Без помощи вашей - Роман Евгеньевич Суржиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я имею в виду, — с расстановкой чеканит владыка, — что герцог Айден Альмера также предложил план, ведущий к безоговорочному успеху реформ.
— И включающий брак вашего величества с леди Аланис, — дополняет Эрвин.
Наступившее молчание — хороший признак. Катрин Катрин не спешит защищать Аланис — в кои-то веки она согласна с Эрвином. Его величество также не возражает, но колеблется — взгляд чуть в сторону и вниз. Эрвин добавляет:
— Не в силах Айдена Альмера помешать предложенному мною плану.
— Следует понимать это так, что вы в силах разрушить его планы?
Вот тут Эрвин совершает ошибку. Крохотную, не сразу им самим замеченную. Стоило ответить мягко — нечто о верности владыке и нежелании раздоров. Уже довольно прозвучало жестких фраз для одной беседы. Но Эрвин, окрыленной стремительным успехом, роняет слово — весьма и весьма значительное:
— Надежда.
Он хорошо знает, что Айден козырял перед императором своим союзом с Надеждой. Слово Эрвина означает: Надежда верна мне, а не Айдену. Я могу разрушить Айденовскую коалицию, он мою — нет. Весомый довод, показатель влияния… но существует точка зрения, с которой слово Эрвина напоминает угрозу.
Адриан бросает взгляд на Катрин Катрин, и та чуть заметно кивает. Чертовке откуда-то уже известен тайный брачный договор Ориджина с герцогом Надежды.
— Ваш план хорошо подготовлен, лорд Эрвин, — с нотой уважения произносит император. — Что думает о нем ваш лорд-отец?
Лгать императору — скверная идея. Тем более, что слова легко проверить: от Фаунтерры до Лабелина двое суток поездом, от Лабелина до Первой Зимы — сутки голубиного полета.
— Отец пока не знает. Я действовал на свое усмотрение, а не по его слову. Я уверен: если вашему величеству план придется по душе, герцог Десмонд также охотно поддержит его.
Владыка Адриан кивает и произносит мягко, без тени нажима:
— Я желал бы услышать подтверждение от самого герцога Десмонда.
— Непременно сообщу ему об этом, ваше величество, — кивает Эрвин.
Его величество вспоминает о лакомстве, стоящем на столе. Скусывает мякоть с дольки апельсина, приятно светским тоном говорит:
— Пришелся ли вам по нраву зимний бал?
— Он был прекрасен, ваше величество, — отвечает Эрвин и кладет в рот первый кусочек кремового пирожного.
* * *
В лужицах на полу извивались жирные дождевые черви.
Розовые, склизкие. Растягивались и сокращались, скручивались в петельки. Наползали друг на друга, кишили. Какая мерзость!
Запасы пищи исчерпались вчера. Точнее, вчерашний завтрак состоял из одного — последнего — сухаря. Эрвин сгрыз его и запил соком змей-травы. Вспышка боли заглушила чувство голода. Позже — вечером — очнулся из забытья и понял, что сил хватит на что-то одно: поиски еды или медицинскую пытку. Эрвин выбрал последнее: от голода не умрешь за сутки, от гнилой крови — легко.
Но теперь откладывать вопрос пропитания было нельзя. Желудок сводило спазмом, кишки скручивались в узел, как дождевые черви. А хуже другое: Эрвин слаб, как младенец. Борьба с хворью вымывала и выжигала силы. Рана становилась лучше: опухоль уменьшилась, лихорадка слабела с каждым днем. Но сражение давалось слишком тяжело: сквозь кожу проступили ребра, без того тонкие пальцы стали похожи на косточки скелета. Змей-трава помогает, но если срочно не найти пищу, то попросту не хватит сил на выздоровление. Добыть ее нужно сейчас: еще день — и он не сможет сдвинуться с места.
Эрвин София Джессика глядел на дождевых червей. Один конец червя тупее и темнее другого, примерно посередке тела — утолщение. Тупой конец тычется в стороны, щупает. Острый только извивается — это, вроде как, хвост. Говорят, если разрезать червя надвое, каждая половина продолжить жить. Нет ни головы, ни сердца — ничего жизненно важного. Если откусить кусок червя, он продолжит извиваться во рту, пока не будет пережеван в кашу…
Несмотря на пустой желудок, Эрвина чуть не вывернуло наизнанку. Он отвел взгляд от лужи и сказал вслух:
— Как наследный герцог Ориджин, я ставлю перед собой амбициозную цель: выжить и не жрать червей. Кто-то сказал бы, что это фантастично или вовсе невыполнимо. Многие назвали бы меня наивным мечтателем. Но величие стратега определяется размахом его планов, верно? И вот мой план: я выживу и обойдусь без червей в своем рационе!
Подлинный размах своего стратегического замысла Эрвин осознал сразу же: короткий монолог утомил его, словно забег в четверть мили. Понадобилось несколько минут, чтобы отдышаться. А предстояло следующее: подняться, взвести арбалет, выйти в лес, отыскать дичь, выстрелить и попасть.
Пункт первый удался частично: подняться на ноги не вышло, но Эрвин почти успешно сполз с лежанки, ляпнулся на пол, едва не придавив несколько кольчатых тварей, встал на четвереньки и докарабкался до выхода.
Пункт второй вызвал сложности: левая рука по-прежнему играла роль мятежного вассала и выполняла только часть приказов лорда. Она охотно соглашалась сгибаться в локте, в плече двигалась слабо, огрызаясь острой болью под ключицей, а кисть и пальцы вели себя вовсе непредсказуемо. Миссию «снаряжение арбалета» пришлось поручить тем частям тела, что еще хранили верность: правой руке и ногам. Зажав оружие бедрами, он принялся крутить колесико. При всяком неловком движении арбалет выскакивал из захвата, и усилия пропадали насмарку. Обыкновенно при этом Эрвин еще получал удар прикладом в грудь, от которого рана не выла, но весьма ощутимо поскуливала. Кто бы мог подумать, что держать оружие ногами — полезный для жизни навык! Когда, наконец, тетива защелкнулась в замок, а болт лег в канавку, Эрвин выбрался на улицу.
Третий пункт плана: отыскать дичь. Ничего сложного! Дождь утих, светило солнце, пичуги щебетали повсюду, заходились трелями, пытаясь перекричать друг друга. В поле зрения попала и парочка белок: одна огненно-рыжая, другая — с серебристой подпалиной. Рыжая сидела на ветке ближайшей сосны и что-то грызла, стремительно вращая в лапках.
Остался четвертый пункт — ха-ха! Эрвин поднял арбалет. Ну, поднял — сильное слово. Правая рука потащила оружие к плечу, и оно оказалось тяжеленным, как полный рыцарский доспех, как годовалый хряк. Попытался помочь левой — она годилась лишь как хилая подпорка. Кое-как приладил приклад к плечу, глянул вдоль ложа. Арбалет шатался и трясся, на прицеле оказывалась сосна, поляна, кусок неба меж ветвей, кусты папоротника… Эрвин опустил оружие и сделал передышку, дождался, пока дыхание выровняется, собрался с силами. Поднял арбалет. Усилие, требуемое чтобы взять оружие наизготовку, оказывалось на грани возможностей. Перед
