Гном. Трилогия - Александр Шуваев

   Отношение к Уинстону Спенсеру Черчиллю может быть разным, но, справедливости ради, мы должны признать, что он являлся незаурядным профессионалом в области политики. Это математики или физики могут достигать выдающихся результатов в молодости. Для того, чтобы стать высоким профессионалом в достаточно сложной области практики, - медицине, геологии, юриспруденции, финансах, политике, - недостаточно иметь большой ум, исходные способности и хорошее образование. Совершенно необходима длительная каждодневная работа в избранной области, когда она, наконец, начинает восприниматься в комплексе, целостно, а не в виде кучи разрозненных деталей. Таким был Ф.Д.Рузвельт, таким был И.С.Сталин, и таким был Черчилль. Старый алкоголик и наркоман, но мастерство, как говорится, не пропивается. Поэтому для него совершенно очевидным являлось то, чего в упор не видели другие, более молодые политики, пусть даже умные, способные и хорошо обученные.

  Индийский океан оставался единственным, в который русским до сих пор не было ходу, а теперь, посредством сверхмощного транспортного коридора пробившись и на его берега, Советский Союз получал реальную перспективу через пятнадцать-двадцать лет стать истинным центром мира, главным перекрестком торговых и транспортных путей.

  А это обозначало, что все остальные автоматически занимают более периферийное положение. Остаются несколько в стороне. На обочине. Центр, он на то и центр, место, через которое протекает наибольшее количество питательных соков мира, а остальным, как говорится, - что останется.

  После проигранных выборов с ним произошла одна из самых страшный вещей, которая только может произойти с политиком: он обиделся на собственный народ. И, заодно, на все человечество, Нынешнее Время, Господа Бога и все остальное, в придачу. Интересовался происходящим в мире больше по привычке, обращал внимание не на все, и натужное, через силу копошение в самом сердце Евразийского материка, местах диких, страшных и безлюдных, не привлекло его внимания. Вот только гигантское дело, начатое на Урале, в Западной Сибири и Поволжье одновременно с Приморьем, постепенно набрало ход. Постепенно, - не значит медленно. Так набирает ход тяжеловесный состав, лавина с тысячами и тысячами тонн сверкающего снега, и прокладка Туркестано-Иранского тракта своей внезапностью уже во многом напоминала грандиозную военную кампанию. Со слишком понятными целями. Хотя, - кому понятными? Рузвельт, старый приятель и испытанный враг, соперник и единомышленник, - понял бы, но он ушел из жизни через год с небольшим после победы. А Иосиф Сталин, похоже, все это, как раз, и затеял.

  Раскрылась завеса грядущего и он отчетливо видел там если не все, то главное: скоро геополитическое давление СССР и его союзников сделается нестерпимым, и тогда мир станет тесным для Британии. Сначала на Островах, а потом и на другом берегу Атлантики люди постепенно потеряют перспективу, а с ней уйдет надежда и жажда жизни. Каждый новый день будет обещать в лучшем случае еще одно "вчера", а в худшем, - новые утраты, прорехи и упадок.

  Вообще говоря, загонять людей, страны, нации в угол, - занятие на любителя. Для кого-то, может, и забавно, но может плохо кончиться. Янки, загоняя в угол Японию, в конце концов доигрались, а могли заиграться с концами.

  Понятно, что в случае с русскими дело обстоит совсем иначе. Они никого не хотят обидеть: просто, получив необходимые средства, Система стремится поглотить все ресурсы, которые теперь стали для нее доступными благодаря новым принципам организации. При этом интересы тех, кто попался под ноги, в подобных случаях, понятно, во внимание не принимаются. Так было всегда, и так же пребудет вовеки.

  Он ждал, что они, наконец, надорвутся. После такой войны, после восстановления индустрии и городов, создав, по сути, целые принципиально новые отрасли индустрии, ввязываться в инфраструктурный проект такого масштаба представлялось истинным безумием. Он твердо знал: жизненные силы даже самого сильного народа не являются бездонными и неисчерпаемыми. Вот только... Покойный Рузвельт сказал ему, что русские не смогут наладить эксплуатацию превосходящей их по населению и культуре Европы, и, похоже, ошибся. Они придумали Магистраль, и европейцы начали радостно эксплуатировать сами себя. Идиоты... Они что, - не видят?

  - Я. Хочу. Спать!

  - Так спи. Кто тебе не дает.

  - Ты не поняла, я о другом. Я хочу лечь, не думая о том, что завтра утром придется вставать. Я хочу проснуться, увидеть в окне своем ночь, и снова задремать. И не вставать больше никогда...

  - Юр, это называется "помереть".

  - Я не договорил. Больше никогда не вставать, если мне не хочется. Ничего не слышать, кроме тишины. Не зажигать свет никог..., не знаю сколько, но очень долго, потому что глаза мои устали на годы вперед и больше ничего не хотят видеть.

  - Да ну тебя. Прямо как старик. Тебе только тридцать два года!

  - И четырнадцать лет из них я не высыпаюсь никогда. Слушаю то пушки, то турбины, то станок, то мат работяг, то нагоняи начальства. Живу только при лампочках, днем и ночью, зимой и летом.

  - Погоди. До отпуска осталось два месяца.

  - Мне мало. Отпуск не успевает начаться, а я уже думаю о том, что вот он кончится, и мне опять с утра на службу. Хочу отпуск, из которого можно не выходить, пока не надоест.

  Она налила ему сто граммов, но даже выпил их он как-то уныло. Имелось, правда и еще одно лекарство. Средство, которое, слава Богу, всегда находилось при ней, в аптеку не бежать.

  - У... Ну тебя... Не приставай...

  Но тридцать два, - это, как ни крути, всего-навсего тридцать два, и дело довольно быстро пошло на лад.

  Утром - ничего такого, встал, как ни в чем не бывало. Вот только разговор этот, мысли, которых прежде у него отродясь не водилось, все равно имели место, этого никуда не денешь. Существовали.

  Думки о душе I

  "... потому что это была злая душа.

  (О.Уайльд "Рыбак и его Душа"

  - Ну как же ты так говоришь, что души нет? Ты сам, это, прежде всего, именно душа. Не волосы твои белесые, не нос облезлый, не ноги...

  - Ты того, - хватит перечислять. А то я начну.

  - Да. Так вот ты, - не все это, а именно душа. Ну, - не наука это! Ты осознаешь себя собой, и это не объясняется никак. Наоборот, это все объясняет.

  - В своей долгой жизни я такого не видел ни разу. И, - прости, - не верю. Ее можно увидеть? Взвесить? Померить как-нибудь? Нет? Тогда и души нет.

  - Нет, погоди, ну нельзя же так... М-м-м... Ну, как бы тебе объяснить? А, вот: в книжке, помимо бумаги, краски типографской, энного количества букв, есть еще и смысл. Понял? Так и с душой, только гораздо, гораздо сложнее.

  - Ну хоть что-то. Есть такая штука, - информация, ее меряют. Единицы называются "битами". Если у монеты две стороны, то когда выпадает одна из них, это как раз и есть "бит".

  - А-а... Ну, это как-то не то. Это, если на страничке одинаковое количество буковок, то и битов будет одинаково, так?

  - Ну, примерно. Мало ли что там окрошка из букв, - может, это шифр такой.

  - Тогда это совсем не то. Согласись, что смысл текста, - штука реальная. К примеру, инструкция: прочитал - и знаешь, как поступить. Вот так, - а не иначе, хотя иначе мог бы.

  - Так, постой-постой... Что-то тут...

  Он закурил, и надолго замолк, уставившись в пространство неподвижным, ничего не видящим взглядом, и яростно дымя. Наконец, его собеседник не выдержал:

  - Да объясни ты мне, ради бога, - к чему тебе все эти разговоры о душе? Ты ж от роду технарь!

  - А вот понадобилось. Имел место страшно интересный разговор с начальством. Я бы сказал, - неожиданно-интересный. Им надоели сбои в автоматике. Она чем сложнее, тем больше сбоев, а упрощение нам в будущем не грозит. Ставят задачу, чтоб узнавало местность, саму цель и выбирало маршрут. Я объяснил, что решить, в принципе, можно, - черт меня побери, если я знаю, как, блеф чистой воды, - но это по комплекту на задачу. Не поднять, и сбои замучают уже с концами. А тут меня, этак лениво, спрашивают: а сделать так, чтобы он соображал, что к чему, - нельзя? Мы вот, к примеру, - говорит, - знаем, чего добиваемся, вот и действуем по обстоятельствам. Если что не так, то корректируем по ходу дела, видим, что ошиблись, то можно поправиться. А тут один сбой, - и все. Дальше будет только хуже... Вот он мне говорит про "нас", а мне в голову пришло: мы-то, мы, - всяко сложнее, а со сбоями по мелочи справляемся. Отсюда и разговор.

  - Ну-у, брат. Разумный снаряд? Читал я фантастику, но чтоб такое?!!

  - Это - да. Только тут важны тонкости. Речь-то, скорее, не о разуме, а о сознании.

  - Важное уточнение, нечего сказать. По-моему это еще хуже поддается объяснению.

  - Как сказать. А вообще от тебя, пока что, толку мало. Сплошные эмоции и построенные на эмоциях аргументы. Их к делу не пришьешь. Такие определения нам не нужны.