Юбер аллес (бета-версия) - Юрий Нестеренко

- Да, да. Только вспоминают о ней почему-то главным образом тогда, когда кто-нибудь предлагает закрыть очередной порножурнал.

- Америка борется за свободу и права человека во всем мире! - не слушала Марта.

- "Врачу - исцелися сам", - желчно ответил Фридрих. - Кстати, насчет этой борьбы тоже могу поведать вам кое-что интересное. Вам известно, почему у России нет своей атомной бомбы? - здесь Власов рисковал: сведения, которые он собирался сообщить, были не то чтобы секретными, но, в отличие от всего предыдущего, в открытой печати не публиковались, в силу деликатности самой ядерной темы. И все же он не пожелал останавливаться.

- Потому что этого не хочет Райх! - ответила Марта с вызовом, вновь почувствовав себя уверенней.

- Не совсем так, - возразил Фридрих. - То есть правительство Райха действительно считает, что ядерная безопасность России в полной мере обеспечена размещенными на ее территории имперскими ядерными базами и соответствующими союзническими соглашениями. В связи с чем считает совершенно нецелесообразным передачу русским ядерных технологий. Но никакие злые дяди из Райха не могут запретить суверенному российскому государству самостоятельно разработать эти технологии. Мягко отсоветовать могут, запретить - нет. А к советам из Берлина в России прислушиваются далеко не всегда. И, понятное дело, на принцип и на конфликт из-за этого Райх бы не пошел. Сами посудите - страну, обретшую свою атомную бомбу, лучше сохранять в статусе союзника, чем отталкивать. Но атомная бомба - чертовски сложная штука, именно поэтому ядерных держав так мало. Для открытий такого уровня мало просто собрать коллектив специалистов и выделить им деньги. Нужен гений, нужна личность масштаба Хайзенберга, Айнштайна, фон Брауна или Цузе. В России такой личностью был академик Андрей Сахаров. Американская разведка это знала, и перспектива успешного завершения его работ нравилась ей куда меньше, чем самым праворадикальным дойчским ортодоксам. Насколько мне известно, в ЦРУ рассматривался даже план физической ликвидации Сахарова (тут Марта сделала возмущенно-протестующий жест, но Фридрих его проигнорировал) - но русские слишком хорошо его охраняли, подобраться было сложно. Да и уши организаторов покушения торчали бы за километр. И все же они добрались до академика, только хитрее. Его друг и коллега Сергей Ковалев, ныне отбывающий пожизненное заключение как американский шпион...

- Его недавно амнистировали! - перебила Марта.

- Вот как? Что ж, это весьма опрометчиво со стороны российского руководства, - огорчился Фридрих. - Тем не менее, напомню вам, что амнистия - это не оправдание. Его шпионажа в пользу США не отрицает никто, включая его самого - раз уж он принял эту амнистию. Так вот, Ковалев умелой демагогией втянул Сахарова в диссидентское движение, чем и поставил в итоге крест на его научной карьере. В результате Россия вместо бомбы получила еще одного врага режима, а кто-то в ЦРУ, надо полагать, прикрепил на китель очередную орденскую планку. За успехи в правозащитной деятельности.

- У вас есть доказательства, что это правда? - не сдавалась девушка.

- Секретными документами из архивов ЦРУ не располагаю, - пожал плечами Фридрих. - Но в соответствующих кругах эта история хорошо известна. Мне рассказывал один мой друг, с которым мы когда-то вместе учились, а ныне он имеет отношение к военной разведке. Кстати, вполне возможно, что ваш отец мог бы подтвердить мои слова.

- Что вы знаете о моем отце? - встрепенулась Марта.

- Только то, что вы сами о нем рассказали, - изобразил недоумение Власов. - Что он - высокопоставленный офицер русской службы. Ну и еще я видел его фотографию на вашей штелке. Насколько я понимаю, это ведь он подарил вам доступ в REIN? И рехнер тоже?

Девушка угрюмо промолчала, и Фридрих вернулся к прежней теме:

- Впрочем, даже если вы не хотите говорить с отцом, вы ведь не можете не замечать, что США борются за свободу и права человека как-то уж очень избирательно. А именно - они затевают эту борьбу в тех странах, правительства которых чем-то мешают их геополитическим интересам. В отношении же других стран, ничуть не более либеральных, действует бессмертный принцип, озвученный все тем же Рузвельтом: "Он, конечно, сукин сын, но он - наш сукин сын".

- Ну допустим, - решилась Марта. - Пусть Америка такая плохая, то, сё. Но это же не значит, что порочна сама идея? Почему мы не можем построить демократию, которая не будет повторять американских ошибок?

- Вы меня извините, Марта, но вы слово в слово повторяете главый неокоммунистический тезис. "Да, Ленин был плохой, Сталин был плохой, Мао был плохой, Пол Пот был плохой, Ким Ир Сэн плохой, Кастро плохой - но это же не значит, что коммунизм плох как идея!" Покажите мне хоть одну сколь-нибудь крупную страну, где ваши благородные идеи воплотились бы без изъяна на практике. Про Британию мы уже говорили. Может быть, главный бордель Европы - Франция? Или бананово-кокаиновые республики Латинской Америки?

- Австралия, - предложила Марта, чуть подумав.

- А, страна потомков каторжников, - усмехнулся Фридрих. - Действительно, это место редко попадает в сводки новостей в связи с какими-нибудь скандалами. Но ведь и не только в связи со скандалами! Чем знаменита Австралия, кроме кенгуру? Вы можете назвать хоть одного великого австралийского ученого? Или деятеля искусства мирового уровня? Про великих политиков уж и не спрашиваю.. Глухое фермерское захолустье, как мне кажется - все же недостаточно вдохновляющий пример для всеобщего подражания.

- А что, национал-социализм - это строй без изъянов? - перешла в контрнаступление Марта.

- Да нет, конечно, - спокойно согласился Фридрих. - Но он, по крайней мере, не ставит перед собой задач осчастливливания всего человечества путем приведения всех к некоему абстрактному идеалу - в чем демократы так напоминают большевиков. Он заботится о благополучии конкретной нации и конкретной страны. И, надо сказать, у него неплохо получается.

Слева впереди показался памятник - бронзовая фигура летчика в комбинезоне и шлеме времен Второй мировой. На мокрой гранитной плите перед постаментом мерз хилый букетик.

- Вот улица Бычкова, - сообщил Власов. - Узнаете пейзаж? Куда дальше?

- Это по правую сторону, - тут же откликнулась Марта; кажется, она была рада возможности сменить тему.

Три минуты спустя автомобиль остановился возле серой девятиэтажки о шести подъездах. Марта некоторое время колебалась, близоруко щурясь сквозь стекло дверцы, но, наконец, заявила, что им нужен третий подъезд, четвертый этаж. Хотя, возможно, и наоборот - третий этаж, четвертый подъезд.

- Что ж, начнем с третьего подъезда, - ответил Фридрих, направляясь к обшарпанной двери, и Марта без особой охоты последовала за ним.

Домофона не оказалось вовсе - как и света на половине лестничных пролетов (Фридрих, естественно, не стал пользоваться лифтом, рассудив, что подъем на четвертый этаж не будет непосильным и для его спутницы). По своей архитектуре дом напоминал общежитие - коим в свое время и был. Его маленькие неуютные квартиры, некоторые даже без кухонь, стоили очень дешево, особенно с учетом городской программы жилищных субсидий, и Власов не нашел ничего невероятного в том, что молодой человек, хорошо владевший востребованной профессией программиста, смог приобрести квартиру в таком доме, еще будучи студентом. Программирование - это та область, где можно начать хорошо зарабатывать задолго до получения официального диплома. Менее вероятным казалось другое - что за прошедшие с тех пор несколько лет тот же программист не заработал себе на жилье получше. Хотя бывают, конечно, рехнерспециалисты, особенно среди молодежи, согласные жить в любом сарае, лишь бы там не было проблем с электричеством и достпом в REIN...

Фридриху повезло: на четвертом этаже свет был, и более того - Марта сразу узнала коричневую, лишенную всякой обивки дверь (глазка в коей тоже не было). Пластмассовый корпус стандартного звонка был сломан и косо висел на квадратной кнопке.

- Ну, я пойду? - осведомилась девушка, когда Власов протянул руку к звонку.

- Подождите на лестнице, - ответил Фридрих. - Может быть, его здесь нет.

На всякий случай он все же нащупал в кармане "стечкин", а затем требовательно позвонил. Потом еще и еще. Никакой реакции; в квартире стояла мертвая тишина.

Фридрих постарался представить, куда выходят окна квартиры и был ли в них свет. Выходило, что на обратную сторону дома - от подъезда их было не видно.

- Марта, могу я вас попросить? - негромко окликнул Фридрих, отступив на лестницу. - Посмотрите с улицы, есть ли у него свет в окнах.

Конечно, отсутствие света ничего бы не доказывало - если в квартире кто-то был, он мог погасить свет после первого же звонка. Зато наличие света сказало бы о многом. К тому же Фридрих решил отослать Марту, чтобы без помех поговорить с Лемке, не утруждая себя KMD-морзянкой.