Вторая мировая война - Энтони Бивор

В конечном итоге конференция в Квебеке – «Октагон» – прошла вовсе не так плохо, как опасался Брук. Удивительно, но и сам Брук склонялся к поддержке стратегии Черчилля относительно Вены, хотя позже ему было стыдно за такие колебания. Что еще более удивительно – это то, что генерал Маршалл предложил десантные суда для высадки у Триеста, хотя американцы и отказывались участвовать в кампании на юге Центральной Европы.

Однако напряжение возросло, когда адмирал Кинг заявил, что не желает, чтобы Королевские ВМС, в тот момент лишь незначительно участвующие в боевых действиях в западных водах, приняли на себя более весомую роль на Тихом океане. Он не без оснований подозревал, что Черчилль стремился восстановить британские колониальные владения, а потому и хочет, чтобы его флот играл ведущую роль на Дальнем Востоке. Однако Кинг вел себя настолько агрессивно на заседании начальников штабов союзников – он даже назвал Королевские ВМС «обузой», – что даже потерял поддержку генерала Маршалла и адмирала Лихи.

15 сентября Рузвельт и Черчилль согласились с планом министра финансов США Генри Моргентау расчленить Германию и превратить ее «в страну преимущественно аграрную» – одно из самых плохо продуманных решений за всю войну. Черчилль, впервые услышав об этом плане, выразил негодование, но когда встал вопрос о соглашении по ленд-лизу на сумму 6,5 млрд долларов, согласился с планом.

Непреклонным противником плана Моргентау был Энтони Иден. Брук тоже был в ужасе. Он предвидел, что демократическому Западу Германия будет необходима в качестве форпоста в борьбе с советской угрозой. К счастью, позже Рузвельт пришел в чувство, правда, только после резких нападок в американской прессе. Но вернуть уже ничего нельзя было, вред был причинен. Геббельсу был преподнесен пропагандистский подарок, который помог внушать немцам, что от западных союзников им следует ждать милости не больше, чем от Советского Союза. Когда впоследствии оккупационные власти западных союзников расклеили листовки генерала Эйзенхауэра, заявляющие, что «мы пришли как завоеватели, но не как угнетатели», немецкое население читало их «открыв рот» от удивления.

В Квебеке очень мало говорилось об отношениях с СССР, куда Черчилль должен был скоро отправиться на вторую Московскую конференцию, и удивительно мало о Польше и варшавском восстании, которое все еще продолжалось. Мнения Черчилля и Рузвельта о Сталине и его режиме значительно расходились. Рузвельта не интересовали послевоенные угрозы. Он был уверен, что очарует Сталина, и сказал, что такая многонациональная страна, как Советский Союз, распадется, как только будет побежден общий враг – Германия. Черчилль, со своей стороны, хоть и был ужасно непоследователен во многих вопросах, видел в оккупации Центральной и Южной Европы Красной Армией главную угрозу миру в послевоенный период. И теперь, когда он понимал, как мало шансов завладеть ими посредством продвижения к северо-востоку от Италии, он совершил один из самых скандальных и неуклюжих поступков в истории дипломатии в стиле германской «реаль-политик».

Вечером 9 октября Черчилль и Сталин встретились в кабинете Сталина в Кремле в присутствии только переводчиков. Черчилль приступил к переговорам, предложив начать их с «самого утомительного вопроса – о Польше». Попытка премьер-министра расположить к себе деспота была довольно неуклюжей. Чувствовалось, что Сталин очень обрадовался, понимая, что произойдет. Черчилль затем сказал, что послевоенная восточная граница Польши была «установлена» в Тегеране без консультаций с польским эмигрантским правительством. Это случилось потому, что Рузвельт не хотел разочаровывать своих польских избирателей до президентских выборов. Когда премьер-министр Миколайчик узнал об этом на встрече, состоявшейся по настоянию Черчилля, то был глубоко этим потрясен. Он отверг все доводы и даже угрозы Черчилля, которыми тот пытался заставить его признать «линию Керзона» в качестве восточной границы. Вскоре он ушел в отставку. Сталин игнорировал протесты эмигрантского правительства. Настоящим правительством Польши на тот момент были «люблинские» поляки. На его стороне была Первая армия Войска Польского под командованием генерала Зигмунта Берлинга, хотя многие ее командиры из числа офицеров Красной Армии понимали иронию происходящего, когда им приходилось притворяться поляками. Дело в том, что в отличие от корпуса генерала Андерса, они находились на польской территории. Реальная власть и есть закон, и это Сталин знал очень хорошо. Знал это и Черчилль, продолжая делать хорошую мину при плохой игре.

Когда речь зашла о Балканах, Черчилль представил то, что он называл «неудобным» документом, который позже стал известен как «процентное соглашение». Это был список стран с предлагаемым разделением влияния в них Советского Союза и западных союзников.

Румыния: Россия – 90 %; остальные – 10 %.

Греция: Англия (совместно с США) – 90 %; Россия – 10 %.

Югославия: 50 % на 50 %.

Болгария: Россия – 75 %; остальные – 25 %.

Сталин внимательно просмотрел бумагу, затем увеличил долю Советов в Болгарии до 90 % и в левом верхнем углу поставил «птичку» своим знаменитым синим карандашом, затем подвинул бумагу через стол Черчиллю. Черчилль довольно робко заметил, что «могут подумать, что это очень цинично – распоряжаться такими вопросами, судьбоносными для миллионов людей, в такой пренебрежительной манере. Не лучше ли сжечь этот листок?»

«Нет, оставьте себе», – небрежно ответил Сталин. Черчилль сложил его и положил в карман.

Премьер-министр пригласил Сталина на обед в британское посольство, и тот согласился, к искреннему удивлению официальных лиц в Кремле. Впервые за все время вождь решил посетить иностранное посольство. За обедом разговор вертелся в основном вокруг Балкан и Центральной Европы. Когда подавали одно из блюд, гости услышали раскаты артиллерийского салюта в честь взятия города Сегед в Венгрии. В послеобеденной речи Черчилль вернулся к вопросу о Польше: «Англия вступила в войну ради сохранения свободы и независимости Польши, – сказал он. – У англичан есть моральная ответственность по отношению к народу Польши и его духовным ценностям. Важно то, что Польша – католическая страна. Мы не можем позволить, чтобы развитие событий внутри страны осложнило отношения с Ватиканом».

«А сколько у папы римского дивизий?» – перебил Сталин. Это единственное замечание, ставшее теперь знаменитым, показало, что Сталин умел крепко держать то, что ухватил. Оккупация Польши Красной Армией автоматически вела к приходу к власти правительства, «дружественного Советскому Союзу». К большому удивлению, Черчилль, несмотря на весь свой внутренний антибольшевизм, тем не менее полагал, что его поездка в Советский Союз была очень успешной, и что Сталин его уважает и даже симпатизирует ему. Временами он так же обманывался, как и Рузвельт.

Однако Черчилль, по крайней мере, получил согласие Сталина на интервенцию англичан в Грецию, чтобы спасти ее от «большевистского потопа», как он позднее выразился. IIIкорпус генерал-лейтенанта Рональда Скоби должен был находиться в готовности, чтобы предотвратить любую попытку захвата власти в стране силами Фронта национального освобождения ЭАМ-ЭЛАС, где преобладали коммунисты, как только немецкие войска покинут территорию Греции. Черчилль, питавший самые добрые чувства к греческой королевской семье, намеревался создать в Афинах правительство, дружественное Великобритании.

Хотя фельдмаршал Брук и обсудил военную обстановку с генералом Антоновым, зам. начальника Генштаба и членом Ставки Верховного Главнокомандования, и другими советскими военачальниками, тема поражения вермахта не затрагивалась лидерами ни в Квебеке, ни в Москве. Рейх атаковали теперь с двух сторон. В дополнение к «Западному валу», немцам было приказано теперь соорудить и «Восточный вал». Гауляйтер Эрих Кох и руководство нацистской партии в Восточной Пруссии мобилизовали большую часть взрослого населения – и мужчин и женщин – на оборонительные земляные работы. С армией не советовались, поэтому большая часть этих работ была совершенно бесполезна.

5 октября Красная Армия начала наступление на Мемель. Приказ об эвакуации гражданского населения поступил только через два дня, потом был отменен. Коху не понравилась мысль об эвакуации, и Гитлер поддержал его: эвакуация подала бы пораженческий пример всему остальному рейху. Началась паника, в результате которой многие женщины и дети оказались отрезанными в Мемеле. Некоторые утонули в Немане, пытаясь бежать из горящего разрушенного города.

16 октября Ставка ВГК отдала приказ Третьму Белорусскому фронту генерала Черняховского начать наступление на Восточную Пруссию на участке между Эбенроде и Гольдапом. Гудериан перебросил туда танковые подкрепления, чтобы отбросить назад советские войска. После того как советские войска отступили, были обнаружены следы зверств по отношению к гражданскому населению. В деревне Неммерсдорф были изнасилованы и убиты женщины и девушки, а тела некоторых жертв, по слухам, были распяты на дверях амбаров. Геббельс послал туда фотографов. Переполненный праведным гневом, он не упускал возможности показать немецкому народу, почему они должны воевать до конца. Поначалу казалось, что его усилия приводят к нулевому результату. Но когда через три месяца началось настоящее вторжение в Пруссию, снимки, опубликованные в нацистской прессе, стали всплывать в памяти людей.