Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I - Борис Галенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь только оставалось выполнить приказ об отходе и обеспечить последний, преградив дорогу выходившим в наш тыл японцам. Дравшиеся впереди батареи № 10 левофланговые роты 5-го полка — 5-я и 7-я, несмотря на тяжелые потери, продолжали оборонять свою позицию и начали отходить лишь тогда, когда получили приказ»{454}.
Ни один солдат не сдался в плен
«Несколько позже начали отходить по приказу и роты правого фланга, но в центре позиции упорная борьба за каждую пядь земли продолжалась до самой темноты. “Окруженные роты 5-го полка продолжали упорно сражаться. Японцы лезли со всех сторон, но славные сибиряки встречали их в штыки и гибли в неравной борьбе. Ни один солдат не сдался в плен”{455}.
Офицеры полка отказывались оставить позицию и раненые продолжали защищаться. Невозможно перечесть всех подвигов, совершенных в этом бою. Офицеры помнили еще прежний приказ о том, что отступления с позиций не будет, и теперь отказывались верить словесному приказанию об отходе…
Японцы, уверенные, что они захватят обойденные ими части, кричали им о сдаче и махали им белыми платками, но стрелки под командою подполковника Белозора и своих офицеров бросились прорываться и в страшном пулеметном и ружейном огне проложили себе дорогу…
Никто не сдался японцам.
Капитан Макавеев, отказавшись покинуть окопы, занятые его ротой, пал смертью храбрых, расстреляв в упор последние патроны своего револьвера. Капитан Соколов, командир 9-й роты, бросился с шашкой на японцев и пал, поднятый на штыки. Пал также и поручик Крагельский, отказавшийся отступать и пропускавший мимо себя отходивших солдат своей роты{456}.
Спустились уже сумерки, когда командир 5-го полка, лично объехав новую позицию на склонах Тафащинских высот, всего в 2-3 верстах к югу от прежней, убедился, что она занята отошедшими ротами и батальоном 14-го полка. По всему фронту японцы были остановлены, и наши стрелки готовились к новой упорной обороне.
Однако вскоре от генерала Фока был получен письменный приказ об отходе в Артур».
Так начал свою предательскую деятельность генерал Фок.
Военная музыка
«Уже в полной темноте сворачивались в колонну остатки полка и выходили на большую дорогу.
В это время сзади раздалась какая-то беспорядочная стрельба, несколько обозных двуколок понеслись вскачь прямо по полю, а в тревожных криках можно было разобрать отдельные возгласы: “Японская кавалерия”. Командир полка и офицеры бросились восстанавливать порядок. Полковому оркестру было приказано играть, и в ночной темноте раздались звуки военной музыки. Сразу тревожное настроение исчезло, и все быстро успокоилось. Стройные ряды стрелков с офицерами и унтер-офицерами на местах, отбивая ногу, шли мимо своего командира. В темноте южной ночи мерно колыхалось полковое знамя, и зловещий отсвет окружавших пожаров играл на его малиновой шелковой ткани. Когда смолкал на время оркестр, русская песнь, солдатская песнь раздавалась в маньчжурской ночи:
Взвейтесь соколы орлами,Полно горе горевать…
Конные охотничьи команды прикрывали отход усталого, но сохранившего воинский дух полка. Там, позади, то и дело вспыхивала ружейная перестрелка. Еще дальше ухали японские пушки, и тогда над отходившей колонной пела шрапнель».
Больше наград за этот бой не было
«Много раненых с просочившимися кровью перевязками шло в строю или передвигалось рядом. Когда через несколько дней генерал Стессель произвел смотр полку, то он приказал вызвать вперед всех стрелков, которые, будучи ранены, тем не менее, остались в строю, и намеревался наградить их всех знаком отличия Военного ордена.
Но, по его мнению, вышло так много — 300 человек, что он отказался от своего первоначального намерения и наградил георгиевскими крестами лишь 90 стрелков из наиболее тяжелораненых.
Больше наград за этот бой солдатам не было дано».
Русский полк остановил японскую армию
«Под Киньчжоу мы потеряли 20 офицеров и 770 солдат убитыми и пропавшими без вести. Восемь офицеров и 640 солдат были ранены. Об упорстве борьбы и героизме русских офицеров и солдат свидетельствовали потери 5-го полка. В нем выбыло из строя 51% офицерского состава и 37% стрелков.
Японцы потеряли, по их данным, убитыми 33 офицера и 716 солдат, и ранеными 100 офицеров и 3355 солдат[330].
В этом сражении армия Оку израсходовала свыше 40 000 артиллерийских снарядов и около 4 миллионов патронов». Больше, чем вся японская армия израсходовала за всю японо-китайскую войну 1894-1895 годов!
Обстоятельство, вызвавшее шок у японского Генштаба и заставившее впервые задуматься — хватит ли у японцев ресурсов на ведение войны!
«Так окончилось двухдневное сражение у Киньчжоу, где один русский полк схватился в кровавом бою со всей армией Оку и “где три русских батальона пригвоздили к месту три японских дивизии”. То было “геройское единоборство 5-го Восточно-Сибирского полка со 2-й японской армией.
И русский полк остановил японскую армию… У японцев, кроме армии, действовал и флот…
Сокрушить же вместе с армией и флот врага пехотному полку — даже Российской Императорской пехоты — было не по силам.
Киньчжоуская позиция пала, но ни один офицер, ни один стрелок не сдались японцам”».
Трогательное единство душ: Витгефт — Куропаткин — Стессель
Отметим, что во время обстрела канлодкой «Бобр» и миноносцами «Бурный» и «Бойкий» наступающих японских войск находившиеся неподалеку у островов Эллиот 3 японских броненосца, 4 крейсера и 12 миноносцев не вышли из базы на помощь армии Оку: адмирал Того, потеряв на минах два броненосца и другие корабли, боялся рисковать. Все еще действовал «амурский» шок.
Контр-адмирал Витгефт под разными предлогами тоже не оказал серьезной помощи флотом своим войскам, ограничившись посылкой трех небольших кораблей. Опыт «Бобра» позволяет утверждать, что Витгефт имел возможность выслать более серьезные силы для поддержки фланга сухопутных войск.
Не в оправдание контр-адмиралу скажем, что и в этом случае флот не мог серьезно повлиять на удержание позиции, так как высшее сухопутное командование не намеревалось задерживаться у Киньчжоу.
Еще 4/17 мая Куропаткин в связи с обороной Киньчжоуского перешейка писал Стесселю: «…самое главное — это своевременно отвести генерала Фока в состав гарнизона Порт-Артура»{457}.
Не задерживая противника даже на промежуточных рубежах, вплоть до Порт-Артура.
«Мне представляется, — писал дальше Куропаткин, — весьма желательным вовремя снять и увезти с Цзиньчжоуской позиции на поезде орудия»{458}.
На фоне этих образцов командно-эпистолярного жанра даже поведение Стесселя выглядит более пристойно.
Поведение Фока во время боя свидетельствует о том, что указания Куропаткина Стесселю ему были известны. Но оставление позиции нужно было оформить документально, в связи с чем в 3 часа дня, когда войска противника истекали кровью и не могли проникнуть хотя бы в одну из траншей обороны, Фок донес Стесселю, что положение угрожающее, что 5-й полк больше держаться не может и ночью нужно оставить позицию. На тот момент это была прямая дезинформация.
Фоки и Куропаткины всегда почему-то тонко чувствуют и понимают друг друга.
В 5 часов 40 минут Стессель ответил, что если позицию удержать нельзя, то «надо организовать обстоятельный отход, для чего все орудия и снаряды, возможные для перевозки, надо, пользуясь прекращением боя и ночью, спустить и нагрузить на поезда»{459}.
Стессель торопился и через 35 минут прислал новую телеграмму: «Раз у вас все орудия на позиции подбиты, надо оставить позицию и, пользуясь ночью, отходить»{460}.
Эта телеграмма была получена, когда оставшиеся в живых солдаты 5-го полка уже отходили в тыл.
Последствие предательства. Захват Дальнего
Защитники Порт-Артура тяжело перенесли оставление Киньчжоуской позиции, зная о том, что на ней можно было еще держаться и держаться. Военный инженер капитан М.И. Лилье в своем дневнике записал:
«Если бы генерал Фок в решительную минуту прислал подкрепление 5-му Восточно-Сибирскому стрелковому полку, то Киньчжоуская позиция, этот “ключ” к Артуру, остался бы, конечно, в наших руках, а тогда сильно изменился бы весь ход дальнейших событий и в Порт-Артуре, и в северной армии. Японцы тогда не могли бы занять порта Дальнего, который представлял собой такую чудную для них базу».