрече. Двоюродного брата не видел 55 лет. Изумительный человек! Если его одеть в тогу – Юлий Цезарь! И при этом – полная детскость. Но когда слушает – мыслитель. Весь в своих внутренних оценках…

– Чем занимается?

– Он хлебопашец. Был на войне… Пришел без руки. Уникально знает свои места: где какие луга, какие пашни…

– Он тоже Смоктуновский?

– Нет. Мы Смоктуновичи. Меня заставил изменить фамилию директор Норильского театра, где я работал. Предложил взять псевдоним «Славянин». Я не согласился, он угрожал уволить, тогда с обоюдного согласия поменяли в моей фамилии окончание – и я стал Смоктуновским…

– Ваш дом в Татьяновке сохранился?

– Нет. Где стоял дом – сейчас огромная куча зерна, потому что рядом построили зерносушилку. Я нашел там старый лемех от нашего плуга – привез в Москву… Там удивительные люди! Не суетные. Покой – как у коронованных особ. Достойные, не хорохорящиеся. Ко мне совмещают уважение и гордость, когда видят по телевизору, читают в газетах – с полным пренебрежением: занимаюсь совершенно непонятным для них делом. Вот если бы корову подоил – вот это да!

Вот уже третий месяц я терзаю Иннокентия Михайловича различными вопросами. Мы работаем вместе – снимаемся в двухсерийном телевизионном фильме «Дети солнца» по Горькому. И я пользуюсь этим случаем – спрашиваю обо всем, что приходит в голову. Мы и раньше работали на одних и тех же фильмах – и в «Чайковском», и в «Выборе цели», и в «Легенде о Тиле», и в «Живом трупе», а в картине «Степень риска» я даже играла его жену, но в кадре мы ни разу не сталкивались…

Правда, много лет назад мы вместе дня два репетировали сцену из «Гамлета»: он – Гамлета, я – Офелию… Меня вызвали на «Ленфильм» как раз в то время, когда я сама репетировала роль Гамлета в Театре имени Маяковского. Бросив все дела, я помчалась в Ленинград, по дороге соображая, как Козинцев мог догадаться о моем Гамлете? Оказывается, вызывали на Офелию… Любопытство удержало меня тогда на те два дня репетиций в Ленинграде, но до сих